— С вашего позволения, хочу кое о чем спросить.
— М-м-м?
— Зачем вы ходили в местное бюро ритуальных услуг?
— А я туда ходила? — неподдельно удивилась я, наученная недавним опытом.
— Хозяин гостиницы утверждал, что вы интересовались его местом расположения, или я ошибаюсь?
— Может, это он ошибается? Но нет, вы правы. — Озадаченность на лице секретаря возрастала с каждым моим словом. — Господин секретарь, я вам потом все разъясню, но сейчас нам нужно немедленно нанести визит господину Тюдору!
Вальтер достал свои карманные часы.
— Слишком позднее время для визитов. К тому же контора уже закрылась.
— Ничего, я вижу, у них в окошке горит свет.
— Гренадер номер семьдесят семь, столь поздний и незапланированный визит будет крайне неуместен.
— Еще как уместен! Вы сами убедитесь. Никаких возражений, все после!
Секретарю ничего не оставалось делать, как проследовать за мной.
Ради спокойствия Вальтера я решила сразу не выбивать дверь, а для начала постучаться. Послышалось шебуршание.
— И все-таки я считаю это бескультурной затеей, — не унимался мужчина, терпеливо продолжая стоять надо мной с зонтом.
— Вначале все так считают, а потом стоит сотни раз повести себя бескультурно, как привыкаешь.
— Сколько раз?! — в ужасе переспросил Вальтер. Своим откровением я доведу его до нервного срыва. Секретаря спасла открывающаяся дверь.
— Извиняюсь, но мы закрыты. Приходите завтра, — смущенно сообщил молодой человек, который утром занимался сортировкой бумаг.
— До завтра, боюсь, не дотерпит. Народ должен знать правду!
— Правду? — удивился и одновременно испугался парень.
— Господин Тюдор у себя в кабинете? — не отвечая на вопрос, поинтересовалась я.
— Да, но он просил его не беспокоить. Я очень извиняюсь, но вам правда нельзя. — Парень попытался закрыть дверь, но я быстро просунула ногу.
— Нам все можно, — непоколебимо заявила я, оттесняя его в сторону.
Дверь в кабинет адвоката оказалась запертой. Я выразительно постучала, и с верхних полок попадали книги.
— Господин Тюдор, открывайте! Вам не уйти от закона! Признавайтесь, зачем вы спрятали документы? Куда дели труп господина Соверена? И что за девушка лежит в его гробу?
— Какой труп? Что за девушка? — оживился Вальтер.
— Вот и я хочу знать, что за… Немедленно открывайте, иначе лишитесь двери, а может, и еще некоторых предметов интерьера. — Мои угрозы остались без внимания. — Ах, так! Ну и пожалуйста! — Я занесла было ногу, но секретарь меня остановил.
— Гренадер номер семьдесят семь, что вы собираетесь сделать?
— Эм, разве не видно? — удивилась я. — Применяю свою угрозу на практике.
— Ни в коем случае! Вы не имеете права повреждать чужую собственность.
— Но…
— Никаких возражений! Это приказ, гренадер номер семьдесят семь. У вас есть ключ? — обратился Вальтер к помощнику.
— Да, есть. Но я не имею права…
— Имеете. Сейчас же откройте дверь, если не желаете приобрести новые проблемы, — непреклонно произнес секретарь.
Парень сглотнул и дрожащими руками принялся открывать дверь. Через мгновенье мы вчетвером, считая собаку, вошли в кабинет адвоката. И я поняла, почему мои угрозы и гневные тирады никак не подействовали на господина Тюдора. Теперь его ничто не могло беспокоить.
Помощник адвоката, бледнея, осел на пол. В комнате до сих пор чувствовался запах пороха. Револьвер валялся на полу. В неестественно закинутой голове алела небольшая дырочка с запекшейся кровью. Господин Тюдор выбрал самый простой путь уйти от ответов. На столе лежало недавно законченное письмо. Чернила влажно блестели на свету. Незакрытая ручка покоилась рядом. Вальтер подошел к столу и зачем-то закрутил колпачок, затем взял письмо. Его строки были обращены к нам.
Представителям Западного отделения гренадеров, приехавшим в Босвелл по вопросам передачи прав на владение фабрикой.
Да будет вам известно, соблюдение чужой тайны — самый большой крест, который может нести человек. Откровения, коими я с вами хочу поделиться, были для меня тягостными раздумьями.
17 июля этого года.
Поздно вечером в дверь моей конторы постучал господин Эбон Соверен. С этим человеком я был знаком всю свою сознательную жизнь, и услуга, оказанная мне им когда-то, не знает границ. Он был самым достойным и влиятельным человеком нашего города. Но власть никогда не омрачала его сердце, а разум его всегда был тверд и ясен. В тот судьбоносный день шел дождь, один из тех дождей, которые так часто проходят у нас в городе. Лицо моего старого друга, сияющее в ударах молний, отражало глубокую боль и страдание. С глазами, полными пугающей пустоты, он сообщил, что его дочь Оливия скончалась из-за болезни. Эта новость поразила меня до глубины души. Ни я, ни кто другой в городе не знали, что у господина Соверена была дочь. Я был знаком с его юной помощницей по имени Оливия, но я и не подозревал об их родстве! Как оказалось, сам Эбон узнал о том, что она его дочь, только месяц назад. Я не хочу сообщать вам, откуда у господина Соверена появилась внебрачная дочь, пусть это останется только на его совести, но так или иначе девушка скончалась от лейкемии. Для моего друга данное событие стало большой потерей. Он был сильно привязан к девушке, и, только недавно обретя единственную дочь, он почти сразу же ее потерял.
Он желал похоронить ее в своем фамильном склепе, но из-за их неофициальной связи это могло вызвать проблемы. Босвелл — маленький городок, где слухи распространяются со скоростью лесного пожара. Господин Соверен хотел уберечь память о дочери от ядовитых обвинений и глупых пересудов. Тогда он решил: пусть официально именно он — Эбон Соверен скончается для Босвелла. Я пытался его отговорить, но он оставался непреклонным. Оливия должна быть похоронена в фамильном склепе со всеми почестями, и точка. Он уже стар и чувствует, что силы его вскоре покинут, особенно сейчас, когда он потерял все: смысл жизни — фабрику и свою дочь. Я решил принять последнюю просьбу моего друга, тем самым вернув ему старый долг, который, как и положено благородному господину, он давно забыл и простил мне.
Оливию мы похоронили в закрытом гробу. Ни единая душа не подозревала о нашей подмене. Сразу после похорон господин Соверен покинул Босвелл. Я не знаю, куда он отправился, но знаю точно — это его последний путь.
Вернусь к вашей проблеме. Господин Соверен действительно завещал права на владение фабрикой вашему Отделу. Но предо мной как перед адвокатом возникла проблема: завещание не могло вступить в силу, пока господин Соверен жив. Для всех он был мертв, но я знал, что это не так. Как быть? Я понимал, что надо поступить следуя нашей легенде, но меня охватила личная дилемма. Долгие столетия мебельная фабрика семьи Соверен была сердцем нашего города. Я понимал, передай ее в чужие руки — и Босвелл обречен. Он уже погибает, медленно, чуть заметно, но все же гибнет. Я осознаю, что своими безрассудными действиями я ни чем не могу спасти его. Но я все равно не мог расстаться с последней, пусть совершенно пустой, но надеждой. Борясь сам с собой, я отправил вам письмо о том, что произошла некая проблема. Я не ожидал, что ваш Отдел отреагирует так быстро. Мне приходилось всеми силами сдерживать свое волнение, когда на следующий день после отправки письма вы заявились ко мне в контору. Я думал, что еще, возможно, смогу все исправить и сохранить возложенную на меня тайну, но когда из окна своего кабинета я увидел, как ваш сотрудник идет в похоронное бюро, то понял — все кончено.
Нужные вам документы вы найдете на моем столе рядом с этим письмом. Надеюсь, ваша организация мудро поступит с мебельной фабрикой Соверенов, в любом случае Бог мне судья, я пытался поступить, как считал нужным. Теперь я понимаю, насколько был глуп. Все тайное всегда становится явным, возможно, все так. Я не смогу пережить свалившийся на меня позор, поэтому я ухожу. Ухожу, будучи еще достопочтимым адвокатом Босвелла. Как странно, даже на пороге смерти мы так тщеславны…
