Губы Тео тряслись, он незряче глянул на Линдермана.
— О чем это вы?
— Сравняем счет за Терри, — пояснил Линдерман. — Не трусь, Бичеватель! Ничего страшного! Всего каких-то пара месяцев в больнице и несколько швов.
— Слегка перекроим тебе лицо и часть внутренностей, — прокудахтал Монахан.
— Не смейте поднимать на меня руку! — зашипел Олтмен. — Предупреждаю, я вооружен! — Снова его правая рука отчаянно завозилась в кармане пиджака и показалась оттуда с пистолетом.
— Ах, вооружен? — коротко рассмеялся Линдерман. — Я тоже. — Майкл извлек из кармана оружие. — Мексиканская ничья! Только у тебя кишка тонка выстрелить, а мне запросто! — Он медленно наступал на Олтмена с нескрываемым презрением на лице.
— Не подходи, стреляю! — выкрикнул Олтмен, но дрожь невероятного ужаса в голосе лишила слова их действия.
— Нужно только нажать спуск! — подсказал Линдерман.
— Послушайте! — вмешался я. — Что это за балаган? Сцена из фильма категории «Б»? Если все на минуту успокоятся, то…
— Не лезь, Холман, — рявкнул Линдерман. — Или испробую этот пистолет на тебе.
— Не получится, — рявкнул в ответ я. — Он не…
Тут это и произошло. Линдерман оказался в пяти футах от режиссера, с точки зрения Олтмена — слишком близко. Тео издал свой дикий клекот, зажмурился, поднял пистолет и нажал спуск. Пуля разбила мраморную крышку моего лучшего стола и отскочила в стену. Звук выстрела ошеломил обоих. Это была трагедия ошибок, слишком скоротечная, чтобы даже попытаться ее остановить.
Тео открыл глаза и с облегчением увидел, что промахнулся. Линдерман, думая, что теперь он выстрелит снова, быстро прицелился в грудь Тео и нажал спуск. Щелчок пустого пистолета прозвучал как гром. По внезапному ужасу в глазах режиссера стало ясно — он понял, что спасен благодаря невероятной случайности, которая больше не повторится. Олтмен поднял пистолет на длину руки, направил на Линдермана, и на этот раз не закрыл глаза. Он жал на спуск, пока не кончились патроны. Пули рвали клочья из рубашки, выбрасывая розовые и красные облачка. Линдерман отступил на пару шагов и полуповернулся к Монахану. Ужас застыл в его глазах. По рубашке растекалось пятно крови. Затем он рухнул на пол.
— Нет, — захныкал Монахан. — Нет, нет, нет!
Бичеватель внезапно разразился истерическим плачем и отбросил пистолет. Я подумывал вылить на обоих ковш воды, но затем решил, что шесть унций чистого виски помогут больше. Понадобилось добрых десять минут и еще больше виски, чтобы Тео хоть немного пришел в себя. Тем временем я подошел и взглянул на Майкла Линдермана поближе. Тело было залито кровью, и она все еще текла и текла. Очевидно, Майкл умер раньше, чем коснулся пола.
Бледный, дрожащий Монахан все еще жался спиной к бару, но, похоже, его ум снова заработал.
— Я не хотел убивать! — Сжав лицо руками, Тео упал в кресло, и голос его напоминал тоненький плач заблудившегося в ночи ребенка. — Подумал, что в следующий раз его пистолет непременно выстрелит и…
— Знаю, Тео, — спокойно произнес я. — Мы оба тому свидетели.
— Правильно, — выдавил Монахан.
— Один я знал, что пистолет не заряжен, — сказал я. — Нужно было пораньше вмешаться.
— Все случилось так быстро, — жалобно простонал Монахан. — Сперва казалось шуткой, затем…
— Разумеется, — проскрипел я. — Но это случилось. Ничего не изменишь, и чем дольше я не вызываю полицию, тем труднее нам придется.
Олтмен поднял заплаканное лицо и дико взглянул на меня.
— Но ты же сказал, вы оба свидетели, что я не собирался убивать.
— Правильно, Тео. — Я подавил внезапное желание подойти и врезать ему между глаз. — Это самооборона. С ней проблем не будет. Нам нужно срочно придумать причину для полиции.
— Почему просто не сказать правду? — спросил Тео.
— Хочешь, чтобы записи о твоей интимной жизни с Флер стали доказательствами в суде и все их прослушали? — рявкнул я.
Он поежился:
— Нет!
— И я хочу быть замешанным не больше него, — торопливо сказал Монахан. — Догадываюсь, что и вы тоже, Холман.
— Возможно, подойдет такой вариант… — сказал я. — Между вами стояла кровь, Тео. Вражда из-за Флер, этого признания не избежать. Когда-то вы были на ней женаты и все еще любите ее. Линдерман недавно в нее влюбился и хотел жениться. Вы категорически возражали, посчитав, что он недостаточно хорош для нее из-за образа его жизни. — Я бросил взгляд на Шона. — Майкл имел собственный доход или полагался на старика?
— Он получал деньги из траста, который основал для него старик, когда Майклу исполнился двадцать один, — ответил Монахан. — Но старик все еще может отменить траст в любое время.
— Замечательно! — сказал я. — Тео, ты угрожал отправиться к его отцу и сообщить о развратной жизни сына, если тот не бросит идею жениться на Флер. Дошло до открытых угроз друг другу. Двое ваших друзей, я и Монахан, подумали, что ситуацию может разрешить личная встреча. Встречу назначили на сегодня, здесь, в моем доме. Первыми приехали Майкл и Монахан. Я заметил, как оттопырен его карман, и заставил отдать пистолет. Затем вынул патроны и положил пистолет на крышку бара. Ты появился позже. Спор перерос в ссору — вы оба кричали как сумасшедшие…
Потом Майкл решил тебя напугать. Он схватил пистолет, зная, что он не заряжен, и сказал, что застрелит тебя. Когда он нажал спуск, ты испугался, думая, что это только осечка, и следующим выстрелом он тебя убьет. Потом — и только потом! — ты выхватил собственный пистолет и выстрелил в него. Ты даже не знаешь, сколько выстрелов сделал. Охваченный страхом, ты хотел только одного — не дать себя убить.
— Звучит здорово! — заметил Монахан.
— Воняет! — честно признался я. — Но если мы втроем много раз будем повторять одно и то же, то избежим неприятностей. Доктор не допустит их к Флер даже на расстояние крика, а только она может подтвердить или опровергнуть наши объяснения. Полицейские им не поверят, но шансы, что они все-таки примут их, достаточно велики.
— Почему? — надтреснутым голосом спросил Тео.
— Потому что так намного проще, — рявкнул я на него. — Хочешь еще поплакать, Тео, тогда валяй! Когда придет полиция, настоящие слезы на твоем лице будут весьма кстати!
Глава 8
Я прислонился к стенке лифта и взглянул на часы. На них было двадцать пять десятого, и я не поверил своим глазам. Казалось, мы проторчали в полиции по крайней мере двенадцать часов. Тео оказался для нас ценным приобретением. На первый же вопрос лейтенанта он снова закатил истерику и обливался слезами, словно взбесившийся городской фонтан, чем произвел на детективов неизгладимое впечатление. К тому же он не забыл рассказать ту историю, о которой мы договорились, и придерживался ее последующие четыре раза, когда речь заходила об обстоятельствах гибели Майкла Линдермана. Монахан делал то же самое. Из принципа полицейские устроили мне дополнительную пару кругов и ушли. Лейтенант вежливо спросил меня, где найти мисс Фалез, и я сказал, а потом как бы невзначай добавил, что, возможно, ему предварительно лучше связаться с доктором Калпеппером. Он спросил почему и скис, когда я все в точности объяснил. Полицейские не купились на мой обман, но уже склонялись к мысли повозиться еще пару деньков, а затем отправить дело в архив с грифом «Закрыто» на обложке.
Двери лифта распахнулись, и я вошел в просторный офис на десятом этаже «Виндзор-Армс», где горела только одна затененная лампа, оставляя в глубокой тени большую его часть. Несколько мгновений я ждал, пока глаза привыкнут к темноте, затем увидел над одним из кожаных кресел ровную струйку дыма от сигары.
— Полагаю, вы знали, Холман, что я буду ждать здесь, пока не получу известий от вас! — произнес будто издалека голос. — Но вы могли позвонить мне и с дороги, мистер Холман.
— Ваш сын мертв, мистер Линдерман, — сказал я ему.
Казалось, от долгого молчания тени сгустились, но дымок сигары не шелохнулся. Я закурил сигарету, и чирканье спички прозвучало в тишине словно небольшой взрыв.