Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И если бы не было такого контраста с сестрой. Неподражаемо красивой сестрой.

Конфликт с сестрой зародился уже тогда, когда у детей хоть в теории может возникнуть конфликт. Карима была единственная, кого не интересовали особенности Ими и которая считала, что имеет право залезать к сестре в манеж. У Каримы не было злых провокационных умыслов: она искренне полагала, что поступает справедливо и безобидно. Таким экспериментатором-авантюристом она осталась до сих пор. С Ими тогда всё заканчивалось либо дракой, либо истерикой, но Карима всегда выходила сухой из воды с искренним выражением непонимания и огорчения на лице.

Подсознательно Ими невзлюбила сестру ещё и прежде. Наверное, Карима испытала холод к холодной сестре тоже прежде, но обе они были ещё маленькими, чтобы это понять.

Между ними всегда жила конкуренция. Имтизаль очень привязалась к братьям, и те отвечали ей взаимностью. Не ускользнуло это и от Каримы. Не ускользнула от неё и озадаченность родителей, их забота о странной дочери. Нельзя утверждать, что Карима умышленно отбивала у сестры семью, но для Имтизаль всё выглядело именно так: каждое появление Каримы Ими воспринимала с угрюмой злостью, особенной злостью – злостью, вызванной лицемерием. Ими видела сестру не так, как все. Ими считала Кариму глупой, крайне глупой, двуликой, неискренней и наигранной; наверное, потому что ей самой никогда не была присуща (даже во взрослой жизни) даже отдалённая форма кокетства. И поскольку Имтизаль не могла никогда понять жеманство, она всегда приписывала его к самовлюблённости и лицемерию.

Конкуренция была внутренней и внешне никогда не проявлялась, потому что ответных ходов Ими никогда не предпринимала. Она не знала, что такое ревность. Её любовь к семье всегда была какой-то сверхплатонической, сверхвнутренней и бесконтактной: Ими не испытывала никакой необходимости в общении с братьями или родителями, и общалась с ними только по их инициативе. Самой же ей всегда было достаточно только знать, что родные люди где-то рядом и с ними всё в порядке; только видеть их и иметь возможность держать их в поле своего зрения.

Трогательны были отношения к ней братьев, которые всегда очень яростно защищали сестру, если кто-то из детей друзей семьи (или из самих же друзей) посягал на её личное пространство и зону комфорта. Не менее трогательно за них вступалась она (в чём, впрочем, необходимости никогда не было), если у мальчиков доходило дело до драки. Когда же братья ссорились друг с другом, снова появлялась она и садилась где-то поблизости, с ужасом смотря на территорию риска, и, чаще всего, они оба быстро притихали, лишь бы не пугать сестру и лишь бы она не нервничала.

Но она знала, за кого бы заступилась.

Было у неё ещё одно качество, которое поначалу проявлялось только в мелочах, но с возрастом начало приносить хозяйке немало пользы. У Ими была невероятно развита интуиция. Имтизаль всегда чувствовала, что и когда нужно сделать, и поначалу это проявлялось в её слежках, ведь нужно было как-то самой оставаться незамеченной. И она всегда знала, когда отвести взгляд, знала и отводила за секунды, за доли секунды до того, как человек бы оглянулся. Если она, проснувшись ночью и спрятав фонарик под одеялом, чтобы не разбудить сестру светом, читала что-нибудь, она всегда знала, когда всё отложить и притвориться спящей до того, как в комнату кто-то зайдёт. Позже Ими как-то рискнула читать по вечерам даже при ещё бодрствующей Кариме и не прогадала: сестра не сдала. Карима только пренебрежительно пожала плечами и пообещала Имтизаль, что отец всё равно увидит свет.

Но он так и не увидел.

Позже Ими не раз видела вещие сны, только поначалу она их не запоминала. Только тогда, когда событие происходило, истерзанная дежавю, она вспоминала, что уже видела это, видела во сне. Поэтому она стала учиться не забывать свои сны: поутру, не открывая глаз, проматывала плывущие образы в памяти, стараясь не упускать ни одной детали. Правда, толку от этих снов не было: то она предвидела приезд родственников из Марселя, то дождь, то опоздание отца с работы – иными словами, бытовые мелочи, о которых узнать можно было и другими способами, но саму её такие маленькие паранормальные явления приводили в восторг.

И, конечно же, ей везло. Ей везло всю жизнь, как будто что-то потустороннее расчищало перед ней дорогу и помогало замкнутому ребёнку удержаться в окружающем непонимании.

На ранчо она всё ещё иногда ездила (в группы свободного времяпровождения; в школу на ранчо она ходила регулярно, как и требовалось). Ранчо она любила, она привыкла к его атмосфере, ей очень нравился садик и очень нравилось исследовать маленьких психопатов. На ранчо Имтизаль поняла свою слабость к сумасшедшим: даже самый сложный, умный и загадочный, но психически здоровый человек никогда не мог вызвать в ней столько азарта, интереса и оживления, сколько порождал даже самый безобидный шизофреник. Если бы кроме семьи потребовалось выбрать ещё одну группу людей, которых не коснулась бы гибель человечества, Ими бы выбрала душевнобольных.

Перестали её оставлять на ранчо после одного инцидента.

Ранчо, где оставляли после школы детей до десяти лет, находилось на территории очень крупной психиатрической больницы. Эта территория походила на университетский кампус: там были гостиница, где проживали приезжие врачи и родственники иногородних пациентов; несколько корпусов самой клиники, в том числе «детский садик», прозванный ранчо; школы, от начальной до старшей; несколько игровых площадок для более взрослых больных и много-много других зданий и лужаек. Она считалась лучшей в штате, а возможно, не только в нём одном. И однажды Имтизаль выбралась за ограду и ушла со двора ранчо. Никто так и не понял, как ей это удалось, ведь контроль за детьми был на неподражаемо высоком уровне. Отсутствие девочки быстро заметили и забили тревогу по всей территории. Это привело к тому, что внимание к пациентам в других корпусах стало слабее: сотрудники были озадачены поиском пропавшего ребёнка. На всякий случай было решено закрыть корпусы и собрать в них всех пациентов, чтобы никто из них не нарвался на Имтизаль, но это было сделано в спешке, и один парень всё же сумел оказаться снаружи. Имтизаль невозмутимо бродила по территории пристанища психически неполноценных и, конечно же, нарвалась на неприятности. Неприятности, выраженные одним из этих самых психически неполноценных, тем самым парнем лет 17, неконтролируемым психопатом, который уже дважды пытался сбежать из больницы и оба раза бывал пойман. И теперь, когда он сидел за живой изгородью, куда стремительно спряталась и Имтизаль, завидевшая вдали санитаров, запаниковал. А паника у него сопровождалась полной потерей контроля и припадками. Он увидел её, а она, конечно, увидела его. Их зрительная беседа была недолгой, и оба поняли, что делать: Имтизаль рванула в обратную от психопата в сторону, и он – в ту же самую. Он думал только о том, что она может сдать его врачам, может закричать, может нашуметь, и его побег снова будет прерван.

Ошибка Ими была в том, что крика так и не последовало. Ими не любила не только разговаривать: любые собственные звуки её раздражали куда больше, чем звуки других людей. Наверное, поэтому она и научилась так бесшумно ходить, чем не раз до ужаса пугала отца. Была и другая причина: как бы Ими ни хотелось сбежать от преследователя, ещё больше ей хотелось, как и ему, не быть найденной санитарами.

Силы были не равны, итог предсказуем. Парень за несколько секунд догнал девочку, схватил её и увлёк глубже за кусты. Одной ладонью он сжал её скрученные за спиной руки, второй – плотно зажал рот. Ими билась и сопротивлялась как могла. Никогда ещё она не была так сильно напугана: мало того, что кто-то проявил такое возмутительное насилие в её адрес, мало того, что её личное пространство было нарушено наглее, чем когда-либо, мало того, что какой-то психопат её похитил, возбуждал в ней все асоциальные склонности к истерике и панике; самое главное, вместе со ртом он зажал ей и нос. Имтизаль задыхалась. Она истерично дёргалась из стороны в сторону, пытаясь высвободить запястья, она пыталась укусить ладонь агрессора, она пыталась извернуться и лягнуть его, пыталась уже даже нашуметь, но всё было тщетным. В какой-то момент она выдернула узкую ручку из-под его пальцев, схватила обломок ветки и воткнула парню в ногу, но не глубоко, скорее только поцарапала, – глубже она не успела, он уже оперативно повалил её на землю, насел сверху, и теперь она была полностью обездвижена. Она понимала, что умирает. Она никогда ещё не чувствовала себя настолько слабой и беспомощной, она чувствовала, как всё меньше в ней сил для столь неравной борьбы и как мучительно пытаются втянуть в себя кислород лёгкие, пытаются и не могут. Ей повезло, повезло, как и всегда: санитары, всё же, каким-то чудом вдруг решили изменить маршрут и пошли именно мимо этих роковых кустов, там они уже почувствовали возню и успели спасти ребёнка.

4
{"b":"269129","o":1}