пытливых вопросов и поспешных, неясных ответов в сознании

вырастало нечто загадочное и зловещее. Я остановился,

соображая, что бы предпринять. В этот поздний час улица

была полупустынной. Редкие прохожие спешили домой.

Первая мысль о милиции: надо немедленно заявить. Но, как

на грех, ни одного милиционера. Я спустился на Неглинку. И

тут меня осенила мысль: Андрей! Нужно сообщить Ясеневу.

Сверкнул зеленый глазок такси. Я поднял руку. . Из квартиры

позвонил Андрею и все рассказал.

Андрей находил этот случай совершенно диким,

нелогичным и склонен был считать, что партбилет они

впопыхах приняли за паспорт, за которым, очевидно,

охотились. Впрочем, - перебил он себя, - зачем им паспорт?

- Да, именно, зачем? - поддержал я такую мысль.

- А может, за твоим паспортом охотится какое-нибудь

ЦРУ? - пошутил Андрей.

- А тебе не кажется, что они охотились за моим

партбилетом? - выдвинул я новую версию.

- Именно за твоим? Или вообще за партбилетом? Но

откуда они знали, что ты коммунист? Хотя если нужен был

именно твой билет, то знали.

- Другое дело, - подсказал я, - как они могли узнать, что

партбилет в этот день был при мне? Обычно я храню его

дома. А сегодня у нас было партсобрание.

- Да, загадка со многими неизвестными, - проговорил

Андрей. - А может, на самом деле все гораздо проще и билет

твой подбросят из-за ненадобности. Такое бывало. Одним

словом, подождем. Со своей стороны мы попробуем принять

меры. Ты зайди завтра ко мне на работу. Попытайся

припомнить приметы налетчиков.

Ждать долго не пришлось: через два дня меня

пригласили в райком к заведующей отделом Евгении

Даниловне Лапиной. С ней мне приходилось встречаться уже

не однажды. Эта пожилая суровая женщина слыла в нашем

районе требовательным, строгим, принципиальным партийным

работником. Что касается ее принципиальности, то тут было

какое-то недоразумение. Во всяком случае, по моим

предыдущим наблюдениям, эта черта характера Лапиной была

слишком преувеличена. Например, она была убеждена, что

дорогой подарок - картину Саврасова - Пайкин получил от

иностранки с моего ведома и согласия и требовала

применения ко мне суровой меры взыскания. Она больше

доверяла своей интуиции, чем фактам. Я догадывался, зачем

меня пригласили в райком, и шел к Лапиной с чувством

уныния, предвидя неприятный разговор. Встретила она меня,

как всегда, сухо, поздоровалась кивком головы и предложила

сесть. Затем, роясь в каких-то бумагах и не глядя на меня,

спросила:

- Где ваш партбилет, товарищ Шустов?

- Я уже докладывал секретарю нашей парторганизации.

У меня отняли... - Я не закончил фразу: полные губы Лапиной

скривились в гримасу, в которой было, пожалуй, больше

презрения, чем иронии. Она достала из папки партбилет и,

подняв его, торжественно произнесла:

- Вот ваш партбилет. Никто у вас его не отнимал.

Я как-то сразу не обратил внимания на ее последнюю

фразу, обрадованный тем, что партбилет цел. Вопрос сам

сорвался у меня с языка:

- Где его нашли?

- Там, где вы его потеряли, - с явной неприязнью глухим

голосом ответила Лапина.

- Я вас не понимаю, Евгения Даниловна. Я повторяю -

партбилет у меня отняли трое неизвестных...

- Товарищ Шустов, оставьте для детей свою сказку о трех

разбойниках. Лучше честно, откровенно, как подобает

коммунисту, расскажите правду. А если вы в тот вечер

находились в таком состоянии, что ничего не помните, то я вам

напомню: вы были в ресторане со своей подчиненной

Шахмагоновой. Изрядно выпили и в состоянии сильного

опьянения обронили партийный билет в ресторане. За вашим

столиком его и нашли. Все очень просто и возмутительно. И

самое уж возмутительное - ваша глупая сказка о каких-то

разбойниках. Ничего этого не было, товарищ Шустов. А

сочинили вы эту сказку, когда обнаружили утерю партбилета.

Чтоб избежать взыскания. Уж чего другого, а такого поступка я

от вас не ожидала. Это, извините, мерзко, недостойно. И

знаете что - история с партбилетом проливает свет на ваши

прежние дела, которыми занимался райком. Мы вам поверили

тогда. А теперь вижу - напрасно.

Я был ошеломлен таким поворотом дела, что

называется, опрокинут, сражен наповал. Самое страшное, что

в жестоких, беспощадных словах Лапиной была какая-то своя

логика, и прежде всего тот неопровержимый факт, что билет

нашли в ресторане и именно за тем столиком, за которым мы

сидели с Диной. Но ведь я ничего не сочинял, все было так, как

я рассказал. Я не был пьян, все отлично помню, и, конечно,

это безапелляционное прокурорское утверждение Лапиной

оскорбило и возмутило меня. И я вспылил:

- Евгения Даниловна, я прошу отвечать за свои слова...

- Как-нибудь уж постараюсь, - с издевкой перебила она. -

Тем более что вам придется и за дела отвечать.

- Я отвечу. Отвечу за все, в чем действительно виноват.

- Так в чем же вы виноваты?

- Пока что я своей вины не вижу. Быть может, виноват

только в том, что не вступил в борьбу с теми тремя. Хотя

убежден, что это была бы никому не нужная жертва.

- Тогда объясните, каким образом ваш партбилет

оказался в ресторане? Именно за вашим столом. Я вас

слушаю.

- Я думаю, что это гнусная провокация, заранее

разработанная. С целью скомпрометировать меня, создать

новое персональное дело.

- Коварные происки ваших врагов, - подбросила Лапина,

и в голосе ее звучала явная ирония.

- Я в этом почти уверен, и вы напрасно иронизируете,

Евгения Даниловна.

- Почти, - повторила она и встала из-за стола, медленно

поправила пышную копну "пристяжных" волос. - А не кажется

ли вам, товарищ Шустов, что вы воюете с ветряными

мельницами? Вы переоценили себя, свою роль в медицине и

боретесь с выдуманными вами же противниками. Вы слишком

озлоблены своими неудачами.

- Это какими же? - насторожился я.

- Да вот хотя бы научным обоснованием вашего метода.

Ведь вы до сих пор не можете подвести под него

теоретическую базу. Так это или нет? Или я не совсем в курсе?

- О нет, Евгения Даниловна, - быстро заговорил я. - Вы

даже очень в курсе, слишком в курсе. Только позвольте вас

спросить: разве больным, исцеленным методом

вакуумтерапии, хуже от того, что метод, сама его практика пока

что не получили окончательного теоретического объяснения? -

Не дав ей ответить и не сводя, с нее требовательного взгляда,

я стремительно продолжал: - На протяжении веков люди

наблюдают шаровую молнию, видят ее в самых неожиданных,

невероятных проявлениях. А что это такое - объяснить не

могут. Наука пока бессильна теоретически обосновать это

загадочное явление. Или вот вам еще пример: недалеко от

Дели, в Индии, высится огромная железная колонна,

сооруженная еще в четвертом веке нашей эры. Железная, а не

ржавеет, совершенно не подвержена атмосферным влияниям.

Почему? Что предохраняет ее от окисления, в чем секрет?

Ученые бьются уже долгие годы, а определить не могут, не в

состоянии объяснить, или, как вы говорите, подвести

теоретическую базу. Но мы же не отрицаем факта

существования и шаровой молнии и этой загадочной железной

колонны только потому, что теоретически не можем

обосновать? Придет время - объясним. Дайте срок. История с

партбилетом, между прочим, со временем тоже всплывет.

- Ну куда хватил! Разные вещи... - поморщившись,

отмахнулась Лапина.

- Разные, говорите? А вы уверены, что президента

Кеннеди убил Ли Освальд? - вдруг спросил я.