Уилфрид побледнел. Они с Кароль попались в ловушку. Он натянул пижамные брюки.

— Уилфрид, вы слышите? Что это?

— Войдите.

Она повиновалась. Он бросил быстрый взгляд на кружева ее ночной рубашки.

— Такое впечатление, что эти машины едут сюда. Они уже на дорожке возле дома.

Почти шепотом Уилфрид сказал:

— Они едут сюда. Три машины. Это Омер.

— Он не в Италии?

— Он возвращается оттуда. На обратном пути заехал сюда и проведет ночь здесь.

Кароль побелела также, как и он.

— Что же нам делать, Уилфрид?

— Поскольку они были в Италии, может, им ничего не известно.

— Но что они подумают, когда увидят нас здесь вдвоем?

— Пусть думают, что хотят. Это неважно. Когда они уедут, мы тоже уедем, только в другую сторону.

— А если они знают?

— Если знают, мы испробуем на них действие правды. Ведь вы все продолжаете верить в нее, в ее силу, не так ли? Увидите, как они посмеются над этим. Это вас должно убедить.

Послышались голоса. Кто-то открывал отчаянно скрипевшие ворота. Свет фар ударил в ставни, осветив комнату.

— Возвращайтесь к себе и ложитесь. Я их встречу.

Глаза ее затуманились от выступивших слез. Он коснулся ее руки. Внизу захлопали дверцы машин, раздался мужской и женский смех. Ее рука была горячей.

— Бегите, Кароль, бегите быстрее.

Он подтолкнул ее к двери. А Омер орал уже во все стороны:

— Дамы и господа, неприятная новость, исчез ключ!

Вся компания разразилась фонтаном восклицаний. Уилфрид, чуть заметно дрожащей рукой, распахнул ставни в своей комнате и показался в оконном проеме.

Все, оторопев, повернули головы к нему. Омер вздрогнул от неожиданности, потом, как комик на эстраде, скрестил на груди руки, и этот жест тут же успокоил Уилфрида.

— Вот это да! Захватчик! Уилфрид! Какого черта ты здесь делаешь, презренный любитель американских забегаловок?

Уилфрид машинально подхватил эту манеру развязного разговора, который в этой компании считался своего рода визитной карточкой.

— Я сплю. В такой час я, как тот генерал, который хочет спать и умереть в своей кровати. Короче, я сплю.

Омер был на седьмом небе.

— И спишь ты один?

— Да, мсье.

— Кто это? — спросила какая-то брюнетка в белом летнем пальто.

— Это же Уилфрид! — закудахтал лысый господин, жирный и красный. — Эй, Уилфрид!

— Привет, Брюно, — узнал его Уилфрид, перегнувшись для этого через подоконник.

— Это еще не все, — ответил Омер. — Напяливай-ка трусы и спускайся, открывай нам.

— Пусть идет голым, — вопил лысый, — голым!

Уилфрид закрыл окно и медленно вытер рукой вспотевший лоб. Кароль окликнула его из коридора:

— Они ничего не знают?

— Во всяком случае, по их виду этого не скажешь.

Внизу уже вовсю дубасили в дверь. Вздыхая, Уилфрид спустился, повернул ключ в замке и тут же утонул в приветствиях, хохоте, шелесте женских платьев, запахе духов.

— Вот он, Уилфрид, которого мы видели в окне, собственной персоной, — тоном зазывалы сообщал Омер. — Это — Люси. Вон та — Эдвидж. Эта, высокая, — Валери. А та, что качается, — это Черная Молли, черная, как ночь, есть такая аквариумная рыбка, так же называется. Косоглазую зовут Нэнси…

Женщины со смехом отнекивались.

— Брюно ты уже знаешь — это животное. Вот Фрэнк. Затем Лелио, он сбежал из своей родной Италии, где его разыскивали, чтобы убить. Он знаменит осквернением религиозных святынь, контрабандой и прочей ерундой.

Тот, кого назвали Лелио, прыснул от смеха, уткнувшись в грудь Черной Молли, женщины в белом пальто.

— Где винный погреб? — горланил Фрэнк.

— Брюно тебе покажет. И принесите шампанского, море шампанского!

Омер оттащил Уилфрида в сторону:

— Не смущайся. Ты хорошо сделал, что приехал.

— Я думал, ты в Италии.

— Италия не может длиться вечно, как и все. Я жутко рад тебя видеть. Теперь скажи мне, с кем ты приехал.

— Ни с кем.

— Невозможно.

— Почему?

— Потому что женщины еще ходят с дамскими сумочками, а я заметил одну такую, торжественно лежащую на столе. Если бы я не был джентльменом, я порылся бы в ней, а потом раструбил бы на всех перекрестках имя и фамилию твоей подружки.

Уилфрид заставил себя улыбнуться.

— Но ты же джентльмен.

— Вот именно. Я ее знаю?

Уилфрид не отвечал, лихорадочно соображая, чем все это может кончиться.

— Я ее знаю?

— Послушай, Омер, это совсем не то, что ты думаешь.

— Как, это не женщина! Так что же, эта сумочка принадлежит полисмену?

— Омер! Омер! — скандировали гости.

Омер грубо отмахнулся от них.

— Я догадался, Уилфрид. Да, да, я догадался. О твоем странном поведении. У тебя неплохой вкус. Поскольку ты не поднимаешь глаз от пола, я делаю вывод, что это — жена одного из твоих друзей. Самого лучшего, может быть? Я чрезвычайно счастлив и горд иметь среди своих гостей очаровательную, утонченную, самую ослепительную блондинку, прелестную мадам Эйдер. Кароль, если память мне не изменяет, мадам Эйдер.

Уилфрид схватил его за руку.

— Омер, умоляю тебя!

Омеру не понравилось, что его шутка не имела успеха.

— О, извини, Уилфрид! Извини! Ты влюблен. Да, да, трагическое лицо, изменившийся голос, это никого не введет в заблуждение. В отличие от мадам Эйдер. За твою любовь и прими мои поздравления.

— Клянусь тебе.

— Что ты не спал с ней?

Глаза Омера, скрытые стеклами очков, ликовали. Уилфрид раздосадовано вздохнул:

— Я с ней не спал.

— А что же ты делал с этой дамочкой? Играл в карты?

— Ты даже не представляешь, как близок ты к истине.

Омер поморщился:

— Это не смешно, Уилфрид. Совсем не смешно. Говори это кому угодно, только не мне. Ты, пожалуй, обставишь и Тристана с Изольдой. Только в этом доме нет меча.

Уилфрид посмотрел ему прямо в глаза:

— Да все равно, думай что хочешь! Только…

— Только что?

— Джентльмен?

— Джентльмен! Конечно!

Он состроил равнодушную мину и пожал плечами, явно забавляясь:

— Бедняга, Уилфрид! Я тоже однажды был влюблен. В четырнадцать лет. И больше это не возвращалось. Я заставил любовь бояться меня.

Он нагнулся, спасаясь от артиллерийского залпа пробкой шампанского, который произвел Брюно, целясь в них.

— Бокалы! Бокалы!

— В буфете.

— Музыку!

— Будьте любезны, мсье Уилфрид?

— Мадемуазель?

— Нэнси. Я не танцую с мужчинами, так небрежно одетыми. Мне больше нравится видеть их голыми, либо в смокингах.

— Омер, у тебя нет пластинок с твистом?

— Прошу прощения, но когда я был в этом добром стареньком домишке в последний раз, твиста еще и в помине не было.

— И потом, вам это не по возрасту. Вы должны танцевать только танго.

— Очаровательная Валери! Дорогая! Вы знаете, что здесь находится еще одна дама?

— Дама?

— Да, Валери. Уилфрид до ужаса боится спать один. Он боится темноты.

— Ее можно увидеть?

— Она спит.

— О ком вы говорите?

— Уважаемый Фрэнк, там наверху дама, она лежит в кровати, обнаженная, она ждет вас, она сгорает желанием. Так ведь Омер?

— Это не совсем так.

— Женщина?

— Вы их никогда не видели, Фрэнк?

— Омер, попросите ее спуститься. Она там, наверное, умирает от скуки, задыхаясь, как сэндвич меж душных одеял.

— Попросите Уилфрида. Этот сэндвич принадлежит ему.

— Сейчас. Уилфрид?

— Да?

— Я — Фрэнк.

— Еще раз добрый вечер, Фрэнк.

— Я узнал, что у нас там, наверху, спящая красавица? Если вы на самом деле прекрасный принц, как все о вас говорят, быстренько сбегайте за ней.

— Это бесполезно.

— Почему? Вы не осмеливаетесь ее нам показать?

— Нэнси! — воскликнул Омер. — Относитесь уважительнее к Кароль. Она могла бы быть, по крайней мере, вашей старшей сестрой.

— В самом деле? Но все равно, ей же не пятьдесят лет!

— Недавно исполнилось сорок, — уточнил Омер.