– Раз все участники экспедиции получают на судне занятие, следовало бы и на Томека возложить ответственность за какое-либо дело.

– Я уже думал об этом, – ответил Вильмовский, и, обращаясь к сыну, спросил: – Ты умеешь стрелять?

Томек покраснел от удовольствия. Ему польстило, что отец готов поручить ему ответственное дело, требующее умения стрелять. Но как же признаться, что в жизни ему ни разу не приходилось стрелять ни из какого оружия, кроме как из игрушечного ружья? Поэтому Томек кашлянул и пробормотал:

– А… из чего?

– Ах да… из штуцера?

– Конечно, могу, – на всякий случай подтвердил Томек, опасаясь, что иначе он будет лишен почетного задания.

– Прекрасно, – сказал Вильмовский, незаметно подмигнув Смуге. Мы хотим поручить тебе дело снабжения экспедиции свежим мясом.

– Это значит, что я буду заниматься охотой?

– Да! Тебе это не нравится?

– Я думаю, что… сумею, – ответил Томек, стараясь сохранить полнейшее равнодушие, хотя в роли охотника чувствовал Себя очень неуверенно.

– Таким образом, дело можно считать решенным, – закончил беседу Смуга.

Они втроем пошли в город за покупками. Еще до наступления темноты Томек оказался обладателем экипировки, необходимой во время экспедиции. Он собственноручно упаковал в чемодан теплые сорочки из фланели, брюки и прочные ботинки со шнуровкой и с высокими голенищами, которые должны предохранить ноги от возможных укусов ядовитых змей, столь многочисленных в Австралии.

По словам отца, остальные вещи уже находятся в каюте, на корабле.

Желая в последний раз перед длительным морским путешествием хорошенько выспаться на суше, они рано легли. Томек, несмотря на обилие впечатлений, полученных им в течение знаменательного дня встречи с отцом, заснул моментально. Ему всю ночь снилась охота на кенгуру и динго. Во сне он спасал экспедицию от голодной смерти в скрэбах и саваннах Австралии и даже послал в Варшаву тете Янине жареное мясо дикого динго.

Если Томек спал хорошо, переживая во сне множество героических приключений, то его отец наоборот, долго не мог заснуть. Воспоминания, вызванные приездом сына, лишили его покоя. Слишком много забот и несчастий постигло его в жизни. Ему пришлось покинуть родину, он потерял горячо любимую жену и остался одиноким. Вдруг Томек что-то пробормотал сквозь сон, и Вильмовский вспомнил, что он, наконец, встретился с сыном, по которому столько лет тосковал. Он сразу почувствовал себя лучше и счастливее, ведь сын теперь с ним, и им больше не грозит разлука! Завтра они поедут в Австралию, а поездка туда, по мнению Вильмовского, не грозит никакими опасностями. Потом Томек закончит школу в Англии. Во время каникул они будут вместе и совершат не одну экспедицию. «Мой сын будет счастливее меня в жизни», – думал Вильмовский.

Было раннее утро, но на улицах Триеста уже господствовало оживленное движение. Извозчик, который вез Томека с отцом и Смугой, с трудом пробивал себе дорогу среди множества других экипажей.

Томек впервые очутился в портовом городе. Он с интересом смотрел на целый лес корабельных мачт, усеявших большой залив. Скрип кранов, при помощи которых загружались корабли, команды и крики матросов сливались в непрерывный гул. Шум, суета, вид огромных морских кораблей поразили мальчика и наполнили его страхом перед большим, до сих пор незнакомым ему миром. Томеку показалось, что он всего лишь маленькая пылинка среди огромных несущихся великанов, которые готовы безжалостно раздавить его своими большущими лапами. Далекая Варшава, город во много раз больший, чем Триест, теперь казался ему самым безопасным уголком мира. Томек внезапно понял, почему тетя Янина так боялась отяготить его в чужой мир.

«Если уже здесь так страшно, то что же говорить о пребывании в необозримом море и о том, что ждет меня в далекой, незнакомой Австралии?» – думал Томек.

Томек вспомнил учителя географии, который говорил об огромных, но не дающих тени австралийских лесах, о безводных пустынях, о черных людях, охотящихся и воюющих с помощью грозных в их руках бумерангов[8].

Представив таким образом все ожидающие его опасности, Томек даже побледнел от страха. Но когда он решил, что нет для него спасения, он внезапно почувствовал на своем плече теплую руку отца и услышал его голос:

– Это только вначале все кажется таким необыкновенным и страшным, Томек. Через несколько недель ты так привыкнешь к новым условиям, что будешь чувствовать себя как рыба в воде.

Томек с удивлением взглянул на отца. Потом взглянул на Смугу. Они ободряюще улыбались, будто знали его скрытые страхи.

– Какой же я глупец! – подумал Томек. – Ведь я не одинок! – Томек сразу же повеселел.

– А как мы найдем «Аллигатора» среди множества стоящих здесь судов? – спросил он.

– "Аллигатор" стоит на якоре в глубине залива, – ответил отец. Через несколько минут мы подъедем к катеру, ожидающему нас на пристани.

Действительно, вскоре извозчик повернул к набережной.

– Приехали, – сообщил Вильмовский.

Захватив с собой вещи и пройдя буквально несколько шагов, они увидели широкоплечего матроса, который, расталкивая людей, толпившихся на пристани, быстро подошел к ним.

– Здравствуй Андрей! Приветствую вас Смуга! – обратился матрос по-польски. – Вижу, что наш варшавянин уже прибыл!

Вильмовский и Смуга поздоровались с матросом, мощным мужчиной с загорелым и обветренным лицом.

– Томек, познакомься с нашим боцманом Тадеушем Новицким, – сказал Вильмовский.

Рука Томека на момент исчезла в широкой, мозолистой ладони боцмана, который, не теряя времени отобрал у него чемодан. Взяв Томека за руку, он повел его по направлению к пристани.

– Ну, браток, так ты только вчера приехал из Варшавы? – с грубоватой фамильярностью спросил боцман, когда они оказались в той части мола, где толпа была реже.

– Да, совершенно верно, – подтвердил Томек.

– А скажи мне, пожалуйста, когда ты был в последний раз в парке Лазенки?

Томек немного подумал, потом ответил:

– Ровно пять дней тому назад, перед самым отъездом я ходил в Лазенки полюбоваться лебедями.

– Ты очень любишь Лазенки и лебедей?

– Очень люблю! Я уходил из дому, чтобы в одиночестве побродить по парку и Ботаническому саду. Мне не раз за это попадало от тети!

– Так, брат, мы с тобой два сапога пара! Я охотно послушаю новости из нашей милой, старой Варшавы. Ведь я не был дома уже несколько лет!

– А вы тоже из Варшавы? – удивленно спросил Томек.

– Прежде я жил в Варшаве на Повислье, братец! Поверь, что хотя ты увидишь во время шатания по свету множество разных чудес, такой реки, как Висла и такого города, как Варшава, не встретишь нигде.

Томек, сам не зная почему, почувствовал вдруг огромную симпатию к великану-боцману. Не задумываясь ни на секунду, он сказал:

– Перед отъездом из Варшавы я купил несколько открыток с видами города. Я с удовольствием поделюсь с вами.

– Это замечательно, что мы с тобой встретились, – весело ответил великан-боцман. – Такому подарку я буду рад больше, чем бутылке самого лучшего рома.

Беседуя так, они подошли к краю пристани, где их ожидала большая лодка с четырьмя матросами, державшими весла в руках. Боцман посадил Томека рядом с собой у руля, и они сразу же отчалили.

По дороге Томек внимательно читал названия кораблей, надеясь увидеть «Аллигатор». Не находя своего корабля, он обратился к боцману:

– Скажите, отсюда можно увидеть наш корабль?

– Посмотри-ка на судно, стоящее там на рейде, из его трубы валит дым, словно из кратера Везувия[9], – сказал боцман. – Это и есть наш «Аллигатор».

Томек взглянул в указанном направлении. Он увидел паровое судно не очень большое, если сравнить его с океанскими кораблями, стоявшими в порту. Лодка быстро приближалась к «Аллигатору». С его борта на талях были спущены канаты, к которым привязали лодку. Потом к лодке спустили веревочную лестницу, или трап, по-морскому.