О двенадцати полотняныих.
Что увидела красна девица
Из высокого нова терема;
Выходила тут красна девица
На Неву-реку по свежу воду.
Почерпнув воды, остановилася,
А поставивши, думу думала,
Думу думавши, слово молвила:
«Ах душа моя добрый молодец!
Ты к чему рано корабли снастишь
О двенадцати тонких парусах,
О двенадцати полотняныих?»
«Что ты, глупая красная девица,
Неразумная дочь отецкая?
Не своей волей корабли снащу.
Не своею я охотою,—
По указу я государеву,
По приказу-то адмиральскому!»
Как на фабрике на Милютиной
Душа девица полотно ткала,
Не простое, но белотканное;
Посредине все пташечки,
По краям все черны соболи.
Приходила к ней родна матушка,
Душа девица испужалася,
Мелки пташечки разлеталися,
Черны соболи разбежалися...
Из-под камешка из-под белого
Не огонь горит, не смола кипит,
Что кипит сердце молодецкое,
Не по батюшке, не по матушке,
Не по брате, не по милой сестре —
По душе-душе красной девице...
Как пришла ко мне весть нерадостна:
Душа девица-свет больным больна.
А после пришла ко мне грамотка:
Душа девица переставилась...
***
Первый городской рынок возник в центре только что основанного Петербурга, на Троицкой площади Петербургской стороны, недалеко от домика Петра I. С 1711 г. он был перенесен на Кронверк и получил название Сытного. Позднее возникают рынки на Адмиралтейской стороне, Васильевском острове (Андреевский), на Выборгской стороне, Охте и в других местах. В середине XVIII в. в Петербурге насчитывалось свыше десяти значительных рынков. Кроме того, по мере роста города возникали различные ряды — хлебные, мясные, рыбные, сенные, каретные, кузнечные, точильные и т. д. В середине века их насчитывалось несколько десятков.
Частное строительство в городе вызывало появление торговли строительными материалами. К середине XVIII в. в городе было до десятка мест, где продавались лес, кирпич, глина, песок и пр.
КУНСТКАМЕРА
В Кунсткамере был, а слона не видал.
В. Даль. «Толковый словарь живого великорусского языка»
В связи с перенесением столицы в Петербург Петр I распорядился перевезти туда свое личное собрание и библиотеку, а также коллекции по анатомии и зоологии, которые хранились в Аптекарской московсккой канцелярии. К 1714 г. все экспонаты были перевезены в новую столицу и размещены в Летнем дворце. Коллекции оказались столь обширными, что для должного обслуживания их потребовался специальный штат. «Главное смотрение» над ними было поручено Президенту Аптекарской канцелярии лейб-медику Роберту Арескину, который назначил, в свою очередь, «библиотекарем и надсмотрителем редкостей и натуралиев» ловкого интригана, метко охарактеризованного впоследствии Ломоносовым как «неприятеля наук российских»,— Иоганна Шумахера.
Сосредоточение к этому году крупного собрания исторических и «натуральных» экспонатов в одном месте и послужило основанием для историков считать 1714 г. датой основания первого русского исторического и естественно-научного музея, получившего название Кунсткамеры (от немецкого «искусство», «художество» и «палата», «комната», т. е. палата редкостей).
Кунсткамера становится доступной для довольно широкого круга посетителей и из частного «императорского собрания» превращается в общедоступный музей с самостоятельным штатом и помещением. Штелин описывает это событие следующим образом: «Тогда приказал Его Величество находящимся под начальством лейб-медика Арескина, главного оной кунсткамеры надзирателя, библиотекарю Шумахеру: поелику все в надлежащем порядке учреждено и раставлено, то бы впредь всякого желающего оную смотрегь пускать и водить показывая и изъясняя вещи». Профиль музея, с момента его основания, был определен Петром I как просветительный: «Я хочу, чтобы люди смотрели и учились».
Кикины палаты, в которых разместился Музей, были расположены обособленно от других строений и представляли собой двухэтажное каменное здание значительных размеров. Еще упоминаются «деревянные покои», «светлица, где жил аптекарь» и «ляборатория ветхая с чуланом»
Из дошедших до нас воспоминаний русских и иностранных современников можно сделать вывод, что уже в первой четверти XVIII в. коллекции Кунсткамеры представляли значительный научный интерес. Они включали в себя такое множество редкостей, «что можно было совсем растеряться», и разделялись на натуркамеру, «заключавшую в себе множество замечательных предметов по части естественной истории», «прекрасный мюнц кабинет» (кабинет монет и медалей) и «довольно большую библиотеку». Посетивший Кунсткамеру в 1725 г. немецкий профессор отмечает, что «не мог бы провести своего дня прекраснее».
Уже знакомый нам камер-юнкер Берхгольц оставил в своем дневнике за 1721—1725 гг. обширные записи о поразивших его собраниях Кунсткамеры. Он подробно описывает анатомические, эмбриологические, зоологические, ботанические и геологические коллекции и отмечает, что «такое множество предметов по части естественной истории и самых разнообразных уродов здесь собрано благодаря тому, что в соответствии с царскими указами препровождали в Петербург из всего государства все неестественное и неизвестное в каком бы ни было роде».
В самом деле, Петр, наряду с приобретением крупных собраний, с присущей ему энергией быстро налаживает сбор разнообразных отечественных коллекций, количество которых возрастало с каждым годом. На первых порах характер их определялся правительственными указами.
Так, например, воронежскому губернатору Колычеву посылается предписание «о ловле птиц и диких зверьков по приложенному реестру и приискании в Костинске и других городах великих костей как человеческих, так и слоновых и других необыкновенных». Губернатору Сибири Гагарину предлагается «для пробы из губерний раковин и камышков разноцветных рук какие в каких реках явятца с каждой губернии по пуду, привезав к ним ярлыки с описанием прислать в Санкт-Петербурх».
Февральский указ 1718 г. — «О приносе родившихся уродов, также найденных необыкновенных вещей» — предписывает сдавать губернаторам и комендантам за вознаграждение «каменья необыкновенные, кости человеческие или скотские, рыбьи или птичьи…да зело великие или малые перед обыкновенными, также как и старые подписи на каменьях, жилезье или медии, или какое старое и ныне необыкновенное ружье, посуду и прочее все, что зело старо и необыкновенно».
Характерной чертой этого указа является то, что он не только предписывает сдавать уродов, но и пытается научно объяснить происхождение уродства. «Невежды, чая, — говорится в нем, — что такие уроды родятся от действа дьявольского, чему быть невозможно, ибо един творец всех твари Бог, а не дьявол, которому не над каким созданием власти нет; но от повреждения внутреннего, также от страха и мнения матерняго во время бремени, как тому есть многие примеры: чего испужается мать, такие знаки на дидяти бывают; также когда ушибается или больна будет и проч.». Для стимулирования сбора подобных экспонатов Петр вводит вознаграждения.
В Кунсткамеру со всех концов страны начинают поступать всевозможные экспонаты: меч-рыба, «которая между Мемельским гафом и морем лежала», уродливая овечка, «у которой по сторонам два рта с языками и два глаза, которыми видела», из Выборга «один барашек, у него 8 ног; у другого — три глаза, два туловища, шесть ног», из Тобольска; «младенец, у него три ноги, из Нижнего Новгорода»; «теленок, у него 2 мунстрозные передние ноги», «младенец с двумя головами», из Уфы; «один младенец — глаза под носом и руки под шеей, из Нежина»; «два младенца грудьми и животом срослися, из Ахтырок» и т. д.
В 1726 г. в Кунсткамеру поступили две большие археологические коллекции, включавшие в себя золотые и серебряные вещи, открытые в окрестностях Астрахани, а также древности, обнаруженные в 1716—1718 гг. в языческих молельнях «на восточном краю Каспийского моря, в стране Самарканд», которые состояли «из всякого рода жертвенной утвари и ветхих, но разборчивых рукописей на пергаменте». Помимо этого, в коллекции имелось также «прелюбопытное собрание идолов».