Итак, римский солдат — это опытный воин, прекрасно знающий свое место в строю, знак своего легиона[66] и манипула, получающий во время срока ежегодной службы жалованье, не считая своей доли в добыче. В обычной жизни он — законопослушный и порядочный гражданин, но на армейской службе — исполнитель воли богов, не связанный никакими «общечеловеческими» ценностями, но лишь приказами своего военачальника. Здесь, на войне, все решают не законы, но топор и фаски — символы абсолютной власти командира

Вот с такой странной армией, соединившей в своей организации и в своем характере массу архаических черт с абсолютно новыми, революционными, идеями, и довелось сразиться Пирру.

Пока Пирр принимал изъявления благодарности со стороны тарентинцев, пока он собирал свои части, разбросанные по побережью Апулии, и делал первые осторожные попытки провести мобилизацию среди италийских греков, Рим готовился к большой войне. Всем было ясно, что военные действия скорее всего не ограничатся «каблуком» апеннинского сапога. Помимо южноиталийцев на борьбу с Римом готовы были подняться самниты, еще не до конце замиренные этруски и, возможно, галлы.

Чтобы обезопасить себя от «пятой колонны», римляне заставили многие крупные города Средней Италии выдать им заложников из числа самых почитаемых семейств. Это оказалось крайне непопулярной мерой, вызвавшей озлобление даже в местностях, уже давно контролируемых римлянами. Однако Сенат воспринял озлобление как неизбежное зло, ценой которого он купил спокойствие на операционных линиях своих армий.

Был введен особый военный налог, который позволил вооружить значительные контингенты квиритов (т. е. римлян, потомков Ромула-Квирина) и их союзников. Последние были вынуждены мобилизовать такое количество солдат, которое они еще никогда не снаряжали.

Попробуем сосчитать римские вооруженные силы на конец весны 280 г. Одна армия (два легиона) под начальством консула Тиберия Корункания вступила в Этрурию, чтобы наконец подавить сопротивление Вольсиний, последнего большого этрусского города из числа поддержавших восстание 285 г. Так как союзники выставляли равное римлянам число ратников, численность этой армии можно определить в 20000–22 000 человек.

Еще одна такая же армия осталась в Риме в качестве стратегического резерва, но, скорее всего, попросту еще не закончила формирование.

Третья армия направилась в Венузий под командованием второго консула Публия Левина. Так как там должны были находиться войска командующего прошлого года Люция Эмилия, численность «Венузийской» армии Левина после его прибытия можно определить в 40 000 солдат. Для Италии того времени это — большая цифра.

Хотя Пирр мог рассчитывать на помощь греков и южноиталийцев, однако для сбора ополчения ему нужно было время. Чтобы лишить его этого времени, Левин прошел скорым маршем мимо городов Самниума, играя мускулами, перед готовыми уже к восстанию самнитами, и, соединившись с войсками Эмилия, направился в Луканию.

В этот момент Рим уже бесповоротно ступил на «тропу войны». Однако поскольку ранее все противники Вечного Города располагались на Апеннинском полуострове, возникла проблема обрядового плана. Для того чтобы начать войну по всем правилам, жрец из коллегии фециалов должен был метнуть на территорию врага окровавленное копье.

Эпир лежал по другую сторону Адриатики, и «добросить» до Балкан копье возможности не было. Тогда в Риме срочно разыскали какого-то уроженца Эпира, заставили его купить неподалеку от города участок земли, который назвали «Эпир». Именно на эту землю фециал и бросил копье — и римские боги взяли войну под свое покровительства

Последним мирные предложения сделал Пирр. Даже если этот шаг был продиктован единственно желанием выгадать время для увеличения своей армии, с пропагандистской точки зрения он был правильным. Пирр предложил римлянам выступить третейским судьей в их тяжбе с тарентинцами. Переправленная в Италию армия могла выступить гарантом любого решения.

Римляне, естественно, отказались от предложения Пирра. Слишком много соглашений они нарушили в последние годы — и с луканами, и с Тарентом. Куда проще было решить все проблемы оружием.

Левин вторгся в Луканию в районе верховьев Сириса. Продвижение римлян едва ли было быстрым: легионеры предавали земли, по которым проходили, разграблению, словно это могло сломить волю луканов. Видимо, еще во время этого похода произошло событие, которое стало неприятным сюрпризом для римского командования.

Год назад греческий город Регий был занят вспомогательным легионом, набранным в Кампании. Поскольку владевший этим городом контролировал пролив между Бруттием и Сицилией, римляне выделили для него столь значительные силы. Командовал легионом некий Деций Вибеллий, человек дикого нрава. Узнав о тайных переговорах, которые вели некоторые жители Регия с эмиссарами Пирра, кампанцы устроили самосуд. Достойные своего командира солдаты разграбили город, перебили всех мужчин, взяли в рабство их жен и детей.

Преступление было чудовищным, впрочем, далеко не первым в истории кампанских солдат. Уже десятилетие на другом берегу пролива, в сицилийском городе Мсссана, находились бывшие кампанские наемники Агафокла, т. н. мамертинцы, которые терроризировали своими набегами пол-острова (о них пойдет речь позже). Таким образом, препоручение Децию и его солдатам столь важного пункта, как Регий, было очевидной ошибкой римского командования.

От Деция отвернулись обе стороны: и Пирр, и римляне не хотели терять поддержки греков и пятнать свое имя связью с преступниками. В итоге канманцы завязали отношения с сицилийскими мамертинцами и создали собственное эфемерное государство. Почти сразу после этого они разграбили формально находившийся под покровительством римлян город Кавлоний, а затем напали на Кротон и перебили находившийся там римский гарнизон.

Между тем Левин долиной Сириса спускался к Ионическому морю (см. карту № 6.). Близ впадения этой реки в море, к юго-западу от него, находится Гераклея, один из городов, контролировавшихся тарентинцами. Вероятно, именно он был главной целью похода Левина: заняв Гераклею, консул отрезал тарентинский гарнизон в Фуриях от метрополии.

Пирр решил не допустить этого: он перебросил свою армию к Сирису, перекрыв дорогу римлянам. При взгляде на карту, правда, получается некоторая неувязка: в случае, если Левин добрался до моря, эпиротам пришлось сражаться с перевернутым фронтом: напомним, Сирис впадает в Ионийское море восточнее Гераклеи, то есть между ней и Тарентом. Отрезанный от своей базы, Пирр должен был бы искать боя, чтобы прорваться сквозь римское расположение. Однако мы увидим совершенно иное развитие ситуации: это Левин будет переходить Сирис, навязывая противнику бой.

Можно сделать вывод, что битва произошла на некотором удалении от Гераклеи и выше по течению Сириса. В этом случае Пирру не обязательно было бы даже переходить реку. Он мог занять лагерь на ее левом (т е. восточном) берегу, и Левин не имел бы возможности просто пройти мимо него, так как тогда эпироты легко перерезали коммуникации римской армии.

С другой стороны, Плутарх говорит, что лагерь Пирра располагался на равнине между Пандосией и Гераклеей, а это указывает на то место, где Сирис делает изгиб и некоторое время течет с запада на восток. Если это сообщение верно, то эпирский царь располагался все-таки на правом берегу реки, фронтом на север, имея Гераклею примерно в 30 км позади себя.

Так или иначе, в середине лета 280 г. противники впервые встретились друг с другом. Войска расположились на противоположных берегах реки, очевидно, на некотором расстоянии от берегов. В то время Сирис был судоходен — по крайней мере в нижнем своем течении. Таким образом, неожиданная переправа представляла собой непростое дело. Тем не менее удобные места были найдены и вдоль реки расположилось усиленное боевое охранение.