- Кстати, тебя он продал... за доллары, - все также

весело проиронизировала Маша, на что Лариса Матвеевна

ответила недоуменным озадаченным взглядом. - Твою

"Первую любовь" купил иностранец, а они зря деньгами не

бросаются. - Маша говорила это как бы между прочим, походя

роясь в детских книжках. - А его нищий ветеран меня просто

потряс. В нем воплощена вся трагедия России, вся боль

народа.

- Нищий ветеран? Я такого у него не заметила.

- А "Три грации" или, как он называет, "Женский пляж" ты

тоже не видела?

- Нет, - сбитая с толку, сдержанно ответила Лариса

Матвеевна, и лицо ее выражало суровое недоумение.

- Он хочет лепить мой портрет, и я согласилась, - весело

сообщила Маша, когда Настенька подала ей свою любимую

книжку про Красную шапочку и попросила прочитать.

Лариса Матвеевна еще минуту постояла в молчаливой

задумчивости, хотела что-то сказать по адресу Иванова, но

передумала и, как бы вспомнив, торопливо сообщила:

- Тебе звонил какой-то Панов. Спрашивал, связалась ли

ты с кооператором? Что за кооператор и зачем тебе с ним

связываться? - Она смотрела на дочь с предостерегающей

озабоченностью и тревогой. Маша не ответила: она читала

Настеньке книжку, и озадаченная Лариса Матвеевна ушла на

кухню.

146

Позанимавшись с дочкой, Маша решила позвонить

кооператору, которого ограбили рэкетиры. Когда она назвала

фамилию Панова, тот согласился встретиться с ней и

рассказать для печати всю криминальную одиссею,

произошедшую с ним и его братом. Звали кооператора

Леонидом Ильичом. Он в категоричной форме заявил, что

встретиться может только сегодня или никогда. День подходил

к концу, а условие "сегодня или никогда" заинтриговало Машу,

и она решила: пусть будет сегодня. Оставив матери (на всякий

случай) номер телефона кооператора, Маша, не теряя

времени, поехала. Офис Леонида Ильича располагался в

центре Москвы в старом доме и состоял из трехкомнатной

квартиры, обставленной без особого шика, но со вкусом.

Принимал журналистку представитель нового зарождающегося

класса в своем кабинете, меблированном скромно: никаких

излишеств, только самое необходимое - письменный стол, два

полумягких кресла, несколько таких же полумягких стульев,

простенький книжный шкаф и сейф.

Внешне этот Леонид Ильич ничем не походил на своего

тезку "несгибаемого миротворца". Это был рослый высокий

блондин лет сорока, голубоглазый, круглолицый, с бегающим

взглядом, отражавшим инстинкт осторожности. Журналистку

принял с провинциальной галантной вежливостью,

демонстрируя свою принадлежность к интеллигентам-

интеллектуалам. Усадив Машу в кресло напротив себя, он

бесцеремонно раздевал ее масляными порхающими глазками,

говорил покровительственным тоном неоспоримого своего

превосходства. Маша включила диктофон.

- То, о чем я вам вкратце расскажу, может стать основой

для увлекательного детективного романа, - начал он,

величественно откинувшись на спинку кресла. Сонное

выражение его лица демонстрировало усталость и

благодушие. - Я предлагал Вите Панову, но он в этом жанре не

дока и рекомендовал вас. Я читал один ваш материал в вашей

газете. Откровенно говоря, я не сторонник вашей газеты, этой

смеси большевизма и поповщины, но ваше творчество мне

нравится. - Усталым и в то же время беспокойным взглядом он

прошелся по всей фигуре Маши и остановился на ее глазах,

закусив губу. После испытующей преднамеренной паузы

продолжал:

- Мы с Юлианом - это мой младший брат - создали

кооператив в самом начале перестройки. Дело у нас быстро

пошло на лад, появились ощутимые результаты в виде

147

солидного по тем временам капитала. Я говорю "по тем

временам", потому что сегодня по сравнению с

преуспевающими Артемами Тарасовыми, Боровыми и другими

китами бизнеса, наши успехи можно считать весьма

скромными. Но тем не менее... Как говорится на юге - там где

сладости, появляются и осы. Появились они и у нас в виде

рэкетиров. Что это за явление, кто они, думаю, нет нужды вам

объяснять. Это - паразиты-уголовники, жестокие, алчные,

лишенные каких-либо моральных принципов и вообще

человеческого облика. Они заманили брата в ловушку,

завязали ему глаза и увезли в один жилой дом не окраине

Москвы. Там они впихнули его в ванную комнату и сняли

повязку с глаз. Это чтоб он потом не смог описать квартиру. От

него потребовали миллион рублей выкупа. Говоря откровенно,

у нас тогда просто не было таких денег. Брата жестоко избили -

это они умеют, и грозили убить, если не получат требуемого

выкупа. Я получил от брата записку, в которой он умолял меня

сделать что-нибудь для его спасения. А что сделать? Надо

платить. Но такую сумму, и за что? Каким-то подонкам, вы

меня понимаете? Миллион! В милицию я не стал заявлять, я

опасался за жизнь Юлика. Эти головорезы, выродки ни перед

чем не остановятся. Я пошел на связь с их представителем.

Начались торги. Я убеждал их, что нет у меня таких денег, я

умолял. Сошлись наконец на половине требуемой суммы -

пятьсот тысяч. Пришлось платить, а что поделаешь? Шесть

дней они держали беднягу в ванной комнате. Можете

представить, что он пережил. Он постарел на десять лет. Он

поседел, седой юноша - поймите. Получив деньги, они опять-

таки с повязкой на глазах вывезли его ночью за город и

оставили на пустынном шоссе. Не буду рассказывать, как он

добирался до Москвы, каких мук ему это стоило: вы можете

себе представить.

Леонид Ильич умолк, скользнул нескромным взглядом по

круглым коленкам Маши, облизал пересохшие плотоядные

губы, прищурился. Маша выключила диктофон. Леонид Ильич

недовольно поморщился. Сказал, кивнув головой на диктофон.

- Нажмите кнопку: главная сказка еще впереди. Пока

была присказка. Придя домой, Юлик поклялся мстить. Я

пытался его отговорить: черт с ними, с деньгами. Хотя пятьсот

тысяч - это полмиллиона! Но жизнь ведь дороже - вы

понимаете. Главное, что остался жив. И как ты будешь мстить,

когда ты никого не знаешь из своих мучителей, ничего тебе о

них неизвестно. Но вы не знаете нашего Юлика. Это Шерлок

148

Холмс и Мегрэ в одном. Сидя в заточении в вонючей ванной,

он пользовался полотенцем хозяина. И мылом, конечно. И что

вы думаете? Нет, вы никогда бы и ни за что не догадались. А

Юлик с его наблюдательностью... Юлик пошел в угрозыск с

официальным заявлением. Дал показания. А что он мог

показать? Улицу, дом, квартиру? Черта с два: он ничего этого

не знал и знать не мог с повязкой на глазах. Ну, описал

словесный портрет рэкетиров. И что? Поди, ищи-свищи в

девятимиллионной Москве, где каждый десятый - уголовник. Я

уже вам сказал о полотенце. А на полотенце бирка, номерок из

прачечной. Вы бы обратили внимание? Нет. И я б не обратил.

А Юлик запомнил, номер запомнил. Это и была та ниточка,

ухватившись за которую, милиция начала разматывать клубок.

Надо отдать должное нашим сыщикам - они профессионалы

высокого класса. Не все, конечно. Но есть среди них Мегрэ. По

номеру проверили все прачечные и всех клиентов - хозяев

полотенца. Нашли. Им оказался некто Федот. Казалось, вот он

- бери его и сажай. Да не тут-то было, оказалось Федот, да не

тот. Обыкновенный работяга. Чист, как стеклышко, и с

милицией никогда не имел никакого касательства. Его на

допрос: покажи свои номерки-бирки. "Пожалуйста, смотрите".

Посмотрели его белье с пометками. Ну и что? Он в