школу пришёл. За то, что в карты играет. За то, что себя смешным в глазах других делает. За

то, что его – Степана – на посмешище ребятам выставляет.

Но увидел со сцены отца, комично передававшего волчью побежку, и прошла злость.

Смешно стало.

Школяры в восторге начали прыгать по залу на четвереньках вместе с отцом Степана. Но

они уже не волка передразнивали, а самого Ивана Максимовича. Смешно задрав головы, они

подвывали Проигрышу.

Понял Степан, что «волчье представление» поведёт к злым шуткам над ним самим. Смех

оборвался. Жалко стало отца и себя самого. Прыгнул со сцены – и к отцу:

– Встань, отец! Стыдно...

Сам зарделся. На черных глазах заблестела влага. Чёрные брови напружились.

Иван Максимович как будто из лодки в холодную воду вывалился: сразу протрезвел.

Быстро поднявшись на ноги, до боли сжал плечи сына.

– Ты... Степан Иванович... Мой сын... Ты мне сказываешь это?

Степан хотел сказать что-то... В глазах прочитал отец совет сына и поднял его за

подмышки выше своей головы.

– Люблю!.. Молодец, Степан Иванович!

– Иди спать, отец, – тихим, но настойчивым тоном сказал поднятый на воздух Степан.

– Иду... Ты говоришь, и я иду. Завтра поедем. – И поставил осторожно Степана на пол.

– Дай только с ребятами проститься. Можно?

И, не дождавшись ответа, набрал в легкие воздух, поднял голову:

– Прощай, мошкара! Гэ-эть!..

Давясь хохотом, разнобойно ответили в сорок глоток:

– Прощай наперво! О-о...

С треском захлопнулась входная дверь, и в зале началось такое!.. Всё, что только что

было, передавалось теперь в лицах и бессовестно перевиралось и коверкалось.

А Степану жарко. Не от ребячьих насмешек жарко – от отцовских слов. От жары в зале

кажется тесно, и Степан, перескакивая через ребят, изображающих его отца, выбегает на

улицу.

2

Проигрыш шёл из школы и сам с собой разговаривал:

– Мой сын Степан Иванович хорошо сказал: «Иди спать». Я иду. Спать иду! Сын сказал –

я сына слушаю. Потому слушаю – один у меня сын. У-умный сын растёт! Сын не будет

играть в карты. Сын не будет вина пить. Сын – один. Ему не надо в жёны брать жену брата.

Он возьмет такую жену, какую ему надо. Он будет любить жену. Жена будет любить его. А я

не люблю свою жену. Потому не люблю – не моя она жена, жена брата моего. Мой отец

сказал: «Умер твой брат, ты возьмёшь его жену себе в жёны». Я отца слушал. Я сделал жену

брата моей женой. Что вышло? Хорошо вышло? Худо? Худо вышло. Пить стал вино. В карты

стал играть. Потому пить стал, играть стал – не хотел брать жены брата в жёны себе. Отец

заставил. Потому заставил – закон такой в тундре есть. Закон такой в тундре был десять лет

тому назад. Такой закон был сто годов назад. И десять сотен годов назад был такой закон. Я

не смел пойти против закона. Сыну – Степану Ивановичу – не надо идти против закона.

Потому не надо – он один у меня. Это хорошо. Хорошо! Когда он вырастет, жену возьмёт,

детей будет иметь. Тогда мой род будет жить. Хорошо! А умрёт сын до женитьбы? Ой, худо!

То опять совсем худо! Худо, как всего ребят – один сын. Других моя жена не даёт. Почему не

даёт? Не знаю, не знаю. Ой, ой, худо!.. Надо ребят. Надо много ребят. Тогда – хорошо. Теперь

один сын. Это – худо. Умный сын. Такой умный, как мой отец, как я сам. Хорошо, как жить

будет. Не будет жить – жену убью, на другой женюсь. Убью!..

Проигрыш остановился. Раскрыл темные щелки глаз во всю ширину и ещё раз спокойно

сказал:

– Убью... Скажу – сама издохла. Так будет, как сын умрёт. Сын – умный. Сына слушать

буду: пойду спать... Куда?

Посмотрел, пошатываясь, на все дома: на каждый дом пальцем показывать стал,

приговаривая:

– В этот? Не хочу. В этот тоже не хочу. . Не хочу к русакам, не хочу к ижемцам. Пойду к

едомцу1 Естошке. Скажу ему: «Спать к тебе пришел». Естошка вина не пьёт, в карты не

играет. У него спать – вина пить, не надо, в карты играть тоже не надо. Это хорошо: спать

много можно. Пить тоже можно бы, да сын не велел пить. Сына слушаю. Потому спать иду к

Естошке. Естошка тоже, как я, хороший мужик. У него голова хорошо думает. Моя голова

тоже хорошо думает. Две хороших головы сойдёмся – хорошо поговорим обо всём. Одно

Естошка неладно сделал: тундру бросил, живет, как русак. Ну, то опять его дело. Моя голова

– умная голова, Естошкина голова – умная голова. Две умных головы вместе думать будут.

Что думать? Не знаю. Пока не знаю. Приду к Естошке – тогда узнаю.

И, слегка пошатываясь, вперевалку идёт-бредёт тихонечко Проигрыш в самый конец

деревни. Попадающиеся ему навстречу русские и ижемцы слышат его воркотню и

подмигивают друг другу:

– Проигрыш опять сыт. Прикупил опять, наверно, к тринадцати «четыре сбоку».

3

У Евстохия Лагея изба и небольшой двор. Изба бедна обстановкой (один стол да две

скамейки), но богата тараканами да ребятами: тараканами до отказа забиты все щели в

стенах, а шестеро ребят разного возраста ухитряются спать и играть на русской печке.

В избе сыро и грязно. Но Евстохий Лагей доволен и такими «хоромами».

– Всё лучше, – говорит он, – чем по чужим углам с ребятами таскаться.

Годов пятнадцать назад у Лагея пали все олени от сибирки2, и он нанялся к богатому

ижемцу. Десять лет жил у ижемца в работниках. В работницах жила и его жена.

– И жить бы мне до смерти в работниках, – рассказывал на ненецких съездах Лагей, –

кабы Советская власть не пришла. Советская власть дала мне маленько денег, и я хозяйство

своё завёл: домишко поставил, лошадь да корову купил. Живу теперь лучше, чем в

работниках. Одно только худо: ребята малы, работать некому. Хорошо, как в рыбную артель

попадёшь, нажива хорошая бывает, и работать артелью много полегче будет, чем в одиночку.

За артель, за кооперацию Лагей стоит крепко.

– Через свой кооператив да через артели мы свет увидим, – убеждает Лагей своих

сородичей-едомцев и выненцев.

За свои советы он получает кой от кого ругань, а есть и такие, что слушают его советы.

На Проигрыша он ещё ни разу не наседал и очень обрадовался, когда тот шумно

ввалился в избу.

– Эге, Иван Максимович! Проходи-ко, проходи... Каково промышлял?

– Ничего, маленько промышлял.

– И всё уж пропить да проиграть успел?

– Ха-ха-ха... Нет ещё. Не успел.

– В кооператив сдал?

– Нет, не сдал.

– Вот это неладно. Надо всё сдать в кооператив. А тогда уж как хочешь: хочешь – пей,

хочешь – играй.

Проигрыш скрипнул зубами.

– Не могу, Евстохий Парфентьевич! Не могу!

– Но-о... А то почему?

1 Едомец – осёдлый ненец.

2 Так называли ненцы болезнь оленей – сибирскую язву.

– Душа не переносит.

– Чего?

– Жены душа не переносит.

– Разведись. Нынче это просто: сходи в рик – и готово.

– Но-о?.. Только и дела?

– Только и дела.

– Рик от жены избавит?

– Избавит.

– Другую даст?

– Сам найдёшь другую.

– Ха-ха-ха... Вот как нынче просто, парень! Но и но... А в тундре что скажут, как

разведусь?

– Поговорят-поговорят, да и перестанут. Слово не дым – глаз не щиплет. Когда старики

говорят, ты мигай да мигай – промигаешься.

– Вот так вот! – хохочет Проигрыш. – Выходит, ты стариков не советуешь слушать? А я

старика... отца послушал: на жене брата женился, теперь маюсь.

– Не всё хорошо, что старики сказывают.

– Правда?

– Почему не правда? По себе знаешь, что не всё хорошо.

– Так-так! Верно! Знаю. Вот верное слово сказал. Расцеловать тебя хочу за это слово.

– Целовать – это можно. Да ты пьян немножко. Ляг, поспи, а после с тобой ещё

поговорим.

– Хорошо, хорошо... Ты в одно слово с сыном моим. Тот говорит: спать иди. Ты