– Привет, Ирэн, – сказал Вик. – Хай, Толстяк Антуан! Клевый прикид!

Ему приходилось перекрикивать толпу.

– Почему бы не предложить мне сесть за ваш столик? – любезно осведомился он.

Ирэн с Антуаном переглянулись, посмотрели на Вика и промолчали. Вик всплеснул руками: ну что, дескать, поделаешь? – с таким видом, словно ответ парочки заглушила музыка, и все равно подсел к ним. Заказал себе выпить.

– И что, теперь все подряд на Поли работают, э?

– Это временная работа, Вик, – быстро ответил Толстяк Антуан, словно ожидал услышать такой вопрос.

– Это работа, – поправила Ирэн, искоса глянув на Вика. – Всем нужно работать. Не знаю, достаточно ли ясно я выразилась.

Ирэн сочла необходимым объяснить, что в нормальных обстоятельствах профессионал уровня Антуана нашел бы работу на верфи или в космопорту, но заказов на гражданских верфях не так-то много, как кажется.

– Он повсюду искал, ну и в конце концов я ему предложила попробовать тут. – Она напомнила Вику, что всем сейчас тяжело и на усыхающем рынке труда не всегда удается перебирать предложениями; к счастью, вовремя подвернулась вакансия у Поли де Раада. Она сказала, что считает Поли честным работодателем и на зарплату он, как всем известно, не скупится. Она сказала, что наилучшим подтверждением ее слов перед Виком может выступить новый пиджак Антуана. Правда, красивый?

Вик согласился, что подтверждение и впрямь веское.

– Мне там в общем-то нечем было заниматься, – резко перебил их Антуан, имея в виду бар Лив Хюлы. По его мнению, в этом и состояла проблема. – Но ведь мне только и требовалось, чтобы как-нибудь приспособиться…

– И все же, – сказал Вик, – разве ты не грустишь по тем веселым ночкам у Лив?

– Еще одно преимущество моего нынешнего положения в том, что меня называют просто по имени. Я предпочитаю, чтобы ко мне обращались именно так. А не Толстяк Антуан, как на некоторых стыковках.

– Я очень рад, что ты похудел, – ответил Вик.

Ирэн, с ее отточенными инстинктами и восприятием жизни Моны, Вик Серотонин казался котом, который гуляет сам по себе. Когда Вик осушил бокал и распрощался, куртуазно добавив в сторону Ирэн: «Ты бы этой ночью держала хвост пистолетом», Мона учуяла все, что сам Вик о себе и своем нервном напряжении не знал. Она следила, как Вик удаляется через толпу посетителей «Семирамиды» и задерживается на миг у дверей поговорить с Элис Нейлон. Она печально сказала себе:

– Я знавала миллион таких мужчин.

Ей пришлось признать, что темноволосый Вик, с его грустными, но решительными глазами, – само воплощение нью-нуэвского танго. Но он не разбирается в людях, да и в себе. Она иначе не могла объяснить. Кот, который гуляет сам по себе и при этом знает себя хуже, чем его самого – остальные. Она накрыла своей ладонью ладонь Толстяка Антуана.

– Вик Серотонин, – сказала она, – постигнет реальность мира, но слишком поздно, и поймет, что все мы в этом мире лишь гости.

Толстяк Антуан передернул плечами.

– Не надо нам про него думать.

Так он сигнализировал, что неплохо бы продолжить прерванный появлением Вика разговор. Тот же самый разговор, что и в любую другую ночь после гибели Джо Леони: о том, как они вскоре покинут Саудади и пустятся в новое странствие по гало, но на сей раз вместе. Как справедливо указывала Ирэн, это вполне естественный исход событий, ведь нужда в таком путешествии, по определению, впервые и свела их вместе.

– Я пыль стольких планет отряхнула с волос своих, почему бы и не этой? – восклицала Ирэн. – Джо бы этого хотел. О, я знаю, что он бы желал для меня такой судьбы! – Глаза ее лучились беспечным сиянием. – О Антуан, разве так не было бы лучше?

Антуана не слишком порадовал поворот беседы. Каждый раз, когда так получалось, он напоминал Ирэн, что в порту достаточно попутчиков лучше и богаче его, хотя, без сомнения, и сам Антуан в дни славы своей не уступал им. В ответ она всегда заявляла:

– Не надо принижать собственных достижений, Антуан!

Если он будет на себя наговаривать, предупреждала Ирэн, она его бросит. Она говорила, что ей очень повезло встретиться с таким достойным человеком, как Антуан, в жуткую ночь смерти Джо. Ирэн была известна непреклонным убеждением, что в жизни необходимо следовать велению сердца и не принижать собственных заслуг. Их ждет блестящее будущее, сказала Ирэн, и жаль, что люди вроде Вика сроду не отыщут пути туда.

Не подозревая о столь резких высказываниях в свой адрес, Вик Серотонин шел через Манитаун в сторону Корниша. Получасовая прогулка привела его в тень позади заброшенного причала, и он остановился, глядя на песок. Ни прилив, ни отлив: море сияло, будто там, совсем рядом с горизонтом, что-то происходило. У периметра Зоны Явления прибой приобрел фиолетовую окраску, а пенные волны загадочно пахли окислителями и гелем после бритья. Это место было похоже на опустевший танцзал.

Вик знавал такие места. Он выработал специфический нюх на места, застрявшие на полпути между городом и Зоной Явления. Но тут ничего не почувствовал, только решил, что никого этим путем не поведет. Вику маршрут не понравился. И как путь отхода тоже не приглянулся. Он закурил. Он стал смотреть и слушать. За его спиной, исторгая облачка пара в прохладный воздух, шумно дышали рикши на парковке кафе «Прибой», формой как надтреснутая ракушка. В бар подтягивались клиенты, посмеиваясь и отмахиваясь от запутавшейся в волосах рекламы. Каждый раз, как открывалась дверь, наружу вылетали звуки музыки. Вик такой музыки не любил, но все равно зашел.

Покинув заведение часом позже, он не узнал ничего нового. Имитация декора Сандры Шэн. Зал со стоячими местами. Переполненные пепельницы, заваленные использованными салфетками столики, полупустые подносы да бутылки из-под пива «Жираф». С кухни тянуло готовкой. Под красной неоновой вывеской «ЖИВАЯ МУЗЫКА ВСЮ НОЧЬ» непритязательная парочка музыкантов без устали бибопила ремиксы сентиментальных хитов прошлого года. В туалет было не протолкнуться: оттуда все время кто-то выходил. Вик прислонился к барной стойке, послушал джаз и покачал головой, потом резко развернулся на пятках и протолкался к двери. Если тут что-то и творится, то он не понял, что именно.

Он взял рикшу назад в город и попросил девушку притормозить рядом с детективным агентством в верхнем городе, на перекрестке Юнимент и По, где работал Лэнс Эшманн. Миновала полночь. Влажный ветер носил по опустевшим мостовым обрывки бумаги. На втором этаже горело одно из окошек. По ту сторону жалюзи двигались силуэты. Несложно было вообразить, как Эшманн там пьет ром и методично расхаживает по кабинету, втискивая Вика в схему некоего злодеяния, о котором сам Вик ни слухом ни духом. Что забыла Полиция Зоны в кафе «Прибой»? Может, подельники Поли де Раада из ЗВК там проворачивают свои операции с артефактами. Но зачем тогда притягивать к этому делу за уши Вика Серотонина? Поли тронуть боятся, субчики?

– Эй, дядя, – напомнила ему рикша, – ты лошадку нанял, чтоб скакала?

– Так скачи, – сказал Вик.

– Ты же знаешь, если долго стою, блевать начинаю. Людям это не нравится.

– Извини, – сказал Вик.

– Жизнь слишком короткая для извинений, милок.

Вик слез с рикши на краю поросшей бурьяном парковки в нескольких кварталах от своего дома в Саут-Энде, затем направился домой в обход. Хвоста не засек, но, войдя в подъезд, понял, что обманывать возможных преследователей было незачем. Для него оставили пакет. Вскрыв его, Вик обнаружил маленький блокнот в кожаном переплете. На обложке была нарисована рука с букетом цветов. Хотя цветки все росли из одного стебля и были одной формы, расцветка их различалась. Он подумал было, что это Эдит Бонавентура нашла дневник отца и передала Вику. Но почерк не принадлежал Эмилю, а первая фраза гласила: «В смятении ли я, когда вспоминаю или пытаюсь вспомнить пору, предшествующую детству?» Серотонин раздраженно воззрился на эти слова, затем поднялся наверх к себе в квартиру, но света включать не стал, а подошел к окну в темноте и выглянул на улицу. В десяти—двадцати ярдах на другой стороне улицы кто-то стоял и смотрел на него. Это была женщина из бара Лив Хюлы. Лицо ее отбеливал свет газоразрядных ламп и обрамлял воротник меховой куртки. Когда Вик распахнул окно и позвал, ее уже и след простыл.