зевал в кулак. "Циник, и не скрывает этого", - подумал Семенов

о редакторе "Новостей", но все же продолжал говорить, хотя

уже без особого энтузиазма. Вдруг гость неприлично крякнул, и

Марат, поняв намерение своего коллеги, перебил хозяина,

сказав одну из своих любимых фраз:

- Все это, доктор Семенов, общеизвестно и потому

неинтересно.

Лицо главврача пошло пятнами. Произошла неловкая

заминка. Дэйви тихонько покачал головой, верхняя капризная

губа его шевельнулась, и Марат довершил то, что начал,

убийственной для Вячеслава Михайловича фразой:

- Наш гость желает познакомиться с выдающимся

советским экспериментатором профессором Шустовым.

Василий Алексеевич не был профессором, и эта фраза

Марата больно кольнула Семенова. У него появилось желание

возразить этому невоспитанному выскочке, но, взглянув в лицо

гостя, властное и ничего не выражающее, спросил:

- Пригласить сюда доктора Шустова?

- Нет, мы лучше пройдем к нему, если это не создаст для

вас излишних затруднений, - медленно подбирая русские

слова, ответил Дэйви.

Василий Алексеевич встретил их с корректной

официальностью: его коробило присутствие Марата, который с

присущей ему покровительственной развязностью пожурил

Шустова за то, что тот так и не написал якобы обещанную

статью для "Новостей".

- А я вам ничего не обещал, - улыбнулся Василий

Алексеевич и сразу обратил вопросительный взгляд на Дэйви.

Жак-Сидней долгим проницательным взглядом

посмотрел на Марата, затем на Семенова, точно не решаясь, о

чего начать, и желая заранее заручиться их полной

поддержкой. Потом с легким акцентом заговорил по-русски,

положив перед собой блокнот и вечное перо:

- Ваше имя, доктор Шустов, известно на Западе как имя

ученого с большими перспективами. Мне хотелось бы

рассказать нашим читателям - миллионам читателей

Западного полушария - о ваших экспериментах, волнующих по

крайней мере половину человечества. Возможно, я напишу о

вас книгу. .

- Простите, у вас медицинское образование? Вы врач?.. -

вдруг перебил Шустов его легкую, изящную речь, в которой

было что-то жонглерское.

Марат и Семенов, обескураженные такой выходкой,

недоуменно переглянулись. А Шустов, как бы скрывая свою

лукавую нарочитость, поправился, не дожидаясь ответа:

- Я просто так, между прочим.

Но Дэйви принадлежал к породе тех людей, которых

ничем нельзя смутить. Не дав Марату и главврачу что-либо

сказать, он с веселой поспешностью заметил:

- О-о нет, я рядовой пациент. И счел бы для себя за

честь быть вашим пациентом.

- Вы страдаете трофической язвой? - серьезно спросил

Шустов.

- Что вы, что вы, бог избавил, - ответил Дэйви,

выставляя щитом вперед ладони, и пояснил: - Я имею в виду

мою безвременно полинявшую шевелюру.

Шустов понял его, заговорил, как бы кого-то упрекая:

- Видите ли, мистер Дэйви, тут, вероятно, произошло

какое-то недоразумение. Вас неверно информировали. Дело в

том, что я лечу трофические язвы.

- Доктор Шустов, я все знаю, - перебил гость с

дружеской, доверительной улыбкой. - Знаю, что ваше открытие

находится еще в стадии эксперимента. Я готов на любой риск

и без всяких гарантий с вашей стороны, Разумеется, за

солидное вознаграждение. Если вам будет угодно, вы могли

бы сделать мне эту операцию у меня на родине... Я

уполномочен передать вам официальное приглашение от

общества врачей-экспериментаторов посетить нашу страну. -

Жак-Сидней с торжественным церемониалом открыл папку и

извлек из нее конверт с приглашением.

- Благодарю вас, мистер Дэйви, и прошу передать мою

искреннюю признательность обществу. Только я едва ли смогу

воспользоваться приглашением в ближайшее время. Моя

работа не позволяет мне отвлекаться на такую поездку, хотя я

уверен, что она будет приятной и интересной для меня. - Он

говорил искренне и убедительно.

Приглашение общества врачей-экспериментаторов было

главным козырем Дэйви, и вдруг этот козырь вежливо, но

категорично оказался битым. Марат смотрел на Шустова, и

взгляд его, надменный и холодный, говорил: "Либо ты дурак,

Шустов, либо человек тонкого, хорошо организованного ума". В

глазах Дэйви забегали злые и тревожные огоньки. Как человек,

умеющий разбираться в людях, он отлично понимал

неловкость своего положения и то, что Шустов непоколебим и

тверд в своих словах. Такие люди, как этот доктор, слов на

ветер не бросают, договариваться с ними чрезвычайно трудно,

потому что их принципиальность граничит с упрямством и

фанатизмом. Дэйви понял, что делать ему здесь больше

нечего.

Глава четвертая

Марат проводил Дэйви до гостиницы "Националь" и

тотчас же поехал в редакцию, где приказал вызвать к себе

Гольцера и Кашеварова. Кашеваров явился сразу, Гольцера

пришлось долго разыскивать. Раздувая ноздри, как загнанный

конь, Марат говорил, точно приказ по армии отдавал:

- С Шустовым пора кончать. Безотлагательно должна

появиться статья за подписью известного авторитета в

медицине. Кто именно должен подписать статью - посоветуйся

с Вячеславом Михайловичем. Он это организует. О самом

Шустове в статье особенно рассусоливать не нужно. Просто

сказать, что это бездарь, шарлатан, малограмотный субъект и

проходимец, который в силу каких-то довольно странных

обстоятельств допущен к самому священному алтарю -

медицине. Привести один-два примера неудачной операции и -

достаточно. Главное, основу статьи должны занять вот те

"странные обстоятельства", о которых я говорил. То есть

покровители и защитники Шустова. По этим господам и надо

наносить удар. И прежде всего по профессору Парамонову. Он

уже не однажды выступал публично в защиту Шустова. На

днях снова опубликована его статья. В ней он приводит пример

излечения Шустовым экземы у гражданина Ларионова, коим

является известный тебе Аристарх. - Марат остановился подле

кресла, в котором сидел бессловесный, весь внимание

Кашеваров, азартно прищелкнул пальцами и восторженно

заулыбался, осененный неожиданной находкой. Затем,

сощурив выступающие из орбит глаза, пояснил: - Тут можно

проделать великолепный фокус. В том же номере под статьей

ученого-медика подверстать письмо Аристарха Ларионова в

редакцию примерно такого содержания: "Уважаемый тов.

редактор. Я с удивлением прочитал статью профессора

Парамонова, в которой говорится, что якобы я болел экземой и

меня вылечил доктор Шустов. Во имя истины с огорчением

должен сообщить вам, что никогда я экземой не болел и,

следовательно, ни Шустов, ни Парамонов и никто другой меня

не лечил. Шустова я знаю давно и очень близко. К его так

называемому методу отношусь весьма иронически, потому что

сам Шустов не раз в пылу откровенности признавался мне, что

никакого такого метода нет, что все это рассчитано на

сенсацию и на доверчивых людей". В общем, в таком духе...

- Аристарх такого письма не напишет, - сказал

Кашеваров, закуривая.

- Разумеется. Ему надо помочь. Написать за него.

- Он не подпишет. Он действительно дружен с

Шустовым?

- Да. Но это не имеет значения. За бутылку коньяку? Как

это у Маяковского. Помнишь? Подскажи.

- "Собственную тетушку назначит Римской папою, сам

себе подпишет смертный приговор", - процитировал

Кашеваров.

- Именно. Ларионов - это явление. После второй рюмки

переходит на "ты", после четвертой начинает петь. После