Коварством, дерзостью венчанного царя;

Восстал вселенной бич...

«Вселенной бич» — своеобразный штамп для Наполеона в реакционных роялистских кругах того времени. Он был послан Франции за грех цареубийства, за восстание против «законного порядка». Эти мысли Пушкин мог слышать еще в раннем детстве в доме своего отца, где в гостях бывал сардинский посол Жозеф де Местр, французский эмигрант, один из крупнейших идеологов консерватизма. Таким образом, Пушкин следует здесь распространенной в то время традиции рассматривать власть Наполеона как явление производное, точнее даже тождественное Французской Революции: «Коварством, дерзостью венчанного царя».

В целом, поэт останется верен этой концепции и впоследствии.

Губителем Европы, мысленно кующим уже «новую цепь» для нее предстает Наполеон и в следующем стихотворении, написанным, скорее всего, в период «Ста дней» «Наполеон на Эльбе». В своих думах ссыльный император восклицает:

Страшись, о Галлия! Европа! мщенье, мщенье!

Рыдай — твой бич восстал — и все падет во прах,

Все сгибнет, и тогда, в всеобщем разрушенье,

Царем воссяду на гробах!

В этом стихотворении, как нам кажется, больше эмоций, чем в предыдущем.

Наполеон здесь действует как бы вне исторического контекста. Лишь счастье выступает здесь единственной причиной его побед, а его отсутствие — единственной причиной его поражения:

О счастье! Злобный обольститель,

И ты, как сладкий сон сокрылось от очей,

Средь бурей тайный мой хранитель

И верный пестун с юных дней!

И уже после второго отречения Пушкин пишет стихотворение «Принцу Оранскому», в котором воздает хвалу «мстителю за лилии Бурбона», низвергнувшему «ужас мира».

Таким образом, в лицейский период Пушкин следовал распространенной традиции в восприятии Наполеона. Во многом его отношение складывалось под впечатлением войны 1812 года, когда русским вообще трудно было судить о нем иначе, как о враге «Аттиле», «биче божием» и т.п. В такой оценке можно видеть и следование Пушкина традициям классицизма (все указанные стихотворения написаны в форме оды), где враг чаще всего оценивается подобным образом.

В это время, пожалуй, все лицеисты были едины во мнении, относительно Наполеона, характера его власти и правления. Это в целом неприязненное отношение к «корсиканскому выскочке» сочеталось тогда с верой в благодетельность правления русского царя. С именем Александра I в 1812—1815 еще связывались надежды на преодоление пороков крепостничества и политические реформы (не считая отдельных и довольно злых эпиграмм). Тем более, что он явился победителем «бича божия», принеся освобождение странам Европы от его «железного скипетра». Такое противопоставление двух правителей было характерно, как мы видим, для Кюхельбекера, не было чуждо оно и для Пушкина. В то время (лицейский период) он склонен был оценивать молодого царя именно в таком плане. В 1814 году он пишет (правда по заказу царедворцев) оду Александру I, в которой восхваляет его как, законного монарха, перед которым

...ветхую главу Европа приклонила,

Царя-спасителя колена окружила

Освобожденною от рабских уз рукой,

И власть мятежная исчезла пред тобой!

Началась вторая реставрация во Франции, ознаменовавшая собой стремление пострадавших от революции слоев общества восстановить феодальные порядки и привилегии. Крылатая фраза Наполеона «Бурбоны ничего не забыли и ничему не научились» находила отклик во все более широких кругах и не только во Франции.

В удушливую эпоху «Священного Союза» все с особым вниманием следили за событиями, разворачивавшимися на полуостровах южной Европы: на Иберийском — за португальским и испанским восстаниями, за движением карбонариев на Аппенинском, за греческим восстанием на Балканском полуострове. Эти события являлись как бы отголосками бурной эпохи Великой Французской революции и наполеоновских войн. В России это время — время освобождения от иллюзий по поводу либеральных настроений Александра I, эпоха аракчеевщины, но и время создания тайных обществ, которые выведут гвардию на Сенатскую площадь.

Общественное мнение (даже в таком виде как в России) не могло остаться в стороне от этих событий, а объяснения им искали как раз во влиянии недавних событий во Франции. Литераторы, мыслители, политики постоянно обращались и к фигуре императора французов, с тем, чтобы найти решение вставших пред ними проблем. Именно в это время он становится легендой, притом мысль уже не скована рамками сугубо политической целесообразности, впрочем, как и от представлений о персональных качествах Бонапарта. Он становится как бы воплощением эпохи, а его имя — нарицательным не только в качестве примера огромного честолюбия, но и как определенное социально-философское понятие. Так или иначе, интерес современников к деятельности Наполеона и его личности был потому столь высок, что, говоря словами одного из них, «его характер становился политической системой Европы».

Не мог остаться неизменным и взгляд Пушкина на Наполеона и его свершения. В знаменитой оде «Вольность» есть слова:

Восходит к смерти Людовик

В виду безмолвного потомства,

Главой развенчанной приник

К кровавой плахе Вероломства.

Молчит Закон — народ молчит,

Падет преступная секира...

И се — злодейская порфира

На галлах скованных лежит.

Здесь он также выступает против революционных преобразований, осуждая казнь Людовика XVI, следствием которой явилась тирания Наполеона (последние две строчки приведенного отрывка). Но главное здесь то, что Пушкин в данном произведении выступает уже не как защитник принципов монархизма, но как сторонник «Законов мощных сочетанья», он говорит здесь о благе гражданского общества, основанного именно на законе, а не на воле одного, пусть законного, монарха. И хотя имя Наполеона здесь прямо не упоминается, но строчки о «злодейской порфире» — служат подтверждением наших слов о влиянии образа Наполеона на идейную жизнь современной ему России и о той роли, которую этому образу отводили мыслители уже после того, как Наполеон ушел с политической арены.

Но, несмотря на все потоки крови, на порабощенную Францию и Европу, несмотря на то, что Наполеона «пленяло самовластье разочарованной красой», его имя Пушкин все же связывает со свободой. В этой связи хочется остановиться на строках, которыми поэт завершает стихотворение «Наполеон»:

Да будет омрачен позором

Тот малодушный, кто в сей день

Безумным возмутит укором

Его развенчанную тень!

Хвала!.. Он русскому народу

Высокий жребий указал

И миру вечную свободу

Из мрака ссылки завещал.

Хочется высказать предположение о том, что в это время Пушкин воздавал хвалу Наполеону, имея в виду не только то, что с его падением Европа избавилась от тирана. В тот период Пушкин видел в нем и некоторый политический символ, противопоставляя его современному состоянию России.

На юге, в 1824 году Пушкин написал еще одно стихотворение, в котором вновь касается наполеоновской темы — «Недвижный страж дремал на царственном пороге».

В этом стихотворении, с поистине гениальной краткостью он дает наиболее емкую характеристику Наполеону: «Мятежной вольности наследник и убийца».

Здесь уже виден Пушкин-историк, он, пожалуй, первым сформулировал в этой фразе смысл той концепции, которой будут придерживаться позже многие историки, изучающие данный период — Наполеон пришел к власти благодаря революции, но его правление положило конец этой революции. Напомним, что в то время господствовала иная концепция — Наполеон — это и есть революция. Эту тенденцию видеть в императоре французов порождение революции Ф.В. Ростопчин, с присущим ему остроумием, выразил в словах, сказанных в 1804 г. (год казни герцога Энгиенского): «Революция — пожар, французы — головешки, а Бонапарт — кочерга».