- Я предлагал взять повара и прислугу, - быстро встрял в

разговор Евгений, - но Танечка решительно отказалась.

- Отказалась? - Бесцветные ниточки бровей Анатолия

Натановича вытянулись в струнку. - Почему, Татьяна

Васильевна?

- Я предлагал и работу бросить, - опять поспешил

Евгений. - Может вы, Анатолий Натанович, повлияете на нее?

- Мд-да... Странная вы женщина, - молвил Яровой,

садясь за стол, и прибавил: - Не ординарная. Кстати, я это

заметил еще там, на вечере.

"Как это он мог заметить? Играет", - подумала Таня, а

гость, посмотрев на бутылки, вдруг с бестактным осуждением

сказал:

- Я почему-то не вижу "Амаретто"? Из всех вин я считаю

его предпочтительным. - Он смотрел на Евгения

требовательным, серьезным, если не сказать суровым

взглядом, так что тот даже смутился и почувствовал себя

виноватым. Он знал, что Яровой - поклонник этого

"божественного" напитка, и совершенно случайно не

предусмотрел его в меню, допустил непростительную

оплошность, которую готов был исправить немедленно, только

прикажи "высокий гость".

- Прошу прощения, Анатолий Натанович, мой грех,

получилась маленькая недоработка.

307

- Ну, не такая уж маленькая, - голосом и взглядом гость

приказывал исправить оплошность.

- - Если позволите, Анатолий Натанович, я сейчас

сбегаю. Магазин рядом, и я мигом.

- Ну, если рядом... - позволил гость и напомнил: -

желательно, чтоб венецианское. И вообще, чтоб настоящее, а

не подделка. Сейчас много развелось фальсификаторов.

Со сложным чувством удивления, обиды и возмущения

наблюдала Таня эту унизительную картину и вспоминала слова

Евгения о Яровом: "У него вся власть. Он вхож даже к

президенту. В его руках оказались главные богатства России". -

"Каким образом?" - поинтересовалась тогда она. "Сумел

организовать, присвоить, прибрать к рукам, - раздраженно

ответил тогда Евгений. - Другие не смогли, а он смог. У него

связи с иностранными концернами. Он может и вознести и

растоптать".

Сейчас она впервые увидела мужа таким жалким до

ничтожества, пресмыкающимся, ей было стыдно за него, и

вместе с тем в ней усиливалась неприязнь к этому

самовлюбленному и невоспитанному властолюбцу. Ей

хотелось понять, почему Яровой поступил так грубо, бестактно,

просто по-хамски? Хотел унизить Евгения, показать свою

власть? Или это была выходка капризного эгоиста? Или...

желание остаться с ней наедине? Последнее предположение

вызывало в ней протест и возмущение. "Неужто начнет

ухаживать и объясняться?" И чтоб перехватить инициативу, она

спросила с явной иронией:

- А вы не родственник Любы Яровой? Ну той, что в

спектакле "Любовь Яровая"? Или однофамилец?

Он понял едкую иронию, но отвечал вполне лояльно;

- То была комедия или драма... В театре. А мы играем

трагедию. И не в театре. - Он смотрел на Таню цепким

взглядом жестокого хищника. Он понимал ее неприязнь, но не

раскаивался в своем поведении.

- И какова же ваша роль, Анатолий Натанович?

- Главная. Да, дорогая Татьяна Васильевна, мне выпало

в этой трагедии сыграть главную роль. Но не в этом дело. Я

хочу повторить то, что уже сказал о вас. Признаюсь, и вы

поверьте в мою искренность, я не был обижен вниманием

женщин. Я их не искал - они меня выбирали. Я не открою вам

тайны, если скажу о деградации современного общества. В

частности, в этой стране. Вы прекрасно знаете, что духовная,

нравственная инфляция коснулась прекрасного пола. Сейчас

308

редко встретишь женщину, тем паче девушку, с цельным

характером, с глубокими, чистыми и светлыми чувствами.

Поверьте моему опыту - это правда.

- Извините, вы женаты? - перебила Таня его монолог.

- В разводе, - торопливо ответил он. - Но не в этом дело.

Вы, дорогая Татьяна Васильевна, относитесь к тем редким,

реликтовым женщинам, которые каким-то чудом сохранились в

нашем обществе.

- Что вы говорите, даже реликтовым, как секвойя, -

откровенная ирония снова прозвучала в ее словах.

- Секвойя? Это кто такая или что такое? Впервые слышу.

- Это южно-американская сосна-гигант,

долгожительница. Кстати, у нас в Закавказье есть несколько

экземпляров.

Яровой состроил недовольную мину - ему не

понравилась ироническая реплика Тани, тем более

приправленная какой-то секвойей, о которой он понятия не

имел. Он потерял нить монолога и теперь укоризненно

смотрел на Таню, не находя последующих слов. Он не терпел

ни реплик, ни возражений, даже если они исходили от женщин,

до которых Анатолий Натанович был большой охотник. Но

Таня была редким, "реликтовым" исключением: на нее он имел

особые виды и строил не столько сложные, сколько коварные

замыслы и планы. В отношении женщин Яровой был

романтик: он создавал в своем воображении идеал и шел к

нему напролом, добивался своей цели любым путем. Свои

желания он ставил превыше всего, и для их удовлетворения не

признавал никаких преград, особенно, когда дело касалось

"слабого пола", к которому он всегда пылал ненасытной

страстью. Для достижения цели он не скупился (впрочем, тут

не было проблем при его-то капиталах), был всегда

размашисто щедр и не только на обещания.

- Вы, Танечка, - позвольте мне вас так называть, -

наконец нашелся он, - не знаете себя, не догадываетесь, чего

вы стоите. Да, да, и пожалуйста, не возражайте. - Она и не

думала возражать, ее начал забавлять его грубый и довольно

примитивный панегирик. Хотя резкий переход на "Танечка"

покоробил. А он продолжал: - Скажу вам откровенно: вы

неправильно устроили свою жизнь. Вы достойны гораздо

лучшего, и Евгений прав, я с ним согласен: вам надо оставить

службу в поликлинике, и прислуга и повар вам тоже не лишни.

Я понимаю вашу скромность, но вы заслуживаете гораздо

большего, вы великая женщина, в вас редкое сочетание

309

внешней прелести и внутренней красоты. Не сочтите за

банальность, но такой бриллиант требует соответствующей

оправы, как гениальная картина требует шикарной рамы.

Он умолк, не сводя с Тани пронзительного взгляда, и она

решила воспользоваться паузой, сохраняя все тот же

иронический тон:

- Насчет картин позвольте мне с вами не согласиться:

никакая шикарная рама не способна возвеличить бездарную

картину, так же, как и простенькая, скромная рама не может

затмить шедевр. Я вспоминаю рамы художников-

передвижников. - Легкая улыбка сверкнула в ее насмешливых

глазах. - Что же касается жизни и ее устройства, то это вопрос

сложный и не всегда от нас зависящий. Демократы, к которым

вы очевидно относитесь, устроили для большинства народа

невыносимую жизнь. Я согласна с вами, что мы живем в

состоянии временного, проходящего.

- Извините, я вас перебью: вы сказали о невыносимой

жизни для большинства народа, и, как правильно сейчас

заметили, это временное явление. Но вы-то, Танечка, не

большинство. Вы избранное, при том вы лично редчайшее

меньшинство. Вы не должны об этом забывать. Вас природа

создала такой, редкостной, неповторимой. Вы заслуживаете

хором, дворцов, а не этой, извините, халупы, напичканной

добротными предметами. Такой диссонанс, что дальше

некуда. Вот у вас шикарная чешская люстра. Но ей здесь

тесно. Она не смотрится, она задыхается и вопит! И вы

задыхаетесь, только не хотите в этом признаться. И Евгений не

желает создать другую, достойную вас... - он хотел сказать