«Давно ли за кресло в театре платили по 2 с половиной рубля. В течение 20 лет цена за вход в спектакль увеличилась до 5 рублей, а ныне вдруг удвоилась в концерт (в этом году дирекция Императорских театров показала пример, назначив на свои концерты в 10 р.)... При этом увеличении цен на публичные забавы возвышаются цены на все предметы роскоши, а если притом не увеличиваются доходы, то в семейном бюджете теряется равновесие, и наступает необходимость отказываться от забав... Возвышение цен не в пору, если пустуют залы. Многие опасаются, чтоб 10-рублевая цена не сделалась обыкновенною и чтобы приезжие виртуозы, для отличия, не стали бы требовать 25 рублей, чего доброго».

К этим строчкам присоединим написанные в 1841 г.:

«Мы не запомним, чтобы когда-либо концерты были так малопосещаемы, как в нынешнем году... Ныне крайняя цена за вход в концерт 10 рублей ассигнациями или 3 рубля серебром, т. е. втрое с половиною дороже самой высокой парижской цены».

Правда, возмущаясь дороговизною цен на концерты, газеты иногда приводили в утешение такие соображения:

«Особам, которые жаловались, что цены на итальянские спектакли слишком дороги, можем сообщить в утешение, что в Лондоне, в день посещения оперы Николаем I платили за ложу 60 фунтов стерлингов, т. е. 1500 рублей ассигнациями».

Мы видим, что на концерты приглашались все слои общества — знатные господа, купцы и мещане. Недопущение лакеев в зал понятно: в то доброе старое время господин не мог обойтись без услуг лакея, а если целая семья ехала в концерт, то ее сопровождал целый штат лакеев по числу членов семьи,— очевидно, что если разрешить вход в залу и лакеям, то места не останется и для господ. И русские господа должны были во время концерта обходиться без услуг Ванек и Сашек, которые ожидали возвращения своих господ или в прихожей, или у карет на морозе.

В екатерининское время овации делались, конечно, не по-нынешнему; когда вельможный зритель оставался доволен выполнением или исполнением, он, недолго думая, кидал на сцену свой кошелек, наполненный золотом. Пример всегда сопровождался подражанием, и артист не оставался в убытке.

БЫТ ЕКАТЕРИНИНСКОГО САНКТ-ПЕТЕРБУРГА

От Невского до Козьего болота,

От Козьего болота до Песков,

От пестрой и роскошной Миллионной

До Выборгской унылой стороны…

Н. Некрасов

Простые петербуржцы тоже не прочь были поразвлечься.

Первое «танцевальное зало» открылось в 1769 г. на Мойке у столяра Кинта. «Каждое воскресение будет музыка: желающие при том забавляться танцованием за билет платить имеют по 25 копеек, а женщины безденежно впускаемы будут».

Обучали многому, прежде всего нужно было научиться правильно держать себя:

«Голову не слишком подавать вверх, что могло бы показать гордого, не хотящего смотреть на других человека, ни опускать вниз, что показывает унижение самого себя и нерешимость смотреть на людей, притом надлежит голову держать прямо и равномерно. Глаза, служащие зеркалом души, должны быть скромно открыты, означая приятную веселость; рот не должен быть открыт, что показывает характер сатирический или дурной нрав, а губы расположены с приятною улыбкою, не выказывая зубов».

Не меньше забот было и с представительницами прекрасного пола:

«Во-первых, надобно держать тело и голову прямо без принуждения и утвердиться на пояснице, движение шеи должно быть свободно и легко, взгляд веселый и ласковый, плечо опустить и отвесть назад, руки иметь возле тела и немного поддавши на перед так, чтобы не было почти никакого расстояния между руками и телом; кисти положить перед собою одну на другую...»

Летом петербуржцы танцевали в садах и парках. Первый общественный сад открылся весной 1793 г. на Мойке, он назывался «Вокзал в Нарышкином саду». Учредил его помощник директора императорских театров барон Ванжура. По средам и воскресеньям здесь проводились танцевальные вечера. Входная плата составляла 1 рубль. На танцплощадке играли попеременно два оркестра — роговый и бальный.

Другой увеселительный сад располагался на острове Круглом (Гутуевском). Здесь за вход брали 25 копеек, на все лето можно было купить абонемент за 2 рубля 50 копеек. Помимо общественных садов функционировали императорские — Летний и Итальянский (между Литейным пр. и Фонтанкой) и сады вельмож, куда по определенным дням разрешался допуск всех желающих. Такими были сады Бестужева-Рюмина на Каменном острове. Елагина на Мельгуновом острове», Строганова и Безбородко на Выборгской стороне, Нарышкина на Петергофской дороге и многие другие.

В XIX в. появились новые танцы. Например, вальс.

Пришел вальс в бальные залы постепенно. Учителя танцев и устроители балов вводили его в другие танцы или сочиняли массовые танцы, основу которых составляли вращательные движения. В близости танцующих, в соединении рук многие моралисты усматривали безнравственность. Екатерина I тоже была против вальса, лишь после ее смерти он был введен при русском дворе. Но и при Павле I на общественных танцевальных вечерах в Петербурге полиция запрещала «употребление пляски, называемой вальсеном».

В 1759 г. в Петербурге появился и первый музыкальный вундеркинд.

«В большой Мещанской, в каменном доме г. советника Вишнякова у музыкального мастера Загольмана продаются разные музыкальные инструменты,— читаем мы такое извещение,— у нево же есть мальчик 8 лет, который к удивлению играет на скрипке трудные концерты, а притом изрядно поет и танцует. Кто желает его слушать, может приезжать по субботам ввечеру в 6-ом часу в помянутую квартиру, а ежели пожелает кто слушать ево у себя на дому, тот может прислать за ним, когда угодно».

Таким образом, вундеркинд оказался и скрипачом, и певцом, и танцором — кто он был такой и чем был на самом деле, мы не знаем.

В 1792 г. «Ведомости» писали: «Недавно сюда приехавшая российская уроженка девятилетняя девица Гансен будет иметь честь с некоторым тенористом дать большой вокальный и инструментальной концерт, на котором они будут петь итальянские и французские арии. Всяк слушатель может нежностью голоса и искусством столь малолетней девицы в удивление приведен быть. Она же, полагая свое благополучие в одобрении и похвале столь высокопочтенной публики употребит все свое старание для достижения предмета своего желания».

В 1798 г. музыкант Бервиль выходил на эстраду со своим десятилетним сыном.

* * *

Русский человек XVIII в., с большим любопытством рассматривавший иностранные изобретения, дал им самое подходящее название (немецкое слово он не перевел, а применил в своем языке): «куншт», «кунштюк».

Первый из таких «кунштюков» появился в Петербурге в 1755 г.: «В зале его превосходительства господина действительного камергера и кавалера И. И. Шувалова, на Невской перспективе, приехавший сюда из Парижа Франсуа будет показывать по понедельникам, вторникам, четвергам и воскресеньям пополудни с 4 часов до вечера свою художественную машину, которая представляет в натуральную величину пастуха и пастушиху (т. е. пастушку), которые играют тринадцать арий на флейтоверсе. Пастух при этом ударяет такту и сии обе фигуры стоят под тению дуба, на котором движутся разного рода птицы и голос свой с тоном флейты соединяют; с смотрителей будет брано по рублю, а по вторникам отворяться имеет машина, и механическое движение показываемо будет, за что тогда два рубля заплатить должно».

На машину поглядеть пришла и Елизавета Петровна, и «приехавший из Парижа Франсуа» был щедро награжден за свою диковинку.

В 1777 г. читаем: «С дозволения главной полиции показываемо здесь будет между Казанской церковью и съезжей (полицейской частью) в Марковом доме прекрасная, невиданная здесь никогда механическо-музыкальная машина, представляющая изрядно одетую женщину, сидящую на возвышенном пьедестале и играющую на поставленном перед нею искусно сделанном флигеле 10 отборнейших по новому вкусу сочиненных песен, т. е. 3 менуэта, 4 арии, 2 полонеза и 1 марш. Она с превеликою скоростью выводит наитруднейшие рулады и при начатии каждой песни кланяется всем гостям головою. Искусившиеся в механике и вообще любители художеств не малое будут иметь увеселение, смотря на непринужденные движения рук, натуральный взор ее глаз и искусные повороты ее головы; все сие зрителей по справедливости в удивление привесть может. Оную машину ежедневно видеть можно с утра 9 до 10 вечера. Каждая особа платит по 50 к., а знатные господа сколь угодно».