было. Именно он узнал о ее болезни, я тогда был в Майерсе. Но он удивил

всех нас, когда оказался очень стойким и был с ней всегда, даже, когда ей

было очень плохо.

- Наверное, для тебя это было еще труднее, - сказала я. – Находиться

вдалеке…

- Я вернулся домой, когда ей стало хуже. Но я с самого начала

ненавидел эту ситуацию – ужасно быть запертым, когда твоя семья страдает,

а ты не можешь быть рядом из-за собственной глупости. Когда меня

выпустили, я точно знал, что никогда не совершу такой же ошибки снова. Я

должен быть рядом, если что-то случится еще с кем-нибудь.

Официантка подошла к нашему столу с подносом, и мой желудок

сжался, хоть я и не была голодна. Она поставила перед нами тарелки,

спросила, не хотим ли мы чего-то еще, а затем, шаркая, ушла.

- Вот увидишь, - Уэс кивнул на мою тарелку, - это просто взорвет тебе

мозг.

Я посмотрела на него с усмешкой.

- Это вафли, а не второе пришествие.

- Не суди, пока не попробуешь, - заметил он. Я добавила немного масла

на вафлю, затем полила сиропом и отрезала кусочек. Уэс внимательно

наблюдал за мной, пока я подносила вилку ко рту. Он не принимался за свою

еду, ожидая моей реакции. И, знаете, он ее получил. Потому что эта вафля

была хороша. Действительно хороша, черт ее побери!

- Так и знал, - указал он на меня вилкой, очевидно, прочитав мои

мысли. – Не второе пришествие, но нечто похожее, а?

Я положила в рот еще один кусочек, готовая с ним согласиться.

Вспомнив кое-что, я улыбнулась.

- Что?

Опустив взгляд в тарелку, я призналась:

- Ты мне напомнил папу сейчас.

Уэс тоже откусил от вафли, ожидая продолжения.

- Мы никогда не ходили в церковь, хотя мама считала, что нам нужно

это делать, и чувствовала вину за то, что в свое время не убедила нас. А папа

любил готовить завтраки по воскресеньям и всегда говорил, что это его

личная служба, а кухня – его церковь. Он обычно готовил яичницу, бекон,

бисквиты и…

- Вафли, - закончил за меня Уэс. Я кивнула, в горле что-то сжалось. Как

неловко, подумала я, сидеть в «Мире вафель» и вспоминать папу – но, опять

же, рядом со мной был друг, которому можно было доверять! Папе, должно

быть, нравилось это место.

- А мама, - внезапно произнес Уэс, макая кусочек вафли в сироп, -

привела меня сюда, именно так я и узнал об этом месте. Мы остановились

тут однажды, когда возвращались из Гринсборо, где навещали бабушку, а

потом привыкли и стали заезжать постоянно. Даже когда она полюбила всю

эту чепуху о здоровом питании. Маме очень нравились бельгийские вафли со

взбитыми сливками и клубникой, и она съедала все до последней крошки, а

потом всю дорогу до дома жаловалась, что потолстела на пять килограммов.

Я улыбнулась, комок в горле растворился.

- Разве это не странно, как ты запоминаешь маленькие детали о том,

кто ушел?

- Что ты имеешь в виду?

- Когда умер папа, - откусила я еще немного вафли, - мне было трудно

даже думать о чем-то, кроме того дня. Прошло очень много времени, прежде

чем я смогла вспоминать какие-то смешные моменты или вообще что-то,

связанное с ним.

Уэс начал кивать, не успела я закончить свою фразу.

- Это даже хуже, чем когда человек болеет долгое время. Ты

забываешь, что он вообще был здоров когда-то. Время – странная штука, а

жизнь – тем более. Ты можешь ждать чего-то, готовиться к этому, но ничто

не поможет, когда это случится, и произошедшее все равно ударит со всей

силой.

- В последние месяцы я едва сумела начать вспоминать что-то хорошее.

Сейчас мне поверить сложно, что это не всплыло в моей памяти раньше, и

тогда я все забыла!

- Ты не забыла, - покачал Уэс головой, - и никогда не забывала. Просто

в тот момент ты не готова была к этим воспоминаниям. А сейчас ты стала

сильнее и выпустила их, позволила себе вернуться в то время.

Я раздумывала над его словами, доедая вафлю.

- Наверное, ты прав. В самом начале думать о нем вообще было

непросто, ведь мама решила отдраить весь дом и выбросить все папины

вещи. Понимаешь, абсолютно все! И его как будто никогда не существовало.

- У нас дома все не так. Мама везде. Делия убрала большую часть ее

вещей в коробки, но тогда она так переживала, что не стала заканчивать с

этим, так что одно из маминых пальто висит в шкафу, а пара туфель стоит на

обувной полке. И мы постоянно находим ее списки.

- Списки?

- Ну да, - он мягко улыбнулся, глядя на стол. – Она любила держать все

под контролем и записывала все: что нужно купить в магазине, кому

перезвонить, что сделать сегодня, завтра и на этой неделе… А потом она

забывала куда их положила, и, спустя некоторое время, они обнаруживались

везде. Это как голос, зовущий тебя сквозь года.

- Должно быть, это странно, - заметила я, но тут же поняла, что это

может звучать неправильно, - или, наоборот, хорошо.

- И то, и другое. Берта это бесит, но мне нравится. Можно посмотреть и

вспомнить, сделал ли ты то, что она записала в свой список, например.

Иногда даже бывает полезно. Прибираешься ты дома – и находишь

напоминание о том, что надо позвонить тетушке Сильвии, с которой давно не

общался, - он пожал плечами, смутившись. – Так что я их не выбрасываю.

- Понимаю. Я и сама делаю нечто похожее.

- Правда? – удивился Уэс.

- Да. Папе очень нравилось делать покупки в телевизионном магазине,

и они приходили даже после его смерти, потому что он получил статус

золотого клиента. Мама хотела избавиться от них, но я не позволила ей это

сделать, и все эти вещи так и лежат у меня. Например, какой-нибудь…

- Помощник по хозяйству, - подсказал Уэс.

- Ты знаешь о нем?

- Разумеется, - расхохотался он, - эту рекламу знают все. А вообще-то

мне всегда хотелось иметь что-нибудь эдакое, - он помахал в воздухе рукой.

– Упорядочиватель какой-нибудь, который сортировал бы вещи в шкафу.

- Так закажи, - хихикнула я.

- Ну уж нет. Опасаюсь я их.

- Как и я. Просто они приходят вот так, это словно папа все еще

продолжает их заказывать, понимаешь? Будто он все еще рядом.

- Да, может быть. Может все эти вещи…

- Они?.. – я ждала продолжения.

- Может, они значат что-то большее. Никогда нельзя знать наверняка.

Я бросила взгляд за окно, где фары автомобилей рассекали темноту.

Стрелки часов на стене уже показывали за полночь, но, судя по шоссе, не

спали очень многие. В кафе тоже уже было не так пустынно – здесь сидели

семьи с сонными детишками, в отдельной кабинке сидела пара примерно

нашего возраста, разглядывая карту и решая, куда ехать дальше. А мы с

Уэсом просто сидели и сидели, говорили обо всем на свете и ни о чем. Не

помню, когда я в последний раз говорила так много. Может быть, никогда.

Я опередила Кристи и Монику на десять минут. Стелла спала, и в окно

я видела, как машина останавливается напротив калитки и девчонки выходят

наружу, машут парням на прощание, а затем, держа обувь в руках, крадутся к

дому. Когда они вошли в комнату, я уже разворачивала спальный мешок,

который Кристи приготовила для меня, и успела переодеться в пижаму.

Увидев, что я еще не сплю, подруга явно удивилась.

- Удачный вечер? – поинтересовалась я, пока она стягивала юбку и топ

и влезала в безразмерную футболку и пару боксерских шор.

- Нет, - она села на край кровати, взяла ватный тампон и очищающее

молочко и стала стирать макияж. Когда половина лица освободилась от

косметики, Кристи посмотрела на меня. – Скажу так: Шерман, бывший в

отключке большую часть времени, был лучшей частью вечера. А эти