нибудь безделушки.

- Ты плохо, Лео, знаешь Фролова.

- Согласен, ты знаешь его лучше. В конце концов ему

можно вручить в конверте сотенный банкнот.

- Дешево ты его ценишь. - В круглых глазах Ариадны

забегали иронические огоньки.

- Подлинная цена ему четыре рубля и двенадцать копеек,

- съязвил Брусничкин и, улыбаясь своей остроте, прибавил: -

Но если ты его попросишь, он все сделает. Тебе он не откажет.

И ты это прекрасно знаешь.

Ариадна не ответила. Мысль ее уже умчалась в далекий

Париж, в котором она в позапрошлом году побывала по

туристической путевке вместе с Брусничкиным. Представила

шубку - элегантную шубку из натурального волчьего меха.

Сейчас это модно. Французы умеют. И чем больше она думала

о Париже и шубке, тем проще и безопаснее казалась ей

просьба Гриши Матвеева. Да и сам Гриша становился ей как-то

ближе и заслонял собой Колю Фролова. Но без Коли не может

быть и шубки. Как поведет себя Фролов - этого она

определенно не знала. Напрасно Лео считает, что она имеет

безграничную власть над Колей. Нет, власть эта была когда-то,

а теперь между ними наступил холодок, и повинна в нем она

сама.Брусничкин в эту минуту думал совсем не о волчьей

шубке, а как заманить Колю. Встреча и знакомство с Гришей

Матвеевым могли быть удобным предлогом. И он перебил

приятные думы жены о французской шубке советом:

- Пригласи к нам Фролова, стол накрой, как положено,

для гостя дорогого. Придет Гриша, познакомим, все обсудим,

как полагается у порядочных людей.

И опять в этих словах его Ариадна заподозрила тайный

подвох: настораживали фраза "гостя дорогого" и "порядочных

людей" и фарисейский, с примесью елея голосок Брусничкина.

"Не задумал ли он против нас с Колей какой-то подлый

спектакль? И Гриша понадобился ему в роли свидетеля. Не

играй, Брусничкин, с огнем, смотри, как бы самому не

обжечься", - мысленно хорохорилась Ариадна, опасливо, с

тревогой воспринимая советы мужа. Сказала категорично:

- Не пойдет к нам Фролов.

- Почему? Пригласишь, тебе не откажет.

"Как это назойливо-грубо: "тебе не откажет"! Нет,

Брусничкин, спектакль устроить тебе не удастся. А что касается

Гриши, то я сама с ним поговорю, без посредников". Решив так,

она в тот же вечер позвонила Матвееву, кокетливо

поинтересовалась, почему он не приходит на стройплощадку

посмотреть, как быстро поднимаются этажи его дома. Дирижер

понял это как намек, стремительно спросил:

- Тебе Лео передал мою просьбу?

- А ты действительно едешь во Францию? - вопросом на

вопрос ответила Ариадна, и находчивый Матвеев решил

продолжать в том же стиле:

- Ты когда будешь на строительстве нашего дома?

- Могу завтра, если тебя это устроит.

- Вполне, мой повелитель. Назови время, и я, как

преданный раб, предстану перед моим ангелом, - дурашливо

ответил Матвеев и поспешил прибавить: - Ну а этот Фомин,

или как его, прораб, будет? Я увижу его?

- Фролов, - поправила Ариадна и назвала время встречи

на стройплощадке. Это означало одновременно и встречу с

прорабом.

3

Николай Фролов в последние два года любил проводить

воскресные дни со своим сыном в новых районах столицы. Это

вошло в привычку, стало какой-то внутренней потребностью.

Первое время к ним присоединялась и Зина, но ей эти поездки

не доставляли особой радости, быстро надоели, и она

предпочитала оставаться дома: благо в семье за неделю

накапливалось немало дел по хозяйству. Она не могла понять,

что так тянет мужа в выходной день в новые микрорайоны

столицы, притом прежде всего в те, где он строил. Разве не

надоели ему эти места во время повседневной работы, такой

однообразной и скучной, как считала Зина? Оказывается, не

надоели. Страстный и ненасытный в работе, Николай Фролов

на строительной площадке находил душевный подъем и

умиротворение. К строительству здания, будь то жилой дом

или административный корпус, он относился так, как относится

художник к своей картине, хотя и не все и не всегда шло гладко

в работе: были неприятности, досадные упущения, недоделки,

были напряженные дни и недели, когда не укладывались в

сроки, были задержки со стройматериалами, всякое бывало - и

огорчения и радость. Такова жизнь: без неудач и удачи по-

настоящему не оценишь. Но Николай Фролов находил в этом

смысл жизни и по-своему был счастлив.

За добрый десяток километров от центра столицы

возвышался комплекс многоэтажных домов, сверкающих на

солнце большими светлыми окнами. И хотя дома эти

отличались друг от друга окраской стен, а не архитектурной

конструкцией, Коля знал, что там, за этими окнами, в удобных,

благоустроенных квартирах, поселилась людская радость.

Много радости - сколько квартир, столько и радости. Там жили

новоселы. В каждой квартире - одна семья, каждой семье -

отдельная квартира, предоставленная государством

безвозмездно. Кто-кто, а он-то уж знал, во сколько обходится

государству квадратный метр жилой площади.

С душевным волнением смотрел Николай Фролов на

новые районы столицы и вспоминал предвоенную и военную

Москву. Это были отроческие воспоминания, они всплывали в

памяти яркими и четкими картинами, трогательными, как

детство. Фроловы жили тогда в старом доме в Лялином

переулке, в пятикомнатной квартире с длинным коридором и

одной кухней. Занимали небольшую, в четырнадцать метров,

комнату с одним окном. Кроме них в квартире жили еще

четыре семьи. Новые дома на улице Чкалова, построенные

перед войной, ему казались тогда сказочными дворцами. В

одном из них жил его школьный приятель, в отдельной

двухкомнатной квартире, которая казалась Коле пределом

мечты. Он спрашивал тогда приятеля:

- Сколько вас здесь живет?

- Мама, папа, я и сестренка.

- И все? - удивлялся Коля.

- Все. Кого еще надо?

- А соседи?

- Какие соседи! Никаких соседей, только мы.

- Ой, как здорово! - восхищался Коля. - И ванная, и кухня,

и телефон, и никаких соседей. И в уборную не надо в очереди

стоять.

Теперь у Коли была тоже двухкомнатная квартира со

всеми удобствами. На троих. И все это считалось так

естественно, обычно. И та, предвоенная Москва по сравнению

с сегодняшней представлялась совсем небольшой: до окраины

от Лялина переулка - а это все-таки центр - рукой подать.

Новые многоэтажные корпуса жилых домов стремительно и

напористо выходили за окраины старой Москвы, сметая на

своем пути трущобы сараюшек, наступали на пригородные

села, от которых оставались лишь их названия, прочно

закреплялись на просторе, среди зелени лесов, лугов и полей,

и их высоким этажам открывалась необъятная ширь горизонта.

Этой ширью любовался Коля во время работы,

обозревая ее с высоты четырнадцатого или шестнадцатого

этажа строящегося дома. А по воскресным дням его душу

радовали уже готовые, принявшие новоселов, светлые и

чистые здания, образующие целый комплекс микрорайона - с

магазинами, поликлиникой, кинотеатром, детскими садами и

яслями, кафе, парикмахерскими и сберкассами. Любил Коля

работать на городских окраинах, в новых микрорайонах, где

шли комплексные застройки. И хотя не все ему нравилось в

архитектуре и планировке таких комплексов, все ж это лучше,

чем строить отдельный дом по типовому проекту, насильно

втискивая его на освободившееся место среди старых, еще

дореволюционной постройки, домов. Такой дом выглядел

бельмом в глазу, белой вороной, и Коля сердился на