лошадей и ослов. Конники с гиканьем пускались за ними вскачь, ловили
арканами жеребят, резали их и коптили мясо впрок.
Но вот наконец добрались до небольшой речушки. Вода в ней мутная и
какая-то густая, еле течет. Вдали столбиками тянулись к небу чахлые дымки.
Не без опаски пошли на них.
Оказалось, что это становище кочевого племени. Ни шатров, ни укрытий.
Все и вся под палящим небом. И люди полуголые, дочерна обгорелые. Оружие у
них — лук да стрелы.
Два человека, отделившись от лагеря, направились навстречу
пришельцам. Вид у них был явно встревоженный. Багарат Дола, владевший
наречием здешних племен, спросил:
— Какой вы страны, люди?
— Страна?.. А что это такое — страна?..
— Где живете?
— Ах, вон что!.. Живем где придется. Мир без начала и без конца.
— Какому богу поклоняетесь?
— И этого мы не ведаем. Что значит бог?..
Каранни удивился наречию, на котором говорили эти люди. Звуки
жесткие, как по ржавчине продирающиеся, слова долгие и монотонно связанные
одно с другим. И, разговаривая, они нелепо жестикулируют руками,
подпрыгивают. А волосатые-то какие! И все в гнойных струпьях.
Соответственно и зловоние от становища непереносимое.
Все кочевые насторожились. И стар и мал, и женщины и дети с
любопытством разглядывали прибывших, и что-то все говорили друг другу.
Вокруг становища паслись отары коз и овец. Тут же лениво дремали
мелкопородные собачонки.
Войско расположилось на постой на берегу реки, в значительном
отдалении от кочевья дикого племени.
Многие, сразу раздевшись, бросились в воду, хоть немного остыть.
Кто-то просто мыл руки, умывался. И надо было видеть, как реагировали
женщины и дети кочевья. Они кричали, разводили руками. Дивились явно
небывалому. В их племени всякое омовение считалось греховным.
Какая-то девчушка попробовала в подражание армянам плеснуть на лицо
воды. Кочевницы все разом заголосили, накинулись на нее, схватили за
волосы и оттащили от реки.
Ночь опять была нестерпимо душной. Воины спали нагишом, прямо на
земле, еще жаркой от дневного нагрева. Спали неспокойно, пожираемые
разного рода комарьем и мошкарой.
С рассветом решено было двинуться дальше. Каранни велел Каш Бихуни
отобрать из кочевников юношей покрепче и взять их с собой. Пригодятся в
пути. Помогут с добыванием провианта для войска в этих диких, чужих
землях.
Военачальник подобрал больше сотни парней, накинул каждому на шею
веревку, затем связал их всех вместе и погнал перед войском.
Почти полдня уже были в дороге, когда вдруг заметили, что за ними,
оказывается, увязались жены пленников. Грязные, полураздетые, босые. Малых
детей они оставили в становище. С собой взяли только тех, кто был постарше
и мог идти сам.
Царевич велел приостановиться. Женщины подошли и взмолились, чтоб их
не разлучали с мужчинами.
— А что же вы малышню бросили? — спросили их.
— Куда нам с ними? — пожимали плечами женщины. — А без мужей никак
нельзя...
Армяне попробовали уговорить их вернуться к детишкам, но из этого
ничего не вышло.
— Как же нам быть? — спросил Каранни, обращаясь к Каш Бихуни. Судьба
малышни, брошенной этими дикарками на съедение зверью, тревожила его.
— Для жалостливости сейчас не время, царевич. Притупи и слух свой, и
зрение и следуй к намеченной цели.
Женщины кинулись к своим связанным мужьям и заголосили на все лады,
так что земля содрогалась. К каждому из пленников прилипло по три-четыре
женщины. Багарат Дола объяснил, что в здешних племенах не придерживаются и
никаких кровных запретов. Скажем, сестра может стать женою брата.
Каранни отобрал несколько конников из войска Багарата Дола и велел им
повернуть пленников со всеми их женами и детьми и гнать обратно к кочевью,
где брошены малые дети. А уж оттуда всех вместе препроводить в Арцах.
Наконец снова тронулись в путь. Два дня шли, не отдыхая. И тут
кончился запас питьевой воды в бурдюках. Стала мучить жажда. Но шли все
дальше, в надежде напасть на воду. Еще день, еще ночь. Кони еле
передвигались, дышали тяжело.
Каранни был раздражен. Говорил мало, только приказы отдавал. Все
думали о воде, мечтали о воде, искали воду. Но скованная зноем земля,
обжигая их огненным дыханием, словно намеренно издевалась над людьми и
где-то прятала живительную влагу.
Воины вспоминали свои края, тамошние горные родники и этим еще больше
томили себя, изнемогая от жажды.
Кто-то, случайно вырвав из земли неказистый короткостебельный росток,
похожий на камыш, вдруг обнаружил, что корень у него водянистый. Все
кинулись рвать эти растения и жевать их корни. Людям стало чуть легче, а
лошади не притронулись к находке.
Царевич приказал рыть колодцы там, где рос этот горе-камышник. Все с
надеждой и воодушевлением принялись за дело. Рыли копьями и мечами. Земля
поддавалась не просто. Песчаная, она осыпалась обратно в яму. Но дело
мало-помалу двигалось. Работали целый день.
И вдруг крик:
— Вода! Вот она, есть!..
Радость была несказанной. А вода все прибывала, делалась чище и чище.
Это явно пробился родник.
Сначала напоили лошадей, а потом уж сами отвели душу.
Каранни приказал зарезать трех жеребят в жертву богине Цовинар,
наделившей их водой. Жрецы вознесли ей молитвы.
И снова двинулись в путь. Опять шли на восток, к дальнему горизонту
бескрайних степей.
* * *
Три дня миновало с тех пор, как ушли от родника.
Последнюю ночь провели в засушливой долине. Поднялись с первыми
рассветными лучами. Необычно вели себя лошади: явно чем-то испуганные, они
тесно сбились и громко, беспокойно ржали.
От подножия горы, что маячила вдали, простиралось песчаное безбрежье.
И даже с волнами, как закаменевшее море. При этом нигде ни ростка, никаких
признаков жизни.
Устрашающая, мертвая тишина.
Едва они ступили на этот песок, и кони и колесницы тотчас увязли в
нем. Песок был мелкий, сыпучий, горячий — и за ночь не остыл. В воздухе
пахло гарью.
Каранни приказал всем взять правее, может, выберутся на твердь. И
невозможно было убедить его отказаться от продолжения этого невыносимо
тяжелого пути.
Несколько пленников, из тех, что по молодости были еще неженатыми и
потому остались в войске царевича, начали жалобно выть в страхе перед
пустыней. В застывших песчаных волнах им мерещилась смерть.
Багарат Дола, как старший из родоначальников, взял на себя смелость
обратиться к престолонаследнику:
— Люди ропщут, божественный. Может, прикажешь повернуть назад?..
— Каждого недовольного убивать на месте! — таков был ответ царевича.
И пятерых не стало. Их тела, коней и все, что у них было, предали
сожжению.
Каранни распорядился, чтобы принесли к пепелищу изваянного из камня
Ваагна Драконоборца, повсюду возимого им с собою.
Идолище обрядили чем могли, воскурили ладан в его честь. Каранни
долго молился, опустившись перед ним на колени. И все воинство тоже
молилось...
Обессилевших лошадей прирезали, конину раздали пленникам. Умерших
воинов похоронили здесь же, в песках, и возвели над их могилами
недолговечные песчаные холмы.
И как только жрецы закончили обряд погребения, Каранни направился к
своему уже оседланному скакуну.
— Итак, продолжаем наш путь!..
Но речь его вдруг пресеклась — к лагерю галопом мчались три всадника.
Приглядевшись, царевич узнал в одном из них дочь Миная Нуар. Два других
были из воинов Багарата Дола, остававшихся в Бойлакане.
Еще издалека Нуар закричала: