Упомянутый Гартингом Бабаждан был на самом деле мещанин местечка Дубоссары Херсонской губернии Бер-ко Янкелев Батушанский, секретный сотрудник Екатеринославского охранного отделения, куда “приглашен” был в начале сентября 1902 года. Уже в конце октября 1902 года он стал сообщать начальнику охранного отделения ценные сведения о противоправительственной деятельности местной еврейской интеллигенции, а в декабре, когда он открыл в Екатеринославе зубоврачебный кабинет, Батушанский стал центром, которому были известны самые конспиративные замыслы социал-демократических и эсеровских организаций в Екатеринославе.
Батушанским были выяснены делегаты Организационного комитета РСДРП, приезжавшие в Екатеринослав для организации местной группы “искровцев”, равно как и супруги Азриель и Сарра Кушель, приехавшие в Екатеринослав для создания тайной типографии. 24 мая 1903 года Сарра Кушель была арестована. С 27 мая по 27 сентября 1903 года Батушанский отбыл 4-месячное тюремное заключение по делу кишиневской типографии (1902 г.), причем дал из тюрьмы ряд ценных для полиции сведений. После выхода из тюрьмы осенью он открыл жандармам тайную типографию эсеров и секреты Екатеринославского социал-демократического комитета.
По отзыву начальства, Батушанский как сотрудник проявлял весьма ценное качество - фотографическую точность передачи всех сведений с крайне осторожными и всегда основательными личными предположениями и, кроме того, глубокую обдуманность каждого своего шага и действия. При таких качествах Батушанский представлялся не только полезным и достойным полного доверия сотрудником, но и лицом, безусловно, способным работать самостоятельно.
Ввиду этого, Департамент полиции возбудил ходатайство о даровании Бабаджану пожизненной пенсии в 1200 рублей в год, “если он будет скомпрометирован в революционной среде не по своей вине”.
Получив уведомление об этом ходатайстве, Батушанский ликвидировал зубоврачебный кабинет, который давал ему определенное положение в обществе, и, сообразно с интересами политического розыска, выехал за границу, где он первоначально работал по партии социал-демократии, а затем, вследствие благоприятно сложившихся для него обстоятельств, получил возможность освещать деятельность максималистов. Одним из наиболее видных дел, данных им, является приезд из-за границы в Россию с несколькими максималистами; результатом представленных по сему делу Батушанским сведений были произведенные по Москве и Петербургу ликвидации местных групп эсеров-максималистов (Людмила Емельянова, княжна Мышецкая, Иван Коломийцев и другие).
Разоблаченный осенью 1909 года Бурцевым, Батушанский получил пенсию от Департамента полиции, но Столыпин “надул” провокатора: вместо обещанных 1 200 рублей назначил ему лишь 600 рублей.
Чтобы покончить с периодом Ратаева, нужно сказать, что Азеф доставил Ратаеву подробный доклад о Пражской конференции представителей российских революционных и оппозиционных групп (с 30 сентября по 8 октября) с Черновым (представитель ЦК партии эсеров под кличкой Диканский).
Еще в период Рачковского в 1901 году был разоблачен, как секретный сотрудник, старый революционер Николай Паули, арестованный в 1883 году по делу типографии “Народной воли” в Петербурге и сосланный в Восточную Сибирь, откуда он несколько раз неудачно пытался бежать. Паули был одним из основателей “Лиги аграрного социализма”. Ему пришла в голову несчастная мысль разоблачить Рачковского. Он обратился к нему с предложением услуг и просил по 1 000 франков в месяц. Рачковский давал ему 2 месяца по 600 франков, но затем, опасаясь Паули, опубликовал первое письмо Паули к нему, разославши калькированную копию письма эмигрантам в Париже, Лондоне и Швейцарии. Кроме того, по просьбе Рачковского, Паули был выслан в Швейцарию французскими властями. На товарищеском суде в Швейцарии Паули заявил, что цель его состояла в убийстве Зволянского, Зубатова или Рачковского. Окончательное мнение по его делу склонилось к тому, что Паули действовал корыстно.
Гартинг управлял заграничной агентурой до начала 1909 года, когда Бурцев на основании данных, сообщенных ему главным образом Меныциковым, напечатал во французских газетах, что глава русской политической полиции за границей, проживающий в Париже статский советник и кавалер многих российских и иностранных орденов (в том числе и французского ордена Почетного легиона) Аркадий Михайлович Гартинг не кто иной, как бывший политический эмигрант, а затем провокатор, долгие годы состоящий на службе русской полиции. Абрам Гекельман-Ландезен - один из организаторов (с провокационной целью) знаменитой мастерской бомб в Париже, приговоренный за это судом французской исправительной полиции к тюремному заключению, но своевременно скрывшийся.
К этому полицейскому скандалу, в течение долгого Бремени не сходившему со столбцов не только французских, но и всех европейских газет, мы еще вернемся; теперь же обратимся к эпохе гартинговского управления заграничной агентурой.
В начале гартинговского управления произошла и знаменитая трагедия Черняка.
Молодой Яков Черняк учился в Женеве, где и окончил курс с дипломом химика; здесь же он вошел в сношения с эсерами и числился в рядах партии, но по возвращении своем в Россию в 1905 году сблизился с максималистами и оказывал им значительные технические услуги в деле изготовления взрывчатых снарядов; после провала максималистского центра ему удалось уехать за границу, и он некоторое время жил в Париже, где вел сношения, главным образом, с эсерами.
Видимо, Департамент полиции крайне преувеличивал роль Черняка в революционном-движении и стремился во что бы то ни стало захватить его в свои руки. Черняк был вызван в Стокгольм таинственной телеграммой, которая гласила “Alexis venez Nathalie” и которую, как он предполагал, ему прислала якобы Климова (одна из видных максималисток); здесь он был арестован шведской полицией, посажен в тюрьму и был бы несомненно выдан русскому правительству, если бы не энергичная кампания, которую повели его друзья в Париже и в других европейских центрах против этой выдачи, и не экстренная поездка брата Черняка в Стокгольм, где он, со своей стороны, сумел заинтересовать в этом деле и прессу, и парламентские круги. Молодой Черняк был освобожден из стокгольмской тюрьмы, но немедленно выслан из Швеции.
На пароходе, в пути из Стокгольма в Антверпен, Черняк и еще двое из пассажиров этого парохода таинственно скончались от отравления, причины которого и доселе остались далеко не выясненными; многие предполагают, что злого умысла в этом отравлении не было и что Черняк был отравлен случайно газами, исходившими из трюма, вследствие разложения сложенных там фосфористых соединений.
Другая гипотеза, которая вначале казалась наиболее вероятной и которую мы усиленно защищали в иностранной прессе, а Центральный Комитет партии эсеров и в официальных заявлениях, была та, что Черняк отравлен агентами русской полиции. В Антверпене бельгийская социалистическая партия устроила Черняку торжественные похороны, превратившиеся в грандиозную манифестацию против русского самодержавия, манифестацию, в которой приняли участие несколько десятков тысяч человек с сотнями знамен и венков.
В архивах заграничной агентуры найден следующий документ, относящийся к самому началу этой трагедии.
Гартинг докладывает 22 ноября 1906 года, между прочим, следующее:
“В случае, если бы Ваше превосходительство признали целесообразным возбудить вопрос о выдаче Черняка нашему правительству, я позволяю себе почтительнейше высказать мнение, что благоприятного результата легче можно будет достигнуть, обратившись для сего письмом на имя стокгольмского полицмейстера Гинце: судя по заявлениям, сделанным мне за последнее мое пребывание в Стокгольме начальником местной полиции г. Стендалем, можно думать, что при возбуждении вопроса о выдаче Швецией политических преступников путем дипломатическим не только потребуется гораздо более времени, но необходимо будет к тому же непременно обосновать ходатайство на вполне легальных и фактических доказательствах виновности. Что же касается телеграфного предложения Вашего превосходительства о высылке арестованных в Швеции лиц мне в Финляндию, а не непосредственно в Россию, то я обратился по сему поводу к начальнику Стокгольмской тайной полиции и, по получении от него ответа, не премину безотлагательно довести его до сведения Вашего превосходительства.
