бросил передатчик. Тот факт, что немецкий самолет точно указывал район

передвижения реактивной артиллерии, давал основания для такого

предположения.

В районы прежней дислокации 17-й бригады и 312-го полка направились

наши разведчики. Они осмотрели каждый овражек, каждый куст, надеясь найти

там радиопередатчик, брошенный парашютистом. Но поиски ни к чему не

привели.

В тот же день в 17-ю гвардейскую минометную бригаду приехал офицер

армейской контрразведки. Он пригласил к себе ефрейтора Носова:

— Расскажите все, что вы помните об обстоятельствах задержания

вражеского парашютиста.

Носов рассказывал подробно. Но офицер контрразведки непрерывно

уточнял:

— А как выглядел незнакомец, когда вы увидели его в первый раз?

— Обыкновенно. В темноте я видел только его силуэт.

— В каком положении? Он бежал? Стоял? Виднелось ли что на спине у

него? Сбоку?

— Не могу сказать, товарищ капитан. Не запомнилось. Не приметил.

— Понимаете, важно выяснить, не имел ли парашютист радиопередатчика.

— Чего не видел, того не видел. Выдумывать не буду, — говорил Носов.

Примерно то же показал Прянишников, с которым беседовали в госпитале.

Когда офицер контрразведки уже собирался уходить, Носов вдруг

вспомнил:

— Перед тем, как шпион побежал, мы слышали, что у его ног что-то

хрустнуло.

— Хрустнуло, говорите? — задумался капитан.

— А вы могли бы найти то место, где стояли в секрете и задержали

шпиона?

— Темно было, товарищ капитан... Но попробую.

Несколько часов спустя в штаб гвардейских минометных частей Брянского

фронта привезли небольшой, покрытый зеленой краской металлический цилиндр.

С виду он напоминал термос. Цилиндр был найден в районе, где Носов и

Прянишников ночью остановили фашистского разведчика.

— Я хотел бы, чтобы с этой штукой ознакомился ваш радиоинженер, —

сказал приехавший офицер контрразведки и положил на стол загадочный

цилиндр.

Старший техник-лейтенант Лисовский, радиоинженер по образованию,

служивший начальником радиосвязи, пригласил капитана в свою походную

мастерскую. Лисовский бережно снял с аппарата металлический кожух, и тогда

перед ними открылось сложное переплетение проводков: они увидели

электрические батарейки и миниатюрные радиолампы.

— Так, так, очень интересно, — проговорил Лисовский. — Похоже, что

эта штука и есть новинка фашистской разведки, о которой нам недавно

рассказывали... Очень похоже... Это радиомаяк. Он настроен на определенную

волну и посылает в эфир радиосигналы. С помощью пеленгаторов фашистские

самолеты разыскивают маяк и бомбардируют район, где находится маяк.

— Вот как?! — воскликнул капитан. — Теперь, кажется, все ясно.

Диверсант нес этот маяк в расположение 17-й бригады, но в пути его

окликнули, он бросил аппарат в кусты, а сам дал ходу...

Возможно, что до этого вражескому парашютисту удалось забросить такой

же маяк и в 312-й полк. Самолет-разведчик, который передавал сведения о

передвижении полка, видимо, тоже запеленговал этот маяк. Разведчик мог

незаметно забросить аппарат куда-нибудь в кузов автомобиля.

— А вы могли бы узнать, на какой волне работает немецкий маяк? —

поинтересовался капитан. Видно было, что у него созрел какой-то план.

— Нет, для этого нужна специальная аппаратура.

— Но маяк сейчас работает?

Инженер Лисовский взял маленькую трехвольтовую лампочку, поднес ее к

батарейкам, вмонтированным в маяк, и лампочка загорелась.

— Питание не израсходовано. В схеме повреждений тоже не видно. Думаю,

что маяк еще работает.

— Благодарю, товарищ старший лейтенант. Соберите его, пожалуйста,

вновь, я его возьму с собой.

Капитан уехал.

* * *

Музыченко-Скрипников отрицал, что он имеет какое-либо отношение к

цилиндру:

— Не знаю, что это такое, ни разу не видел, — говорил он на

допросе. — Я рассказал все, что было. Свои донесения должен был привозить

в Орел на станцию.

— Значит, вы утверждаете, что не знаете, для чего служит этот

аппарат? — повторил свой вопрос офицер контрразведки.

— Да, утверждаю.

— И не вы забросили его в расположение наших войск?

— Не я.

— В таком случае вы поедете со мной.

Вечером два вездехода мчались по узкой лесной дороге, проходившей в

ближайшем тылу наших войск. Перед большой пустынной поляной машины

остановились. Из них вышли трое советских офицеров и несколько солдат.

— Выходите и вы, — приказали Музыченко-Скрипникову.

Тот, бледный и растерянный, осторожно ступил на землю. Руки у него

были связаны за спиной.

— Вы пойдете на эту поляну и останетесь здесь до утра — сказали

Музыченко-Скрипникову. — Рядом будет лежать этот «термос»... Если

задумаете бежать, имейте в виду, поляна со всех сторон оцеплена.

Срывающимся голосом вражеский разведчик вдруг сказал:

— Зачем это?..

— Что зачем?

— Зачем это испытание? — повторил дрожащий голос.

— Чтобы убедиться, какого ранга вы прохвост, и дать работу вашим

хозяевам!..

— Не надо этой комедии! Развяжите руки... Я все расскажу...

Радиомаяк был оставлен на поляне. Не прошло и двух часов, как

появились фашистские самолеты. Они яростно бомбили поляну и ближайший лес.

Но ни одного советского солдата, ни одной «катюши» там не было.

На рассвете вдоль фронта наших войск пролетел фашистский

самолет-разведчик. Он разбросал листовки:

«Массированными налетами германской авиации на Брянском фронте

уничтожены все русские «катюши»... Советские солдаты! Вы надеялись, что

при новом наступлении они вас поддержат. Напрасно, «катюш» здесь больше

нет...»

Но едва фашистский разведчик успел скрыться, как из разных мест на

широком фронте открыли огонь по врагу полки и бригады советской реактивной

артиллерии. После первого залпа последовал второй, третий. И было это так

неожиданно, так захватывающе, что в траншеях пехотинцев тотчас возникло и

долгим раскатом разнеслось могучее солдатское «ура».

— Вот это прописали! — говорили пехотинцы.

С лета 1943 года над Москвой не смолкали залпы победных салютов:

войска шли на запад. Путь был велик. С середины июля до конца 1943 года

линия фронта переместилась от Вязьмы до Витебска, от Орла до Могилева, от

Воронежа до Жлобина, от Сталинграда до Житомира, от Моздока до Кривого

Рога.

Вместе с пехотинцами и артиллеристами, танкистами и летчиками,

саперами и связистами наступали и гвардейцы реактивной артиллерии. Если бы

на карте расставить флажки, отмечая ими города, в освобождении которых

участвовали и отличились гвардейские минометные части, то образовалась бы

длинная цепочка, протянувшаяся от севера до юга.

За участие в успешном проведении операции по прорыву сильно

укрепленной обороны противника южнее города Невель в конце декабря 1943

года орденом Красного Знамени был награжден 24-й гвардейский минометный

полк.

Когда началось освобождение Белоруссии, первыми удостоились

наименований белорусских городов — Речицы, Гомеля, Городок — 35-я

гвардейская минометная бригада, 37-й и 92-й гвардейские минометные полки и

2-я гвардейская минометная дивизия.

Наименование «Смоленские» было присвоено 317-му гвардейскому

минометному полку, 35-му и 201-му отдельным гвардейским минометным

дивизионам.

За мужество и героизм, проявленные в боях под Курском, орденами

Красного Знамени были награждены 6, 20, 38 и 65-й гвардейские минометные