развязно барской бесцеремонностью бросил ее на переднее
сиденье. Шофер повторил свой вопрос.
- В Химки! - сказал молодой человек и, не дождавшись,
когда тронется машина, стал обнимать и целовать девушку,
которой, как выразился шофер, "цинизм и нахальство не очень
понравились". Но молодой человек был настойчив и
непреклонен, несмотря на решительное сопротивление его
знакомой. Между ними завязалась борьба, короче говоря,
молодой человек пытался проявить насилие. Девушка подняла
крик, взывая о помощи. Взбешенный поведением пассажира,
шофер такси, вспомнив, что рядом есть отделение милиции,
подкатил прямо к нашему подъезду. Таким образом преступник,
так сказать, "тепленьким" был доставлен в милицию, а его
жертва, к нашему огорчению, исчезла, очевидно опасаясь
огласки и спасая свою репутацию. Это обстоятельство сумел
быстро оценить молодой человек и повел себя невозмутимо и,
я бы сказал, нагло.
Документов при нем не оказалось. Нил Думнов составлял
акт задержания.
Пользуясь тем, что потерпевшая девушка скрылась, не
пожелав о себе заявить, задержанный, назвавший себя
Симоняном, начисто отрицал все, что говорил шофер. Мы
были бессильны что-либо предпринять, но личность
задержанного следовало установить. Я задавал вопросы.
- Где проживаете? Постоянное место жительства?
- Одесса. - Он назвал адрес.
- Когда приехали в Москву?
- Три дня назад.
- Где остановились?
- У знакомых. На частной квартире. И паспорт там
оставил.
- Телефон там есть? Мы можем позвонить?
Он стушевался. Ответил:
- Нет телефона.
- Говорите адрес, мы проверим.
- Я не помню, - нерешительно произнес он. - Зрительно
знаю, а так только улицу могу назвать. Лесная улица.
- Ну что ж, это не так далеко. Вам придется пройти
вместе с милиционером на квартиру за паспортом, - сказал я.
- Вы мне не верите?! - вскипел Симонян.
- Такой порядок, - холодно ответил я. - Нил Нилыч,
сходите с гражданином Симоняном на Лесную.
- Послушайте, товарищ капитан, что подумают мои
друзья? - взмолился Симонян и затем, достав записную
книжку, начал в ней что-то искать. Через минуту обрадованно
воскликнул: - Вот, нашел. Записан у меня адрес, номер дома и
квартиры.
- Ну и отлично, - сказал я. - Пойдите, Нил Нилыч.
Они молча ушли. Я был уверен, что он сказал мне
неправду: либо назвал не свою фамилию, либо место
жительства указал неправильное. Вскоре они вернулись.
Квартира оказалась запертой: хозяйки не было дома.
Симоняна пришлось отпустить.
В десятом часу в дежурку вошел лейтенант Гагатишвили,
как всегда веселый, суетливый, деятельный. Работает он у нас
недавно, всего каких-нибудь полгода, но его все полюбили за
общительный нрав и неутомимость, какую-то романтическую
безотказность в работе. Он зашел ко мне за барьер, быстро
взглянул на график дежурств, лежащий на столе под стеклом,
спросил:
- Мне никто не звонил?
- А ты от кого ждешь звонка: от девушки или от
министра? - пошутил я.
- Нет, серьезно, Платоныч, должны были из МУРа ребята
звонить. - Худенькое смуглое лицо его доверчиво улыбалось.
- Из МУРа не звонили, а шеф сообщил свое решение... -
я не договорил, испытующе глядя на него. Он быстро
досказал:
- Знаю. Я рад поработать под твоим началом.
Я рассказал Гогатишвили о Симоняне, и тот вдруг с
волнением переспросил, каков он из себя. Я дал ему
записанные данные.
- Черт возьми! - вскричал как ошпаренный Гогатишвили.
- Где он? Когда ушел? Давно? Зачем отпустили? Да вы знаете,
кто это такой?!
- Судя по твоим эмоциям - это твой лучший друг, - шутя
сказал я.
- Именно, лучший, - вполголоса бросил Гогатишвили и
взглядом пригласил меня в крохотную комнатушку, в которой
хранилось оружие. И взволнованным шепотом продолжал: -
Настоящая фамилия его Апресян - главный поставщик гашиша
в Москву. Да, да, тот самый. Мы вчера ожидали его на вокзале,
а он, гад, где-то пересел на другой поезд и ловко провел нас.
Какая досада! - сокрушался Гогатишвили.
- Считай, что тебе повезло, - успокоил я. - Есть адрес,
где он остановился. Вот. .
- Что адрес! Таких адресов у него десятки. Где он может
быть сейчас? Где его товар? Ну хорошо, Платоныч, нет худа
без добра. Я иду к себе, попытаюсь связаться с ребятами из
МУРа. И надо, конечно, наведаться к нему на Лесную. Если он
сегодня приехал, может, и не успел реализовать свой товар.
- Найдешь ветра в поле, - проговорил Нил Нилыч. Это
была его привычка по-своему и как бы про себя
комментировать факты и события. - Видела баба иголку в
сене. Гогатишвили поспешно удалился. А мне некогда было
задумываться над ястребом, которого нам не удалось
посадить в клетку. Звонили телефоны, приводили
задержанных, главным образом пьяных, иногда потерявших
человеческий облик, грязных, подобранных на мостовой.
Звонок. Снимаю трубку. Возмущенный и такой самоуверенный
женский голос:
- Товарищ Ясенев, с вами говорит преподаватель
литературы спецшколы Долина-Корнеева Наталья Петровна.
Мой сосед по квартире, известный вам алкоголик и дебошир,
некий Терехов, снова явился домой вдрызг пьяным и устроил
нам подлинный погром. Разбил телевизор и грозится устроить
Варфоломеевскую ночь. Я очень прошу вас, пожалуйста,
уймите этого бандита, избавьте нас от его террора. У меня
сейчас в гостях находится журналист. . - Она умолкла, чтобы
перевести дыхание, и уже через несколько секунд в трубке -
мужской голос:
- Товарищ дежурный, журналист Запорожец-Задунайский
говорит с вами. Пожалуйста, примите меры. Ведь это черт
знает что! Он оскорбил...
- Хорошо, говорите адрес, - быстро перебил я. И,
записав адрес, обратился к Думнову: - Пожалуйста, Нил
Нилыч, пойдите сами, это рядом. Доставьте известного
алкоголика и дебошира Терехова Михаила Ивановича. Знаете
такого?
- Что-то не помню.
- И я не знаю, - вслух произнес я. - Почему же
известный?.. Ну, в общем, разберемся. И соседку с двойной
фамилией пригласите. Да смотрите поделикатней, там
журналист сидит у этой соседки. Еще напишет, чего доброго, и
пойдут объяснения-расследования.
- Пускай пишет, будь что было, терпи кобыла, -
проговорил Думнов, удаляясь.
Не прошло и четверти часа, как в дежурке появились
сопровождаемые Нилом Нилычем Терехов Михаил Иванович и
его супруга. Их соседка Долина-Корнеева идти в отделение
отказалась, потому что у нее гость, тот самый журналист,
Запорожец-Задунайский. Терехов, плотный, широкий в плечах,
круглоголовый мужчина лет сорока пяти на вид, не был похож
на пьяницу и дебошира. Правда, мускулистые руки его,
розовые, с короткими толстыми пальцами, дрожали, но это от
чрезмерного волнения. Нил Нилыч был чем-то раздосадован и
смущен, доложил без особого энтузиазма негромко и как-то но
очень ясно:
- Никакого там дебоша не было. Обыкновенная ссора
соседей.
- Диспут. Идеологический диспут, - тяжело дыша,
дрожащим голосом произнес Терехов. Супруга одернула его:
мол, помолчи, пока тебя не спрашивают. Но и старшина
замолчал, видно было, что ему больше нечего сказать. Тогда
Терехов снова не удержался: - Это наглость, товарищ капитан.
Обнаглели на всю катушку. .
- Погоди, Миша, - снова одернула жена вежливо,
сочувственно. Что-то кроткое, тихое было и в ее глазах и во
всей фигуре. Супруга Терехова, как выяснилось, работала
сестрой в больнице, а сам Михаил Иванович - на номерном