Английский посланник Клерк напугал русских обывателей в Устюге. В благодарность соловецкому воеводе за травлю зайцев, Клерк ответил роскошным обедом, после которого был устроен фейерверк. Было пущено несколько ракет и шутих и, кроме того, зажжено целых сто бочек смолы  при громадном стечении народа, собравшегося на это необычайное зрелище... Ракеты были приняты крестьянами за огненных змей, и они в страхе разбежались.

Крестьяне в страхе разбежались в 1674 г., но в XVIII в. фейерверка уже не пугались; наоборот, фейерверками любовались, и они имели громадное воспитательное значение.

Фейерверк, если перевести его на современный язык, соответствовал передовой статье современной правительственной газеты. Правительству необходимо было произвести то или иное влияние на умы. Манифесты могли слышать немногие; печатные указы опять-таки были достоянием немногих: грамотеев в то время было мало, да и самый текст манифестов, написанный в канцеляриях сначала по-немецки, а затем переведенный на русский, а если и написанный прямо «по-российски», то, во всяком случае, с оборотами и конструкциями фраз вполне не русскими, с трудом разбирался и понимался.

Но когда перед глазами тысячной толпы из горящего орла, который словно парил в вышине, вылетала ракета, попадала в льва, зажигала его, после чего лев разлетался в куски, — всякий, даже только недавно ставший постигать ту иноземщину, которую Петр Великий вводил на русской земле, понимал, что орел — это российская держава, а лев — исконный враг, шведский король, и что орел победил этого льва, уничтожил его планы покорить Россию. Вот почему экономный и расчетливый Петр не жалел денег на эти огненные забавы; его примеру следовали и преемники. Фейерверки стали терять свой смысл лишь в конце XVIII - начале XIX в., когда они сделались одной из принадлежностей раз и навсегда принятого церемониала.

Между тем, для каждого фейерверка первой половины XVIII в. надо было прежде всего сочинить сценарий. К этой работе привлекались деятели науки и искусства. Проекты иллюминаций и фейерверков делали лучшие художники и ученые. В делах академии наук, например, сохранился рисунок самого Ломоносова; который представляет Геркулеса, облокотившегося на земной шар и держащего в другой руке свою знаменитую палицу. Составленный проект поступал на «аппробацию», и если он удостаивался утверждения, то его отсылали в артиллерийскую лабораторию, и тут-то искусные мастера и своего рода художники должны были оживить картину при помощи пиротехнических средств.

Нельзя забывать, что эти работы производились экстренно. Сегодня, едва переводя дыхание, на курьерской тройке прибывал в столицу курьер; выстрелами из Петропавловской крепости давалось знать населению, «что победоносным Российским воинством одержана еще одна победа». Затем был молебен, а вечером, самое позднее, на другой вечер, должна была быть зажжена иллюминация, должны загреметь пушечные выстрелы и разноцветный дождь ракет должен был озарить темную петербургскую ночь...

Молебен — церковное богослужение, включающее благодарственное или просительное моление. Молебны бывают общие, совершаемые в храме перед литургией или после нее, после утрени или вечерни, и частные, которые совершаются и на дому по желанию отдельных лиц. К общим относятся молебны в храмовые праздники, по поводу больших государственных событий и бедствий.

Вот описание фейерверка 1721 г.: «Во время шведского мира 1721 года на Петербургском острову против Сената сделан был Янусов дом великим фигурным театром и убран весь фонарями разноцветными, в воротах план фитильной нарисован Янусов древней, мирорешительной. Противу того дома поставлены две особы, первая в знак императора Петра Великого, другая в знак короля Шведского и около дома по плану фитильному и возле их пирамиды, колеса и всякие огненные фигуры, да от того же дому протянута веревка к Сенатской галерее, и на ней укреплен орел. У всего того приуготовления был сам государь. И в ночи в 12 часу сам Государь зажег орел, который полетел прямо в Янусов дом и зажег план с статуей и как стал сгорать, то те особы пошли с простертыми руками и затворили ворота янусовы, из того храма вдруг вылетело больше тысячи ракет и потом с города, из поставленных по Неве реке галер, из пушек учинилася стрельба, подобная грому и молнии, и продолжалась с час; потом зажгли два плана: на одном корабль, идущий в гавань, с надписью: «конец дело венчает», а на другом корона Российская и Шведская, соединенные на столбе, с надписью: «соединение дружбы». По сгорании планов началась потеха огненная удивительным порядком с пирамидами, в подобие бриллианта, а на верху пирамиды корона Российская, а на другой корона Шведская и продолжалась потеха часа четыре».

Уличные празднества устраивались и в честь каких-нибудь примечательных в жизни страны событий. При Петре они становятся столь же традиционными, как карнавальные шествия и фейерверки в дни рождества, Нового года или масленицы. Совершенно естественно, что эти торжества несколько отличны от тех, что затевались по пустяковым поводам, из одного только желания повеселиться.

Сбегался народ поглядеть и на потехи Петра I.

Особенно однажды позабавило зрителей представление на реке. Под барабанный бой, пушечную пальбу и визгливое завывание дудок по Неве торжественно плыл плот из пустых бочек. На них восседали, крепко привязанные, чтобы невзначай не кувырнуться в воду, кардиналы всешутейшего собора. Плот был подцеплен к другому, тоже сделанному из бочек. На нем единственный пассажир — князь-папа. Он сидел в деревянной лохани, которая плавала в громадном котле с пивом. Этот нелепый поезд тянула на буксире хитро устроенная деревянная машина в виде морского чудовища. Верхом на нем сидел сам владыка морей Нептун. Время от времени он поворачивал трезубцем князя-папу в его котле, а тот при этом громко вопил со страху: плавать-то он не умел, а согласитесь, что утонуть в теплом и порядком грязном пиве — гибель довольно бесславная.

Такие вот нехитрые развлечения были у жителей будущей российской столицы.

КАК ВЕСЕЛИЛСЯ ВЫСШИЙ СВЕТ

Что за славная столица

Развеселый Петербург!

Из лакейской песни

«Заложили Адмиралтейство и были в остерии и веселились».

Такую ноябрьскую заметку 1704 г. находим мы в поденной записке Петра I.

Как же веселились?

«В продолжение обеда, хотя пили только из рюмок, однако ж гости под конец все до того опьянели, что большею частиею и не понимали, как убрались с корабля. И не мудрено: они сидели за столом с 4 часов пополудни до 2 часов утра и все это время беспрерывно пили, так что, наконец, даже сам император едва мог стоять на ногах. Он, впрочем, объявил наперед, что в этот день намерен хорошенько напиться. Его королевское высочество (герцог Голштинский, отец Петра III) должен был отвечать на все тосты крепким венгерским вином, кроме того часто получал штрафные стаканы от императора, которому непременно хотелось напоить его и довести, как он говорил, до состояния пьяного немца. Вследствие этого его высочество так сильно опьянел, как ему никогда и в жизни не случалось. Мы принуждены были под конец носить его, потому что он не мог более держаться на ногах, причем у него, как и многих других, несколько раз начиналась рвота».

Как писал Пушкин:

Над Невою резво вьются

Флаги пестрые судов;

Звучно с лодок раздаются

Песни дружные гребцов.

В царском доме пир веселый,

Речь гостей хмельна, шумна;

И Нева пальбой тяжелой

Далеко потрясена.

Датский посланник рассказывает о свадьбе Анные Иоанновны с герцогом Курляндским в ноябре 1710 г.:

«Вчерашние гости снова приглашены на дом к князю Меншикову; но на этот раз пир задал он сам, тогда как накануне пировали за счет царя. Сошлись мы в два часа. пополудни; обедали по вчерашнему, с соблюдением того же порядка, при маршале, дворецких и пр. Выпито было 17 заздравных чаш, из коих каждая приветствовалась 13-ю пушечными выстрелами. Чаши эти царь наперед записал на особый лоскуток бумаги (таков обычай при подобных случаях). По окончании обеда в залу внесли два пирога; один поставили на столе, за которым сидел я, другой к новобрачным. Когда пироги взрезали, в каждом из них оказалось по карлице. Обе были затянуты во французское платье и имели самую модную высокую прическу. Та, что лежала в пироге на столе новобрачных, поднялась на ноги и, стоя в пироге, сказала по-русски речь в стихах. Декламировала она так же смело, как самая привычная и лучшая актриса. Затем, вылезя из пирога, она начала здороваться с новобрачными и с прочими лицами, сидевшими за их столом. Другую карлицу (из пирога на нашем столе) царь сам перенес и поставил на стол к молодым. Тут раздались звуки менуэта, и карлицы весьма изящно исполнили для новобрачных этот танец на обеденном столе. Каждая из них была ростом в локоть. После трапезы зажгли фейерверк, установленный на плотах на Неве. Сперва на двух колоннах загорелось два княжеских венца; под одним стояла буква F, под другим А, а посредине, между венцами, буква Р. Потом появились две пальмы со сплетшимися вершинами; над ними сияли слова: «Любовь соединяет». Далее показался купидон в рост человеческий, с крыльями и колчаном на раменах; он стоял перед наковальней, замахнувшись большим кузнечным молотом, и сковывал вместе два сердца, лежавшие на наковальне. Над этим изображением горела надпись: «Из Двух едино сочиняю». Царь, будучи капитаном фейерверкеров, сам устроил этот фейерверк. Стоя среди общества, он объяснял окружающим значение каждой аллегорической картины, пока она горела. Наконец, было пущено большое множество ракет, шумих, баллонов и разных водяных швермеров. Вообще фейерверк отличался великолепием и стоил больших денег. Вечер заключился танцами, продлившимися в этот раз до полуночи».