– Они не живые, в отличие от нас, – сказал Вик и удивился, потому что это была правда. – Они все равно что кондитерские фигурки.

– О нет! – рассмеялась Эдит. – Что я слышу? Зависть? Ты правда ревнуешь? Сдается мне, Вик, что да!

Но Вик испытывал не сколько зависть, сколько искреннее удивление. Как мочиться, если член все время эрегирован? Как мыться? Вопреки исходящей от бойцов силе жизни – от них прямо веяло ею, как от коней или других крупных животных, – казались они нереальными, пленниками собственных грез, добровольными воплощениями какой-то общественной идеи. Вик подумал, что «грезы» в любом случае не подходят. Грезы дешевы. Грезы повсеместны. Все бойцы прошли обработку у Дяди Зипа, но кто в гало ее не проходил? Кроме Мон, никто не рисковал жизнью ради грез. Но широкобедрая Эдит в лучшем своем взрослом наряде, такая довольная, какой редко бывала после тринадцати лет, не купилась на его подначки. Она заявила, что здесь арена, а не место политических дебатов. Прильнув к нему, она оглядывалась вокруг сияющими глазами, и Вик чувствовал отстраненное удовлетворение.

– Ты в восхищении, – заметил он.

Эдит искоса смерила его прагматичным и таинственным в одно и то же время взглядом.

– А ты проницателен, э? – проговорила она. И тут же они утонули в облаке корично-адреналинового запаха из молекулярного рекламного потока, который, обходя защиту неокортекса и действуя прямо на мозговой ствол, вынудил Эдит застонать от наслаждения.

– Хочу поставить! Хочу поставить!

Вечерние бои выдались крутыми, технически несложными, но исполненными неподдельного драматизма. Арену плотным туманом окутывал запах гемоглобина, пронизанный специфичными для каждого бойца химическими соединениями, традиционными производными алкопопов Древней Земли: «двух собак», «хопалуме», «желтой лихорадки» и старой доброй стандартной «альколы», популяризированной лично Джо Леони. Эдит была в восторге. Первые два бойца, на которых она поставила, победили: один за три с половиной минуты, другой за четыре; третий проигрывал, но она этого пока не заметила. Улучив момент ее хорошего настроения, Вик спросил:

– Ты этот дневник не видела? Старый дневник Эмиля?

Эдит рассеянно взглянула на него: свет нефтяных факелов расплескался по ее личику. Потом ответила:

– Господи, Вик, я не знаю, где он. А какая тебе разница?

– Я в Зону иду.

– Вик, ты в Зону еженедельно ходишь. Ты там работаешь.

Последний из бойцов, на которых поставила Эдит, свернулся калачиком на куче собственных кишок, и на этом вечер для него был окончен. Раны ему, казалось, доставляли наслаждение. Побежденного уволокли в синюю тень за пределами арены, публика проводила его добродушными подколками, а Эдит помотала головой, словно прочищая мозги, и внимательно взглянула на Вика.

– Ты меня сюда вытащил, чтобы спросить про дневник Эмиля? Ты поэтому меня пригласил? – Эдит рассмеялась. – Вик, господи, да зачем было деньги тратить! Я бы тебе дома сказала, тихой ночью, наедине, я бы тебе ответила нет, а потом Эмиль бы свалился с кровати, или наблевал, или стал задыхаться во сне, как это с ним в последнее время частенько бывает. – Она медленно, недоверчиво качала головой. – Вик, ты лузер.

– Послушай, – начал Вик, – я…

– Ты этим вечером хорошего секса лишился.

– Эдит…

Она быстро смешалась с толпой. Вик успел один раз высмотреть ее в людском потоке, а потом Эдит исчезла. В «Prêter Cur» свет вытворял странные штуки. Трудно было судить, что это за тень на краю поля зрения – обычная или теневик, гангстерский алгоритм с чувством юмора на подряде у жажды наживы. Вик Серотонин пожал плечами. Он не винил Эдит. Эдит сфокусирована; она понимает свои потребности, как, верно, никто другой. Со временем вернется. Вик купил программку и узнал, что в следующем поединке дерется его знакомый, парень со Стрэйнта, которого перекроили в паре дверей вниз по улице от бара Лив Хюлы. Судя по статистике, у парня неплохая реакция, и на него стоит поставить. Двадцатью минутами позже, в трех боях от попытки потешить самолюбие, Вик почувствовал, как его тянут за рукав, и опустил глаза: лейтенант Поли де Раада, Элис Нейлон, в маленьком пластиковом дождевике и красных «веллингтоновских» сапожках.

– Привет, Элис, – сказал Вик. – Хочешь мою удачу перебить?

Элис прибыла в компании двух-трех ребят Поли, которые одарили Серотонина задиристыми ухмылками. Выгнув шею, Элис заглянула на арену и поморщилась.

– И на кого ты поставил свои денежки в этом мутном деле, Вик? – поинтересовалась она; Вик пояснил, и Элис с профессиональным недоверием покачала головой.

– Похоже, что мы явились слишком поздно, чтобы спасти тебя от самого себя, – заключила она. Вик меж тем сложил из пальцев ствол и нацелился на ганпанков.

– Не тупите, – предупредил он.

Элис вздохнула.

– Поли говорит, чтоб ты отправлялся с нами, – не без сочувствия проинформировала она Вика. – Он сегодня не в лучшем виде.

Недалеко в толпе Ирэн-Мона, забавляясь, наблюдала за ними. Глаза у нее были зоркие, чуйка острая. В неверном свете «Prêter Cur» лицо ее казалось старше, и любой, кто знавал настоящую Ирэн, беглянку с планеты, куда редко залетали туристические корабли, углядел бы ее черты, тектонической структурой проявившиеся под обычными плоскостями и изгибами пакета Моны. Наверное, именно эта Ирэн заметила, как ускользает в толпу Эдит Бонавентура, а ей на смену тут же возникает Элис Нейлон, словно эти двое представляли единственную доступную Вику пару вариантов, стерегли развилку на пути одинокого странника. Наверное, именно эта Ирэн подумала: Легче войти в поток, девочка моя, чем выбраться из него; а вслух, Толстяку Антуану Месснеру, заметила:

– К Вику Серотонину вечно кто-нибудь да в очереди стоит.

– Вынужден с этим согласиться.

В «Prêter Cur» он соглашался почти со всеми репликами Ирэн. Она поневоле признавала, что Антуан рохля, но атмосфера боев заставляла его собственнически обнимать Ирэн за талию и покупать всякую дешевку. Рождала в нем желание секса. В сексе с Толстяком Антуаном Ирэн больше всего привлекал его непрофессионализм – какой Антуан неопытный, какой застенчивый. Она прижимала голову Толстяка к своей груди после его оргазма, а он, запыхавшись, распластавшись по кровати, мямлил:

– Ой, прости…

Она успокаивала его:

– Ш-ш, ш-ш, я всякий секс люблю, и такой тоже.

От реакции Антуана у нее теплело на душе до такой степени, что потом во сне Ирэн видела себя одной из альфа-самок Древней Земли.

Она проследила, как Элис Нейлон уводит Вика, и, сжав руку Толстяка Антуана, сказала:

– А знаешь, Вик мог бы нам помочь.

– Не хочу я Вика ни о чем просить, – напрягся Толстяк Антуан.

– Ну ладно, придется тогда как-то иначе деньги искать, – сказала она. – Может, продадим что-нибудь?

– Нет у меня ничего.

– Милый, у всех есть что-нибудь на продажу. Антуан, мы скоро станем успешны и счастливы! Но реальны. Куда бы мы ни направились, мы будем успешны и реальны, а наши решения – лучшими среди миллиона звезд. Я так люблю свою любовь! То есть, в смысле, так люблю свою жизнь, какой она станет – реальной, совсем как по телевизору показывают!

Говоря так, она рассуждала про себя: Но сперва придется его к Дяде Зипу сводить. Купит себе пакет, станет стройным, изящным, быстрым, как молния, во-от с такими руками, и чувственным; а в глубине души останется тем Антуаном, которого я знаю и люблю. Для меня он всегда останется Антуаном, который слишком быстро кончает и никак не поймет, что я его без труда прощаю, ведь я повидала все оргазмы на свете.

Часом позднее, когда Элис Нейлон и ганпанки конвоировали Вика в офис на задах клуба «Семирамида», Поли де Раад все еще сидел в кресле, в той же позе; казалось, что за истекшее время он вообще не пошевельнулся и ему стало хуже. Элис полагала, что он так уже не менее суток провел. Она носила ему напитки из бара, но обычного интереса выпивка у Поли не вызывала; фактически у него вообще ничто не вызывало интереса.