Рей на секунду замер, немного отстранившись, вновь парализуя своим взглядом, потом больно прикусил мою нижнюю губу.

И попытка вырваться снова оказалась бесплодной.

Призрак сам меня оттолкнул, и я, споткнувшись об остатки люстры, свалилась – к счастью – на диван.

– Считай что ты… как там говорится… под домашним арестом. Чтобы вне дома я тебя больше не видел. А если увижу, – Рей облизнулся почти, черт возьми, эротично, – я стану последним, кто это сделает.

– Чокнутый старпер, – проворчала я себе под нос, справедливо полагая, что он уже собрался уходить и не услышит, – ну и давай, вали побыстрей.

А он пока что, оказывается, вовсе не собирался уходить и, обернувшись, смерил меня таким взглядом, что в животе что-то нехорошо скрутило.

– Иероним, присмотри за ней. А то что-то не верится мне в ее святые обещания, – бросил призрак, и из-за спины у него вырвалось нечто черненькое и с крылышками. Кот – не кот… Какой-то пушистый комок с глазами и хвостом, ни на что толком не похожий, чтобы сравнивать.

– Будет сделано, – пискляво отрапортовал он, показывая мне розовый язык.

Если встретите грамматическую или стилистическую ошибку в тексте, пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите CTRL+ENTER.

Часть 7

Призрак незаметно испарился, оставив после себя легкий, вязкий немного, серый дымок, который почему-то никак не хотел рассеиваться.

Я кинула на Иеронима уничижительный взгляд и протопала к двери, с целью ее открыть и вычитать призраку – а почему-то я была уверена, что он все еще стоит на пороге, – все, что так и кипело на душе, словно на раскаленной сковородке.

Но дверь, к моему удивлению, оказалась заперта; и сколько я ее не дергала, сколько всеми силами не домогалась до ручки, изменить ситуацию мне совсем не удалось.

А наглая рожа-Иероним самодовольно наблюдал за моими добросовестными усилиями, премерзко хихикая и помахивая в воздухе хвостом со «стрелочкой» на конце, как у демонов из мультиков.

– Вас велено наружу не пущать, – хитро заявил он. – А то император Адриан заберет. И не отдаст.

– А Рей… – озадаченно начала я.

– Стоит с той стороны, прислонившись воспаленным лбом к двери и молчит, уставившись в никуда. Хандра у него начинается, короче говоря, – довольно объявил зверек, деловито почесывая мохнатое ухо хвостом.

– А ты кто такой? – я наконец пошла на уступки и задала столь горячо ожидаемый вопрос.

– Я уголек, – любезно пояснило неведомое существо, – мы рождаемся из мыслей людей, а потом начинаем лет-аать по свету. Свободные, как птицы. Или даже круче. Да. И делать людям гадости. Или добро. Да.

– А из каких мыслей вы рождаетесь?

– Из разных, – уклончиво ответил Иероним.

– А ты из какой? – я никак не хотела униматься.

– А вот не твое дело, – он же твердо стоял на своем.

Тогда я решила подойти с другой стороны. Уж больно подозрительном и спутанным мне его рассказ показался. Так и захотелось выцепить неточность. Но зараза-уголек был не так прост. Хотя и не слишком сложен.

– А вот ты говоришь, что свободен и круче птицы, а призраку служишь…

– Рей по-дружески попросил! – Иероним обиженно вспыхнул. – И вообще, как заставлю тебя жабьей сыпью покрыться, так узнаешь! А я это умею…

Вот перспектива покрыться какой-то неведомой жабьей сыпью меня совсем не привлекала, поэтому я решила впредь язык не особо-то распускать, а то мало ли там… Каких штук этот уголек еще напридумает…

– Слушай, И… Исалям, а что еще ты… кхм… умеешь?

– Во-первых, никакой не Исалям, – черный хвост нервно дернулся, – а Иероним.

– Ой, ну прости-прости, – я махнула рукой, заминая малюсенький инцидент. Надо бы где-то записать… На холодильнике например.

– А во-вторых, – продолжил уголек, – все равно я тебе не скажу. Много знать будешь, – и снова высунул розовый язык.

Ну и тут я, разумеется, демонстративно фыркнула, обидевшись на своего нового надсмотрщика, и торопливо отправилась вверх по лестнице в свою комнату, дверь которой, оказалось, если посильнее дернуть, закрывается с нехилым таким хлопком. У меня даже уши на секунду заложило.

У одного хандра, видите ли, и резкие смены настроений, а у второго приступы вредности. Куда я вообще, черт возьми, попала? Может, смыться отсюда, пока император Адриан еще…

Сзади кто-то дернул за волосы, заставив подпрыгнуть от неожиданности.

– Иероним, черт возьми, зараза угольковая! – так он еще и через двери проникать может. Ну замечательно теперь.

– Смываться строго запрещено, – беззаботно прошел он, описывая круг у меня над головой.

– Ах ты… – я даже поперхнулась и ненадолго закашлялась, – и мысли читать умеешь, бессовестный?!

– Ну я же из мысли родился… – он выглядел таким напыщенным и самодовольным, что было даже смешно.

– А я не из дома сбежать имела в виду. А вообще из деревни уехать.

Иероним вздрогнул и пару секунд смотрела на меня черными, словно угли, блестящими, широко раскрытыми глазами. Потом полетел ближе.

– А разве тебе не сказали… Отсюда не уезжают…

Я секунды две таращилась на Иеронима, не моргая. Во сморозил хохму. Вот сейчас как возьму и уеду. И призрак ваш тут со своими поцелуйчиками меня не задержит…

– Ты чего сказал-то, Иероним, тупоголовое создание? – я нахмурилась, уперев руки в бока и склонившись к удивленному почему-то угольку. – Сам-то понял?

– Я-то понял, – спокойно заявил он, хлопая желтыми глазами. – А вот ты нет. Дуреха ты дуреха… – уголек с такой искренней жалостью взглянул на меня, что стало даже как-то не по себе. – Я же тебя не стращаю, я тебе правду говорю. Рею положено убить тебя и всех тех ребят, что с тобой были. Но что-то с ним приключилось и он этого делать не стал. Ну и – по секрету тебе скажу – тоже тот еще дурень. Если начальство узнает, пожалеют все. А если император Адриан узнает? Ой, что будет, что будет… Поэтому нельзя тебя выпустить, а то вдруг проболтаешься еще что? Кто тебя знает?

– Ты давай, зубы-то мне не заговаривай, Ро-оня. Отвечай, ты меня что, и от Адриана защитить сможешь?

– Во-первых, называй полным именем, нечего дурацкие сокращения придумывать. А во-вторых, нет. Если император нападет, я первым смоюсь, – сияя, честно признался уголек. – Я должен следить, чтобы ты сидела тихо и смирно, никуда не делась. – Иероним замолчал и, подумав, прибавил, – Пышечка.

– Сам ты пышечка! – вспылила я, и тут же, будто по чьему-то приказу, в комнату с силой ворвался ветер, распахнув, казалось бы, накрепко закрытое окно.

Я вздрогнула, ежась от неожиданного холода и косясь на подоконник, откуда ветром чудом не унесло розовый горшочек с петунией. Благо, створки наружу открываются, а не то лежать бы ему на полу, горемычному, разбитым…

Но и по этому поводу мне погоревать как следует не дали, дергая за рукав.

– Александра, закрой окно. Не к добру его так оставлять. Закрой, – настойчиво произнес Иероним.

Голос у него был приятный даже, немного с хрипотцой.

Я, так уж и быть, вздохнула и послушно потянулась к окну, но не рассчитала и чуть было не расшибла лицо о подоконник, потому что рука с оконной створки неожиданно соскользнула, будто створку эту кто-то нарочно отодвинул.

Иероним крайне выразительно вздохнул:

– Неумеха ты, неумеха…

– Помолчал бы! – огрызнулась я.

И тут опять пришлось зажмуриться, потому что в злополучное окно вновь ворвался сильный ветер, растрепав волосы и сметая со стола какие-то бумажки. Они почти грациозно закружились и медленно легли на пол у самой двери. Неожиданно меня будто осенило, и я резко замерла, словно вкопанная. Как мог ветер, черт возьми, вообще распахнуть окно, если створки открываются наружу?! Что за психоделика, мать бы ее?

Я наконец поняла причину беспокойства Иеронима, но закрывать окно было уже поздно – в комнату ворвался рой каких-то странно жужжащих насекомых, которых и рассмотреть-то толком не удалось, оттого что двигались слишком быстро. Под сердцем что-то нехорошо дернуло, я только пискнуть и успела, закрывая голову руками. Черт, черт, черт! Ненавижу насекомых! Всегда ненавидела. А теперь особенно.