и понесло это мутное течение. Он видел и знал, что Таня его

не понимает и не одобряет, и во избежание ссоры не вступал с

ней в дискуссию, и вообще старался избегать с ней разговора

на "злобу дня" и не трогать острых вопросов. Он не посвящал

ее в свои служебные дела, и она не понимала, в чем

заключаются эти "коммерческие структуры", которые в

одночасье сделали Соколова не просто состоятельным, но

богатым человеком. На ее вопрос: "Откуда такие деньги?", он

шутливо отвечал: "Из воздуха, дорогая!" - и награждал ее

дежурным поцелуем, при этом добавлял: "Не беспокойся: это

честные деньги, заработанные умом и смекалкой в условиях

бизнеса".

В смекалке Евгения Таня не сомневалась, как, впрочем, и

в честности, в то же время ее удивляли и тревожили новые

черточки в характере мужа: какая-то азартная алчность, жажда

275

наживы, не говоря уже о "демократической" демагогии и

лакейском преклонении перед "цивилизованным" Западом.

Все это не нравилось Тане, зароняло в ее душу недобрые

предчувствия и сомнения. Однажды на даче отца произошел

острый разговор между Евгением и Василием Ивановичем. А

началось с того, что полковник с возмущением рассказал зятю,

как не приняли в институт сына его бывшего сослуживца

потому, что отец не смог уплатить шестьсот тысяч рублей. "А

где он их возьмет, когда зарплата его не превышает сотни

тысяч?" - спрашивал Василий Иванович зятя. "Пусть

зарабатывает", - невозмутимо отвечал Евгений. "Где? Каким

образом?! - заводился полковник. - Воровать идти? Так, что

ли?" - "А зачем ему институт? Пусть идет работать", - отвечал

зять, но тесть не отступал и с еще большим накалом

продолжал: "Зачем ему институт, говоришь? А если парень

желает учиться, если у него способности, талант? Ты-то своего

за кордон собираешься послать", - уколол Василий Иванович.

Но новоиспеченный бизнесмен был неуязвим. "Значит, у меня

есть возможность. А вы что - против того, что б Егор учился...

за границей?" - "Я за то чтоб каждый желающий юноша имел

возможность получить высшее образование бесплатно, так, как

получали его и ты и твоя жена. Как было прежде, при

Советской власти, когда и медицина была бесплатна, и я мог

раз в год поехать в санаторий и дом отдыха", - наступал

полковник. Но и зять не сдавался, не хотел уступать:

"Знакомая песня коммунистов: бесплатная медицина,

бесплатное образование, санатории, дома отдыха... Все это

демагогия. У нас не было и нет настоящей медицины, наше

бесплатное образование на Западе всерьез не воспринимают.

Верно говорят: бесплатная медицина не лечит, бесплатное

образование не учит". - "Потому ты и посылаешь туда Егора, -

перебил Василий Иванович. - Ну, ну. А между прочим, твой

хваленый Запад завидовал нашему образованию и нашей

бесплатной медицине. И это не песня коммунистов, в рядах

которых ты еще недавно состоял". Последняя фраза ужалила

Евгения, и он решил уклониться от неприятной темы: "Вы за

уравниловку. А ее быть не может. Вообще в природе и в

обществе нет равенства. Бедные и богатые всегда были и

будут. А всякие теории социализма - демагогия авантюристов,

рвущихся к власти. Нищие были и при Ленине и при Сталине, и

в хрущевское, и в "застойное" время". - "Но голодных не было,

- нападал тесть. - Не было столько "бомжей", нищих, голодных

детей-дистрофиков, падающих в обморок голодных учителей.

276

Что, я не прав?" - "Но в чем тут моя вина? - начал сдаваться

Евгений. - Я не демократ, я честный бизнесмен. Мне повезло,

другим не повезло. Что я должен сделать? Поделиться с

нищим? Так, кажется, учит Евангелие?"

Евгений посмотрел на жену, которая молча слушала весь

этот разговор. Она поняла, что вопрос его адресован ей, и

спокойно ответила:

- Те правительства, несмотря на все их пороки,

недостатки, ошибки, все же думали о народе и делали для

блага народа. Не то, что нынешние твои временщики...

- Да не мои они, - взорвался Евгений. - Я знаю им цену

не хуже вас. Но они существуют независимо от того, что мы о

них знаем и думаем. Что нам остается? Работать, чтоб жить,

чтоб выжить. И мы работаем. Честно делаем свое дело и не

дерем глотки на митингах. Кто работает, тот не бедствует. Вы

что, голодаете, раздетые-разутые ходите? Чего вам не

хватает?

Страсти накалялись, и она не хотела участвовать в споре

отца и мужа, не хотела явно принимать чью-то сторону, хотя в

душе она соглашалась с отцом. Она тогда удалилась, оставив

мужчин выяснять для нее очевидную истину. Для зятя и тестя

спор этот закончился обоюдной неприязнью, которая со

временем переросла во враждебность. А ведь еще года три

тому назад это были друзья-единомышленники.

"Так что же случилось с Россией? - размышляла Таня,

нежась в теплой воде. - Почему в людях, в их психологии

произошли такие резкие повороты? Разумеется, не у всех, а

лишь у какой-то части общества, притом, небольшой части.

Когда она вышла из ванной, света в гостиной уже не

было: Евгений спал или делал вид, что спит. Да, он

встревожен, очень даже, и пытается скрыть от нее свое

состояние. Но ему это не удается. Его тревога передается ей и

перерастает в страх, которого прежде она не знала, хотя

Евгений и предупреждал ее быть осторожной, открывать дверь

квартиры только знакомым, осмотрительно вести себя в

подъезде и лифте, особенно в вечерние часы. Но до

сегодняшнего дня она не придавала этому особого значения.

Конечно, осторожность соблюдала, но страха не было.

Волновалась за Егора: как он там в Англии? Евгений

успокаивал: мол, за Ла-Маншем с преступностью порядок. Два

раза в месяц Егор звонил в Москву и бодро говорил, что у него

всё "о'кей".

277

Сейчас она думала только о муже, вспоминала совсем

позабытые эпизоды их совместной жизни и удивлялась, как со

временем изменился Евгений, его взгляды, вкусы, убеждения и

даже характер. Исподволь к ней подкрадывалась коварная

мысль: а был ли Сокол и были ли у Сокола убеждения?

Твердая жизненная позиция? Она не знала, потому что в

обычных ровных жизненных условиях эти убеждения четко не

проявляются. Состоял в партии, платил взносы, иногда

выражал законное недовольство по поводу глупостей,

творимых властями. Но к режиму, к Советской власти всегда

был лоялен и даже поправлял ее, когда она резко

возмущалась язвами действительности. До сих пор она не

понимала, каким образом простой, обыкновенный служащий

аппарата исполкома в одночасье стал миллионером? Это ее

тревожило. И все неожиданные блага и достаток, пришедшие в

их дом, ее не радовали. Подаренную ей песцовую шубу она так

ни разу не надевала, бриллиантовые сережки и кольца лежали

в палехской шкатулке. На работу она ходила в старой,

купленной до "миллиарда" одежде. Она стеснялась, считала

неприличным наряжаться в дорогие обновы, когда вокруг голь

и нищета, скромность, воспитанная в ней с детства, стала

чертой ее характера.

В последние годы у нее с Евгением случались размолвки

из-за питания. Он требовал деликатесов и вообще дорогих

продуктов, которых было "навалом" в магазинах. "Что ты

жадничаешь? Что тебе не хватает? Не жалей - на наш с тобой

век хватит и еще Егору останется..." Денег он не считал и,

будучи под хмельком, хвастался валютным счетом в