Вот и теперь Аппий Клавдий решительно выступил против всяких переговоров. В более позднем изложении его речь полна обличающими фразами: «Вы боитесь молоссов и хаонов, которые всегда были добычей македонян, вы трепещете перед Пирром, который всегда, как слуга, следовал за каким-нибудь из телохранителей Александра, а теперь бродит по Италии не с тем, чтобы помочь здешним грекам, а чтобы убежать от своих тамошних врагов… Не думайте, что, вступив с ним в дружбу, вы от него избавитесь. Нет, вы только откроете дорогу тем, кто будет презирать вас в уверенности, что любому нетрудно нас покорить, раз уж Пирр ушел, не поплатившись за свою дерзость…»

Говорил ли старый поборник величия Рима именно эти фразы или какие-то иные, однако ему удалось пристыдить Сенат. Тот заколебался, а затем принял решение отказать Кинею. Эпирскому царю предлагалось удалиться из Италии и лишь после этого вести переговоры о дружбе.

В самом начале осени Киней вернулся к Пирру. Вновь в его уста античные историки вкладывают похвалу римскому сенату (похожему на «собрание царей») и римской предприимчивости (римская армия смахивает на Лернейскую гидру: в Риме уже вдвое больше войска, чем было у Левина перед Гераклеей, — что, кстати, является откровенным преувеличением).

Однако Пирр в очередной раз не послушал своего министра Он вошел в Кампанию и начал медленно двигаться по ней, посылая в греческие города лазутчиков. В этот момент наконец перешел в движение Левин. Со своей изрядно «похудевшей» армией он по Аппиевой дороге ускоренными маршами добрался до Капуи и занял ее как раз перед приходом врага Подкрепления были посланы и в Неаполь, причем из состава резервной армии, стоявшей в Риме.

В самом Риме был объявлен набор новых двух легионов, которые должны были усилить стоящие здесь войска Они передавались под командование спешно назначенного диктатора Гнся Домиция Калвина Консулу Тиберию Корунканию, осаждавшему Вольсинии, было указано добиться мира с этрусками на самых мягких условиях и перебросить свою армию на Тибр.

Против Пирра сосредотачивались превосходящие силы. Однако пока он обладал стратегической инициативой и свободой передвижения. Поначалу эпирский царь надеялся, что одно его появление под стенами Капуи и Неаполя вызовет восстание в этих городах. Но здешние греки, скованные присутствием значительных римских сил, не решились на выступление. Безрезультатны были и попытки эпиротов взять городские ворота неожиданными налетами.

Тогда Пирр, не желая связывать себя осадой этих значительных крепостей, попытался выманить римские армии в открытое поле, а для этого — создать угрозу Риму[69].

Перейдя р. Вольтурн, северную границу Кампании, он двинулся к Тибру не приморской дорогой, но вдоль предгорий Апеннин, через землю вольсков, а затем — герников. Опустошая по дороге поля, на которых как раз созрел урожай, царь Эпира неожиданным ударом захватил Фрегеллы. Сразу же после этого он атаковал римские укрепления, находящиеся близ этого города за р. Лирис. И вновь ему сопутствовала удача: римский гарнизон бежал и эпирская армия могла шествовать но удобной Латинской дороге.

Здесь, вдоль Лириса, общины племени герников поднялись против римлян. Для многих из них это было героическое решение, так как в начале года римляне взяли у герников несколько сотен заложников. Небольшие римские гарнизоны либо уничтожались, либо изгонялись, а имущество сторонников союза с Римом конфисковывалось. Повсюду Пирра ожидали восторженные толпы, повсюду к нему обращались как к богу-освободителю.

Вскоре Пирр занял уже крепость Анагнию на западной границе обитания герников. До Рима было 50 с небольшим километров. В верховьях Лириса находился еще один древний город с мощными укреплениями, считавшимися неприступными, — Пренесте. Эпирская армия двинулась к нему и заняла крепость без боя. Зверская расправа, которую римляне весной устроили над сенаторами этого города, настолько настроила против них горожан, что они открыли ворота перед пришельцем.

Пренесте лежал в 30 км от Рима. Отсюда, с предгорий Апеннин, в хорошую погоду были видна равнина, по которой течет Тибр, и даже дымы над римскими холмами. Еще один переход, и эпирская армия оказалась бы под стенами вражеской столицы.

Но Пирр так и не отдал приказ выступать на север.

Попробуем разобраться в том, что заствляло эпирскою царя быть осторожным Он получил известие о мирном договоре Вольсиний с Корунканием, следовательно, на поддержку этрусков Пирр уже рассчитывать не мог. Более того, консульская армия успела вернуться в Рим. В целом на берегах Тибра было сосредоточено около б легионов, не считая войск союзников. Два легиона находились в стадии формирования, однако все равно объединенная римская армия диктатора Домиция и консула Тиберия превышала 40 000 человек.

Рать Пирра, даже если вычесть из нее потери при Гераклее и какие-то эпирско-тарентские отряды, оставленные в Ауканий и Бруттии, также должна была увеличиться в размерах, достигая 30000–35000 человек. Однако профессиональные воины составляли немногим более половины этого числа, все остальные контингенты были ополчениями восставших против Рима племен, которые еще предстояло вооружить и обучить. Вести их в бой против превосходящих сил Пирр не рискнул. И так он забрался слишком далеко: на юге Левин перехватил его сообщения с Луканией.

Государь Эпира был вынужден признать, что даже восстания, бушевавшие на трети римской территории, не сделали его врага более сговорчивым. Поэтому он решил отвести войска на юг и готовить их к будущей кампании.

Уже в середине осени Пренесте был очищен. Эпирская армия медленно двигалась по Латинской дороге на юг. За ней оставалась разоренная земля и разрушенные города: многие герники просто уходили вместе с Пирром, понимая, что римляне жестоко отомстят за бунт. Италики не скрывали возмущения решением Пирра: они рассчитывали на то, что тот останется в этой местности, которая будет центром всеобщего антиримского восстания. Эпирскому царю пришлось пристыдить их, доказывая, что римляне стоят куда выше герников и по военному делу, и даже по тому, как они возделывают землю. А потому не герникам судить о стратегии войны с квиритами.

Пирр, естественно, не желал идти на поводу у стремления горцев вести массовую герилью, — а именно такой облик приобрела бы война, останься эпирская армия в Пренесте. Да и молосские части уже ворчали, устав от марша на север и не видя возможностей для получения добычи: после переправы через Лирис вокруг них были исключительно союзные земли.

Следом за Пирром двинулся Тиберий Корунканий. Источники не сообщают нам ничего об арьегардных стычках, следовательно, римляне либо шли на почтительном удалении от страшного врага, либо же направились в Кампанию по Аппиевой дороге.

Последнее вероятнее всего. Мы знаем, что Пирр в первую очередь отправил на юг слонов и отряды, прикрывающие их. Но они не успели уйти в Ауканию, так как в Кампании эпирскую армию уже поджидали соединенные войска обоих консулов. Ясно, что Корунканий мог обойти Пирра только по прибрежному пути.

Где-то в северной части Кампании римляне нашли удобную позицию на возвышенностях, мимо которых обязательно должен был пройти Пирр. К естественным выгодам своего расположения консулы добавили еще и сооружение укрепленных лагерей.

Именно здесь могло разыграться сражение, которое — в случае победы той или другой стороны — стало бы решающим. Но противники проявили крайнее добродушие. Пирр при виде римлян приказал изготовить свою армию для боя. Левин и Корунканий сделали то же самое. Затем эпироты и их италийские союзники издали боевой клич, который был поддержан ревом слонов. В ответ римляне — по приказу консулов — также ударили в щиты и ответили грозным криком[70].

Крик этот был якобы настолько мощным, что Пирр не решился атаковать врага. Объявив войску о неблагоприятных жертвах, он приказал двигаться дальше. Хотя при этом эпироты подставляли свой фланг стоящим во всеоружии римлянам, те так и не атаковали их.