1. Дело так называемого ленинградского террористического центра в начале 1935 года.
2. Дело террористического центра о заговоре против Сталина в Кремле в 1935 году.
3. Дело так называемого троцкистско-зиновьевского объединенного центра в августе 1936 года.
Перед всем миром я могу удостоверить с полной ответственностью, что все эти мнимые заговоры никогда не существовали, и все они были преднамеренно сфабрикованы.
Николаев, безусловно, не принадлежал к группе Зиновьева. Он был ненормальный человек, страдавший манией величия. Он решил погибнуть, чтобы стать историческим героем. Это явствует из его дневника.
На процессе, проходившем в августе 1936 года, обвинения в том, что троцкисты через Ольберга были связаны с германским гестапо, обвинения против Зиновьева и Каменева в шпионаже, обвинения в том, что Зиновьев и Каменев были связаны с так называемым “правым центром” через Томского, Рыкова и Бухарина, - полностью сфабрикованы.
Зиновьев, Каменев, Томский, Рыков и Бухарин и многие другие были казнены как враги Сталина, противодействовавшие его разрушительной политике. Сталин использовал благоприятную возможность, представившуюся в связи с делом Кирова, для того, чтобы избавиться от этих людей посредством фабрикации обширных антисталинских заговоров, шпионских процессов и террористических организаций. Так Сталин избавлялся всеми мерами от политических противников и от тех, кто может стать ими в будущем. Дьявольские методы Сталина приводили к падению даже весьма искушенных и сильных людей. Его мероприятия породили много трагедий.
Это происходило не только благодаря истерической подозрительности Сталина, но и на основе его твердой решимости избавиться от всех троцкистов и правых, которые являются политическими оппонентами Сталина и могут представить собой политическую опасность в будущем…”.
Таким образом, признательные показания обвиняемых на следствии и в суде о принадлежности к объединенному центру и в проведении террористической деятельности объясняются применением к арестованным незаконных методов следствия.
Кроме того, Зиновьев, Каменев, Тер-Ваганян и другие, подвергавшиеся уже ранее репрессиям - неоднократным арестам, допросам, одиночным камерам, ссылкам, тюремному заключению, в период следствия и суда по настоящему делу находились в подавленном моральном и физическом состоянии.
РЕВОЛЬВЕР У ТЕРРОРИСТА УКРАЛИ ЖИГАНЫ
Доведенные до морального и физического истощения, заключенные стали к обвинениям относиться безразлично и потому признавать их. Характерным в этом смысле является признание своей вины Каменевым.
Когда в судебном заседании Вышинский сделал вывод о том, что Каменев, как один из организаторов объединенного троцкистско-зиновьевского центра, вынужден был признать себя виновным в террористической деятельности, оказавшись перед стеной улик, то в ответ на это Каменев заявил, что признал себя виновным не потому, что против него имелись улики, а… “потому, что, будучи арестованным и обвиненным в этом преступлении, я его признал”.
Характерны и показания в судебном заседании Смирнова.
Вышинский: “Когда же Вы вышли из “центра”?”.
Смирнов: “Я не собирался выходить, не из чего было”.
Вышинский: “Центр существовал?”
Смирнов: “Какой там центр?”
О моральном и физическом истощении Зиновьева свидетельствуют его тюремные письма. В записях, обращенных к Сталину, он писал 10 апреля 1935 года: “Еще в начале января 1935 года в Ленинграде в ДПЗ секретарь ЦК тов. Ежов, присутствовавший при одном из моих допросов, сказал мне: “Политически Вы уже расстреляны”.
Я знаю, что и физическое мое существование во всяком случае кончается. Один я чувствую и знаю, как быстро и безнадежно иссякают мои силы с каждым часом, да и не может быть иначе после того, что со мной случилось…”
14 апреля 1935 года: “При всех обстоятельствах мне осталось жить во всяком случае очень недолго: вершок жизни какой-нибудь, не больше.
Одного я должен добиться теперь: чтобы об этом последнем вершке сказали, что я осознал весь ужас случившегося, раскаялся до конца, сказал Советской власти абсолютно все, что знал, порвал со всем и со всеми, кто был против партии, и готов был все, все, все сделать, чтобы доказать свою искренность. В моей душе горит одно желание: доказать Вам, что я больше не враг. Нет того требования, которого я не исполнил бы, чтобы доказать это…
Я дохожу до того, что подолгу пристально гляжу на Вас и других членов Политбюро - на портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели же Вы не видите, что я не враг Ваш больше, что я Ваш душой и телом, что я понял все, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение”.
1 мая 1935 года: “Ну где взять силы, чтобы не плакать, чтобы не сойти с ума, чтобы продолжать жить…”
6 мая 1935 года: “Если бы я мог надеяться, что когда-нибудь мне будет дано хоть в малой степени загладить свою вину. В тюрьме со мной обращаются гуманно, меня лечат и т.д. Но я стар, я потрясен. За эти месяцы я состарился на 20 лет. Силы на исходе… Помогите. Поверьте. Не дайте умереть в тюрьме. Не дайте сойти с ума в одиночном заключении”.
10 июля 1935 года Зиновьев обращается с запиской в НКВД: “Товарищи! Родные! Дело не только в лишении свободы, болезнях и прочее. Дело прежде всего в моральном факторе. Я убит. Я совершенно убит. И хоть некоторое время я мог бы протянуть только в концлагере с возможностью работы и передвижения”.
Будучи доставлен из Челябинской тюрьмы в Москву в качестве обвиняемого по настоящему делу, Зиновьев 12 июля 1936 года пишет Сталину письмо: “Состояние мое совсем плохое. Я боюсь, что не доеду. Горячая просьба: издать мою книгу, написанную в Уральске. Она не кончена (не успел), но все-таки главное сказано. Писал ее кровью сердца. И еще, если смею просить: о семье своей, особенно о сыне. Вы знали его мальчиком. Он талантливый марксист, с жилкой ученого. Помогите им. Всей душой теперь Ваш Г. Зиновьев”.
И, наконец, за день до суда, 18 августа 1936 года Зиновьев пишет, что в связи с постановленными ему следствием вопросами он просит добавить к своим предыдущим показаниям ряд дополнительных данных о якобы проводившейся террористической деятельности объединенным центром.
Получение подобного письма от Зиновьева за день до суда свидетельствует о том, что до последнего момента работники НКВД постоянно воздействовали на него, с тем чтобы он не имел возможности отказаться от данных им ранее показаний.
В тяжелом физическом и моральном состоянии находился и Мрачковский. 23 апреля 1936 года его жена писала в НКВД, что состояние Мрачковского тяжелое, врачи нашли у него заболевание нервов и нервных узлов. Но, несмотря на тяжелое болезненное состояние Мрачковского и длительное его пребывание в больнице, следователи НКВД производили допросы и добивались от него нужных им показаний. Из материалов следственного дела видно, что из 7 протоколов допросов, имеющихся в деле, б протоколов были заранее заготовлены и отпечатаны на машинке.
Все эти протоколы Мрачковским подписаны без единой помарки. Только на вопрос о связях с заграничным троцкистским центром он отвечал: “Я прошу предъявить мне Ваши доказательства существования связи нашей организации с Л. Троцким”.
Как показывают имеющиеся материалы, Сталин постоянно оказывал воздействие на ход предварительного следствия и судебного процесса. Еще до окончания следствия и начала судебного процесса в местные партийные комитеты 29 июля 1936 года от имени ЦК ВКП(б) было послано закрытое письмо “О террористической деятельности троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока”. В этом письме утверждалось, что Зиновьев и Каменев якобы были не только вдохновителями террористической деятельности против руководителей партии и правительства, но и авторами прямых указаний об убийстве Кирова.
“Равным образом, - говорится в письме, - считается теперь установленным, что зиновьевцы проводили свою террористическую практику в прямом блоке с Троцким и троцкистами”. Далее в письме утверждалось, что “Сергей Миронович Киров был убит по решению объединенного центра троцкистско-зиновьевского блока… Объединенный центр троцкистско-зиновьевского контрреволюционного блока своей основной и главной задачей ставил убийство товарищей Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева”.
