скульптуры ей не понравилось: она считала, что оно выражено
точно в словах "Будь проклята, перестройка". Но не хотела
сейчас ему об этом говорить, не желала задеть авторское
самолюбие. Маша знала, что она нравится мужчинам, и
Алексей Петрович не был исключением. Это она видела в его
возбужденных ярко блестящих глазах, в его несколько
взволнованной речи, в том, как он пытался скрыть свое
волнение. Она видела, как смутил его ее порывистый поцелуй
и вызвал в нем что-то радостное, окрыляющее. Она это
чувствовала в его голосе, свободном и приподнятом. Он
говорил:
- Хочу отформовать в гипсе, потонировать под бронзу и
предложить на весеннюю выставку.
- А примут? - полюбопытствовала Маша с сомнением.
- Кто их знает. А вдруг? Но я боюсь другого: принять-то
примут, да изломают, поколют, изуродуют. Гипс - он хрупок,
139
ломок. А они вон и бронзу сшибают и уродуют. Вандалы. Дикое
племя вандалов. А перенести в материал, отлить в бронзе не
успею, да это и невозможно по нынешним временам - и
дорого, и хлопотно. Хотя можно было бы пустить в это дело
валюту, полученную за "Первую любовь".
Из "цеха" они возвратились в гостиную. Пока Маша
рассматривала выставленные там работы - ей понравилась
акварель "Васильки", - Иванов быстро, проворно накрыл стол
для кофе. Поставил бутылку портвейна, купленную для такого
случая, несколько ломтиков ветчины, открыл банку лосося и
все, что положено к кофе. Маша вела себя просто,
непринужденно, словно она была здесь в десятый раз,
соблюдая элементарную скромность и такт. Иванов теперь уже
без смущения обращался к ней ласкательно "Машенька", что
доставляло ему несказанную радость и было приятно ей. Как
выяснилось за столом, Маша относилась равнодушно к
спиртному и рюмку портвейна растянула на все время встречи.
Разговаривая, они внимательно присматривались друг к другу,
изучали друг друга. Иванов испытывал нескрываемую радость,
он был откровенен, доброжелателен, без тени лукавства или
недомолвок. Привычку к одиночеству и обычную для него
мучительную застенчивость в компании женщин как рукой
сняло. Сказалось в этом простота и общительный характер
Маши и, возможно, в какой-то мере то, что связующим звеном
была Лариса Матвеевна, о которой Маша заговорила сразу, как
только сели за стол:
- Мама мне рассказывала, что проданный вами за
доллары ее портрет вы когда-то подарили ей. Это правда?
Он, конечно, уловил иронический, даже язвительный
оттенок в ее вопросе. Отвечал с безмятежным спокойствием:
- Было такое. Очень давно. Ваша мама тогда была
моложе вас. "К чему это я сказал такую нелепость", - смутился
он.
- А как скульптура оказалась снова у вас?
- Это случилось, когда Лариса Матвеевна, тогда просто
Лариса, предала нашу первую любовь, вышла замуж за
вашего отца и с ним уехала за границу, где вы и родились,
если я не ошибаюсь. Ее портрет, который я назвал "Первой
любовью", был моей дипломной работой. Мне отдала его ваша
бабушка. И я хранил его все эти долгие годы как память о
светлой юности.
- И никогда не выставляли?
140
- И мысли такой не было. У меня хотели купить его -
Министерство культуры. Я решительно отказался.
- Почему?
- Не знаю. Он был очень дорог для меня. - Несмотря на
утомленный, виноватый вид его (так показалось Маше), глаза
Алексея Петровича смотрели открыто и прямо.
- Вы очень любили маму? - в глазах Маши светилась
тихая задумчивая печаль.
- Что значит очень? Этого я не понимаю, в подлинной
любви такого не бывает: "очень", "не очень", "чуть-чуть".
Любовь настоящая - всегда "очень". Это пожар души,
необъяснимый и неразгаданный никакими мудрецами. Как
сновидения.
На бледном приятном лице Маши Иванов увидел печать
грусти и понимал, что ей хочется разобраться в чем-то важном
для нее. Конечно же, в давнишних отношениях Алексея
Петровича и Ларисы Матвеевны. Он догадывался, что по
этому поводу у Маши был разговор с матерью, и теперь она
хочет услышать "другую сторону". Но зачем ей это? - мысленно
спрашивал Иванов, но вслух не спросил, боясь показаться
навязчивым.
- И когда мама вышла замуж и уехала за границу, у вас
появилась вторая любовь? - продолжала допрашивать Маша,
разматывая клубок одолевавших ее мыслей.
- К сожалению, нет, - словно терзаясь угрызениями
совести, ответил Иванов.
- Почему "к сожалению"? Разве это не от вас зависит?
- Думаю, что не от нас. Скорее от судьбы. Это же стихия,
не подвластная нам и необъяснимая. Часто любовь мы путаем
с симпатией, с половым влечением. Любовь - слишком тонкая
материя. Она возникает вдруг, как стихия и требует ответа
такой же силы. Безответная любовь рождает трагедию.
- И что ж, за сорок лет, как вы расстались с мамой, на
вашем пути не встретилась женщина... - Она не закончила
фразу. - Женщины встречались, но любви не было.
Встретилась подруга Ларисы Матвеевны - Светлана, которая
стала потом моей женой. Но любви не было. И, как вы,
наверно, знаете, мы разошлись.
- Со слов мамы я знаю, что вы разошлись давно. И с тех
пор храните гордое одиночество?
Ее настойчивые стремительные вопросы, похожие на
допрос, нисколько не раздражали, а лишь забавляли Иванова.
141
Он относил это насчет журналистской привычки Маши. И
решил продолжать этот диалог, в котором усматривал
таинственную преднамеренность.
- К одиночеству меня вынуждает моя профессия. Я -
затворник, и меня это нисколько не тяготит. Я чувствую
наслаждение в работе, а иногда даже какой-то азарт. Я вам
говорил, что вот того нищего ветерана сделал на одном
дыхании. Может, где-то моя любовь и бродит и ждет нашей
встречи. Я вот думаю, что Господь, ну - природа,
распорядились так, что каждому мужчине предназначена не
любая, а именно его женщина с одинаковыми вкусами,
взглядами, характерами, где полная совместимость и
гармония. Тогда и любовь возникает сама собой, стихийно.
Настоящая любовь совестлива, я бы даже сказал - стыдлива.
Она не кричит о себе, она застенчива и молчалива и выдает
себя взглядом, глазами, случайным прикосновением, от
которого словно электротоком бьет.
"Это он о себе: совестлив, застенчив, - размышляла
Маша. - Он, наверно, не способен первым признаться в любви,
а не каждая женщина сумеет прочесть в его глазах любовь. А
он - человек добрый, душевный и честный, и, конечно же,
душа его тоскует и ждет ответа. Просто ему не везло, не
встретил на своем пути ту, о которой мечтал, образ которой
создал в своем богатом воображении. И его обнаженные
женщины - это его мечта, светлая, целомудренная и высоко
благородная. В этой обители господствует культ женщины,
гармонии, возвышенного и прекрасного". Вслух она сказала:
- Но не редки случаи, когда супруги, так сказать,
исповедуют разную веру и даже в разных партиях состоят, а
семьи у них благополучные и отношения между ними добрые,
уважительные.
- У меня со Светланой, моей бывшей женой, тоже были
уважительные отношения, а любви не было.
- Говорят, что любовь, о которой мы с вами толкуем, это
анахронизм, - поддразнивала Маша.
- И вы с этим согласны? - в его голосе звучала
настороженность и даже тревога. Она это поняла, прочла в его
глазах.
- Я - нет, я старомодна и консервативна. Я имею в виду
ту молодежь, которой сегодня по двадцать.