– Сильно изменилось, – задумчиво произнес ученый. – В этой юной леди намного меньше кельтского, чем я предполагал. Мне сейчас все равно нечем заняться, поэтому я готов пойти в город с вами. Позвольте только надеть шляпу.
Через несколько минут все трое уже подходили к концу узкой невзрачной улицы, на которой жили Мак-Набы. Девушка шагала решительной походкой горца, дыша глубоко и ровно, криминолог шел размеренной походкой, как бы с ленцой, хотя в движениях его чувствовалась ловкость леопарда, священник же просто семенил за ними, изо всех сил стараясь не отставать. Эта окраина города в самом деле выглядела довольно тоскливо и навевала мрачные мысли, в полном соответствии со словами доктора. Разрозненные дома выстроились вдоль морского берега прерывистой линией, и, чем дальше от центра города, тем расстояние между ними увеличивалось. Над улицей сгущались преждевременные сумерки, кое-где подсвеченные невидимым закатом. Чернильно-фиолетовое море нашептывало что-то зловещее. Над запущенным задним садом Мак-Набов, который выходил прямо на песочный берег, торчали два черных голых дерева, словно руки демона, воздетые в изумлении к небу, и когда на улице навстречу путникам ринулась растревоженная миссис Мак-Наб, точно так же, расставив тощие руки, с лицом, скрытым тенью, она сама была немного похожа на демона. Доктор и священник почти ничего не говорили, слушая, как она, задыхаясь, повторяет рассказ дочери, сдабривая его новыми ужасающими подробностями и клятвенными заверениями отомстить и мистеру Ронилу за убийство, а мистеру Тодхантеру за то, что его убили, или последнему за то, что он осмелился захотеть жениться на ее дочери, а сам, видите ли, умер. Через узкий коридор они прошли от парадной до двери в комнату постояльца в глубине дома. Там доктор Гуд движением заправского сыщика приложил плечо к панели и выдавил дверь.
В комнате было тихо и жутко. С первого взгляда стало понятно, что здесь произошла какая-то трагедия с участием двух, а то и больше людей. На столе и вокруг на полу беспорядочно были разбросаны карты, как будто игра была неожиданно прервана. На небольшом столике стояли два пустых винных стакана, но третий, разбитый, рассыпался по ковру осколками, что чем-то напоминало звездное небо. В паре футов от него лежало что-то вроде длинного ножа или короткого прямого палаша с украшенной узорами рукояткой. Широкое лезвие поблескивало, отражая призрачный свет, проникающий в комнату через серое окно, за которым на фоне свинцовой шири моря чернели стволы деревьев. Ближе к дальнему углу комнаты лежал на боку шелковый мужской цилиндр, создавая впечатление, будто его только что, буквально какую-то секунду назад, сбили с чьей-то головы, казалось даже, что он все еще покачивается. А в самом углу за ним бесформенной кучей, напоминающей мешок картошки, но связанный, как дорожный чемодан на вокзале, лежал мистер Джеймс Тодхантер. Рот его был обмотан шарфом, шесть или семь веревок стягивали локти и лодыжки. Карие глаза его блестели и бегали из стороны в сторону. Он был жив.
Доктор Орион Гуд на какой-то миг задержался на коврике перед дверью, словно втягивая в себя запах трагедии, потом быстро прошел по ковру, поднял шелковый цилиндр и, не произнося ни слова, надел его на голову связанного Тодхантера. Головной убор оказался настолько велик, что съехал ему почти на плечи.
– Шляпа мистера Ронила, – сказал доктор, снова взяв цилиндр в руки и начав рассматривать его внутреннюю сторону через карманную лупу. – Хм, как же так? Шляпа мистера Ронила есть, а самого мистера Ронила нет! Он ведь не из тех, кто беспечно относится к своей одежде. Цилиндр модного фасона, хоть и не очень новый, чистится и натирается регулярно. Думаю, мы имеем дело с франтом.
– Боже мой! Может быть, вы сперва развяжете несчастного? – глядя на связанного, вскричала мисс Мак-Наб.
– Я намеренно употребил слово «старый», хотя полной уверенности у меня нет, – продолжил истолкователь. – Причина, заставившая меня принять это решение, может показаться несколько надуманной, но я объясню. Видите ли, человек теряет волосы постоянно, хоть и выпадают они в различной степени, в зависимости от самых разных обстоятельств. Линзой я воспользовался для того, чтобы увидеть мельчайшие волоски на этой шляпе, которая совсем недавно сидела на чьей-то голове, но я их не обнаружил, из чего следует, что мистер Ронил лыс. Далее, если сопоставить это с тем высоким и недовольным голосом, который так ярко описала мисс Мак-Наб (терпение, дорогая леди, терпение), если сопоставить лысую голову с тоном, обычным при старческом раздражении, то, я думаю, мы вправе предположить преклонный возраст. Более того, этот человек, возможно, еще полон жизненных сил и почти наверняка высок ростом. Я до некоторой степени доверяю рассказу о предыдущем появлении под окном высокого мужчины в цилиндре, но у меня есть и более веские основания для подобных выводов. Посмотрите, осколки этого стакана разлетелись по всему полу, но один из них лежит на вот этой высокой полочке рядом с камином. Этот фрагмент не мог попасть туда, если бы сосуд был разбит в руке такого сравнительно невысокого человека, как мистер Тодхантер.
– Кстати, – вставил отец Браун, – может быть, все-таки развязать мистера Тодхантера?
– Но это еще не все, о чем может нам рассказать этот сосуд для питья, – продолжал наблюдения специалист. – Я могу сразу сказать, что причиной облысения и нервности этого Ронила могла явиться не старость, а легкомысленный образ жизни. Мистер Тодхантер, как мы знаем, человек спокойный, скромный и, что самое главное, непьющий. Эти карты и вино не являются чем-то для него привычным. Они появились здесь специально для какого-то определенного гостя. Впрочем, в своих выводах мы можем пойти даже дальше. Перед нами винный сервиз мистера Тодхантера, но я нигде не вижу вина. Для чего же тогда предназначались эту сосуды? Я берусь сразу предположить, что для бренди или виски, возможно, лучшего сорта, из фляжки, которую наверняка принес с собой мистер Ронил. Таким образом, мы получаем нечто вроде портрета этого человека, или, по крайней мере, можем представить себе его в общих чертах: высокий, немолодой, одет элегантно, хотя и не с иголочки, наверняка игрок и любитель выпить. Такие люди, как мистер Ронил, – не редкая птица на задворках общества.
– Знаете что! – закричала тут младшая из женщин. – Если вы сейчас же не пропустите меня и не позволите его развязать, я выбегу на улицу и позову полицию!
– Я бы вам не советовал, мисс Мак-Наб, спешить с полицией, – веско произнес доктор Гуд. – Отец Браун, я настоятельно прошу вас успокоить своих прихожан, это в их интересах, не в моих. Итак, мы кое-что узнали о мистере Рониле, что же нам известно о мистере Тодхантере? В первую очередь, три обстоятельства: во-первых, он бережлив, во-вторых, более-менее богат, и, в-третьих, у него есть какая-то тайна. Нельзя не заметить, что это как раз те три качества, которые характерны для жертв шантажа. И точно так же очевидно, что потускневший лоск, разгульные замашки и нескрываемое раздражение мистера Ронила являются очевидными признаками шантажиста. Перед нами классический пример вымогательства: с одной стороны – уважаемый достойный человек, имеющий какую-то тайну, с другой – вэст-эндский стервятник, за милю чувствующий, где можно поживиться. Сегодня здесь эти двое встретились и поссорились, дошло до рукоприкладства, пошло в ход даже оружие.
– Вы вообще собираетесь снимать с него веревки? – совсем распалилась девушка.
Доктор Гуд аккуратно поставил шелковый цилиндр на маленький столик и подошел к связанному. Он его внимательно осмотрел, даже немного подвинул, слегка повернул и заглянул за спину, но ответил просто:
– Нет. Я думаю, веревки завязаны вполне надежно. Пусть он так полежит, пока не прибудут ваши друзья полицейские с наручниками.
Отец Браун, который до сих пор рассеянно смотрел на ковер, поднял круглое лицо и спросил:
– Что вы имеете в виду?
Прежде чем ответить, ученый поднял кинжал.
