Например, в английском отчете о Крымской войне в описываемом бою упомянут случай 36 колотых и рубленых ран у одного человека. В 5-м драгунском полку медики обнаружили у одного из солдат 11 ранений в голову.{733}
Исходя из этого возникла сохранившаяся по сегодняшний день традиция английского производства клинков, предусматривающая возможность нанесения колющих ударов.{734}
Кавалерия англичан в качестве основного холодного оружия имела палаши и сабли фирмы Wilkinson Sword, по сей день производящей их для армии, правда, уже больше для парадов, чем для войны. Один из основателей компании, Генри Уилкинсон, собрав информацию о боевом применении кавалерийского вооружения, о нанесенных им ранах, пришел к выводу, что наиболее опасными из них были полученные в результате колющего удара. В бою под Балаклавой, по свидетельству его участников, именно такими клинками удавалось пробить шинельную ткань русских кавалеристов.{735} Раны, полученные в результате рубящих или секущих ударов, часто могли выглядеть угрожающе, но при этом были куда менее опасны.
Перед началом Крымской войны в английской кавалерии была предпринята попытка унификации холодного оружия. Повторялась история перевооружения стрелковым оружием пехоты: в связи с изменившимся принципом ведения войны вообще, вызванным началом глобальной индустриализации, как в пехоте стиралась грань между легкой и тяжелой, так и в кавалерии исчезала такая же грань между легкой и тяжелой кавалерией. Различие оставалось в большей степени номинальным, и используемое оружие так же предполагалось унифицировать, то есть сделать более стандартным и технологичным. Для всей кавалерии — один образец оружия.
До этого на вооружении стояла сабля модели 1821 г. (Р1821), применявшаяся в легкой кавалерии, но в 1853 г. на вооружение стала поступать кавалерийская сабля обр. 1853 г. (Р1853). Ее предполагалось сделать единой для всей кавалерии.
В Крыму это оружие прошло свое первое испытание. Но его успели получить далеко не все. Большинство кавалеристов использовало сабли старых образцов. Но точно известно, что Р1853 были у Шотландских Серых и в отлично экипированном и вооруженном 11-м гусарском полку (не менее чем у 50% личного состава). Какое-то число новых сабель было и в других полках (например, во 2-м драгунском). Оставались на службе сабли образца 1822 г. (у офицеров), образца 1834 г. (у нижних чинов Тяжелой бригады).
Некоторые исследователи считают, что как раз использование Р1853 обеспечило успех в схватке с русскими кавалеристами. Хотя она была более легкой, чем ее предшественница, удачная балансировка компенсировала потерю веса, обеспечивая хорошую эргономику при удержании и поражении противника ударом или уколом. В дальнейшем добротная служба Р1853 в Индии и во время Гражданской войны в США, доказавшая ее качество, сделала саблю прототипом многих образцов холодного оружия.
Основным ориентиром английского кавалериста в атаке было левое ухо противника. Сами удары должны были наноситься прежде всего в голову, а потом в руки неприятеля. Отсюда множество ран в область головы, полученных русскими солдатами и офицерами во время кавалерийского столкновения. В Ингерманландском полку: командир 3-го эскадрона ротмистр Марин (три ранения в голову, в том числе с рассечением до кости), генерал Халецкий (в ухо и шею), ротмистр Матвеевский (в глаз с выпадением его из глазницы), ротмистр Алещенко, поручик Хамзаев, корнет Белявский (все в голову).{736} В Лейхтенбергском полку: командир эскадрона ранен в голову (вынесен с поля боя вахмистром Гуровым).{737}
Английский офицер осматривал после боя трупы русских гусар и был поражен двумя, раны на которых, как ему казалось, свидетельствовали о качестве британских армейских клинков и силе кавалеристов. У первого сабельным ударом были разрублены шея и позвоночник так, что голова держалась лишь на нескольких мышцах, у второго часть черепа была снесена сабельным ударом, так что был виден мозг.{738} Командир спаги де Молен констатировал наличие на осмотренных им телах русских кавалеристов больших рубленых ран.{739}
Французские медики отмечали во время кампании большое число ранений в голову и говорили о необходимости введения в армии защитных шлемов.{740}
Конечно, перепало и англичанам. Но рубящие размашистые удары оказались малоэффективными и очень редко смертельными. Лучший пример — тот самый солдат из 5-го Гвардейского драгунского полка, который получил 11 сабельных ран, но ни одна из них не оказалась роковой для него.{741}
Конечно, далеко не каждый английский кавалерист владел саблей подобно легендарному Володыевскому, но почти каждый из них имел за спиной опыт не только тренировок, но и излюбленного британцами спорта. Того самого, который всегда был важнейшей составляющей повседневной жизни армии, став той скалой, на которой, как иногда говорят англичане, было воздвигнуто величие Британской империи.
Понимаю, что уже «кипит разум возмущенный» и кто-то попытается сказать, что хоть числом-то могли задавить британцев? Отвечаю — нет. Опытный фехтовальщик вполне может сдерживать двух малоопытных нападающих, а трое не смогут атаковать, так как будут больше мешать друг другу.
Именно проблемы с одиночным обучением бою холодным оружием во время Крымской войны заставили самым серьезным образом повернуться к нему после ее окончания, когда в армии «проснулся» настоящий культ фехтования и им стали массово заниматься и солдаты, и офицеры.{742}
Кстати, сабля Халецкого, выбитая у него из руки, видимо, уже не вернулась в руки хозяина. Якобы ординарец Халецкого унтер-офицер Пивенко отдал генералу свою саблю, затем соскочил с коня за саблей командира, поднял ее и при этом еще отразил направленный на него удар.{743} Подобный трюк в скоротечной схватке конечно же невозможен.
После боя раненный Эллиот подобрал на поле отличную саблю восточного типа, валявшуюся неподалеку. В память о своем участии в сражении он выгравировал надпись на ее рукояти. Судя по тому, что сабля досталась ему без ножен, прежний хозяин благополучно покинул поле схватки. Подобное оружие могли позволить себе исключительно старшие командиры, потому история с Халецким дает нам возможность сделать подобное предположение, не обязательное, конечно, но право на жизнь имеющее.
Косвенным подтверждением, что сабля принадлежала Халецкому, может быть то, что буквально через несколько месяцев ему полковые офицеры подарили новую с надписью на клинке «Ивану Альбертовичу Халецкому от общества офицеров гусарского полка 6 генваря 1855 года». Замечательная художественная отделка этой сабли сделала ее сегодня одним из ценнейших экспонатов ГИМа.{744} Дарить вторую саблю как бы нелогично.
При этом она удивительно похожа на саблю, найденную Эллиотом.
Хотя это только версия, но все-таки интересная…
Немного о лошадях
Хотя и у англичан тоже имело место увлечение парадной стороной, постоянная забота о подготовке и вооружении кавалерии сыграли свою позитивную роль: «В кавалерии — прекрасный конский состав и сабля отличного образца. На что она способна, показала под Балаклавой. Но в общем всадники слишком тяжелы для лошадей, и поэтому несколько месяцев активных действий должны свести на нет британскую кавалерию. Это теперь доказано крымским опытом. Если бы средний рост кавалерии был снижен — в тяжелой кавалерии до 5 футов 6 дюймов, а в легкой — до 5 футов 4 или даже 2 дюймов, как это, насколько мы знаем, сделано в пехоте, то кавалерийские части гораздо более отвечали бы своему боевому назначению. А при существующих условиях лошади слишком сильно перегружены и потому неизбежно выходят из строя, прежде чем удается с успехом использовать их против неприятеля».{745}
Конечно, Энгельс как, скорее, русофоб, нежели русофил, имел больше желания принизить кавалерию Николая I, чем петь ей дифирамбы. Но и русские военные не менее высоко оценивали своих противников: «Ни одна страна не находится в таких выгодных условиях относительно образования хорошей кавалерии, как Англия: в ней такое обилие природных кавалеристов, спортсменов встречается во всех слоях населения, что они с детства знакомятся с лошадью, с уходом за ней и с ездой и развивают в себе необходимые хорошему кавалеристу ловкость и смелость на коне. Лошади английской кавалерии, породистые и красивые, быстрые и крепкие, также не имеют себе равных в других армиях; если к этому прибавить превосходное обмундирование, снаряжение и вооружение, то мы получим верное представление о современном состоянии английской кавалерии. Английский кавалерист любит свое дело, а, следовательно, любит свою лошадь; наказания за дурной уход или жестокое обращение с лошадью, которые встречаются в других армиях, англичанам вовсе неизвестны: они, как все истинные наездники, заботливо и мягко обращаются со своим боевым товарищем-конем. Воспитание лошади и выездка ведутся весьма рационально; причем обращается внимание не на красивые ходы и манежную езду, а на правильное развитие природных качеств лошади; от седока же требуется умение управлять ею и в короткое время проходить большие пространства, не утомляя ни себя, ни лошадь и не останавливаясь, в случае нужды, ни перед каким препятствием. Вследствие правильного воспитания и терпеливого и кроткого общения английские лошади смирны, всегда стоят спокойно и легко дают садиться, непугливы и послушны. Болезней ног, происходящих от дурной ковки или от небрежного ухода, нет и в помине; сама ковка образцовая и вполне заслуживает изучения и подражания.