Маленький священник от души поблагодарил его, но по-прежнему с каким-то простоватым видом, так можно было бы благодарить соседа в курительной комнате за спички, а не, скажем, куратора Королевского ботанического сада, который согласился сходить с вами на лужок поискать клевер с четырьмя лепестками (что было намного ближе к истине). Итак, высказав благодарность, коротышка тотчас перешел к рассказу:

– Как я уже сказал, моя фамилия – Браун… Да, и я – священник маленькой католической церкви, вы наверняка ее видели за теми неприглядными улочками ближе к северной окраине города. На самой дальней и самой неприглядной из этих улиц, которая тянется вдоль моря, как волнолом, живет с дочерью и сыновьями одна моя прихожанка, очень честная, но довольно несдержанная натура, вдова по фамилии Мак-Наб. Она сдает комнаты. И вот, она с дочерью… Вернее, она с постояльцами… Пожалуй, я лучше расскажу об обеих сторонах подробнее. Сейчас у нее живет только один постоялец, молодой человек по фамилии Тодхантер, но он доставляет ей хлопот больше, чем все ее бывшие постояльцы вместе взятые, потому что хочет жениться на младшей из женщин, живущих в доме.

– А младшая из женщин, – спросил доктор Гуд, едва сдерживая улыбку, – чего хочет она?

– А она хочет выйти за него! – воскликнул отец Браун, возбужденно подавшись вперед. – В этом-то и состоит ужасное затруднение.

– Действительно, слыханое ли дело! – согласился доктор Гуд.

– Этот юный Джеймс Тодхантер, – продолжил клирик, – насколько я знаю, очень достойный молодой человек, хотя, конечно, утверждать этого я не могу. Это невысокий парень, с приятным открытым лицом, брюнет, подвижный, как обезьяна, всегда чисто выбрит, как актер, и вежлив, как прирожденный светский лев. И деньги у него, похоже, водятся, но никто не знает, чем он зарабатывает. Поэтому миссис Мак-Наб (женщина по натуре подозрительная) уверена, что это что-то ужасное, возможно, даже связанное с динамитом. Но динамит у него, должно быть, какого-то безобидного и беззвучного сорта, потому что бедняга всего лишь каждый день на несколько часов закрывается в своей комнате и что-то там изучает. Он утверждает, что вся эта таинственность временная и оправданная и обещает обо всем рассказать до свадьбы. Это то, что всем известно наверняка, но миссис Мак-Наб готова рассказать еще много чего интересного, даже из того, в чем она совершенно не уверена. Вы же знаете, как быстро появляются слухи, когда есть что-то эдакое, таинственное. Поговаривают, якобы кто-то слышал два голоса за закрытой дверью, хотя, когда дверь в комнату Тодхантера открыта, там ни разу не видели посторонних. Еще рассказывают, что однажды в сумерках из дымки над морским берегом (а точнее, даже из самого моря) появился таинственный высокий мужчина в шелковом цилиндре, мягко пройдя по песку, он через маленький задний сад вышел во двор дома, чтобы поговорить с постояльцем через открытое окно его комнаты (голоса их тоже якобы кто-то слышал). Та беседа, кажется, закончилась ссорой. Тодхантер в ярости захлопнул окно, а мужчина в цилиндре снова растворился в морской дымке. Об этом случае семья рассказывает, как о страшной тайне, но мне кажется, миссис Мак-Наб все-таки предпочитает другую историю, собственного сочинения: по ночам из большого ящика в углу комнаты, который днем всегда заперт, вылезает какой-то другой человек, ну, или не человек, она этого не знает. В общем, вы видите, что за запертой дверью своего постояльца они готовы увидеть все чудеса и ужасы «Тысячи и одной ночи». Хотя живет в ней всего лишь невысокий паренек в строгом черном пиджачке, пунктуальный и безобидный, как часы в гостиной. Платит он всегда минута в минуту, почти не пьет, обожает маленьких сыновей хозяйки, которые его так любят, что готовы возиться с ним дни напролет. Но, что сейчас самое главное, не меньше чувств он сумел вызвать и у старшей дочери, которая согласна идти с ним в церковь хоть завтра.

Человек, решающий большие вопросы при помощи серьезных теорий, всегда находит удовольствие в том, чтобы применять свои навыки к мелочам. Крупный ученый, снизойдя до простоты священника, снизошел до нее со всей основательностью. Устроившись поудобнее в кресле, он заговорил с видом рассеянного лектора:

– Даже в мельчайших примерах лучше всего – первым делом обратить внимание на главные законы природы. В начале зимы можно найти живой цветок, но цветы умирают. На берегу можно отыскать сухой голыш, тем не менее прибои существуют. С точки зрения ученых вся человеческая история является цепочкой движений людских масс – их гибель или миграция, как смерть насекомых зимой или возвращение птиц весной. И в основе всей истории лежит раса. Различные расы порождают различные верования, законы и этические принципы. Лучший тому пример – дикий, оторванный от остального мира, исчезающий народ, который мы обычно называем кельтами. Его представителями являются и ваши друзья Мак-Набы. Невысокие смуглокожие люди, спокойные и ленивые, они легко поддаются суеверию и в самых обычных происшествиях видят вмешательство потусторонних сил, точно так же как они принимают на веру (простите, святой отец) все сверхъестественные объяснения тех событий, которые представляете вы и ваша церковь. Нет ничего удивительного в том, что такие люди, когда с одной стороны загадочно шумит море, а с другой (простите еще раз) – бубнит проповедник, наделяют самыми фантастическими свойствами то, что на самом деле, скорее всего, является обычными житейскими делами. Вы, как человек, наделенный только своими маленькими приходскими обязанностями, сталкиваетесь всего лишь с одной такой миссис Мак-Наб, напуганной всеми этими россказнями о двух голосах и появляющемся из моря высоком господине. Но человек, наделенный научным воображением, видит таких вот разбросанных по всему миру Мак-Набов единым целым, как какой-нибудь вид птиц например. Он видит тысячи Мак-Набов в тысячах домов, каждый из которых добавляет свою капельку кельтской суеверности в чашку чая соседа или соседки. Он видит…

Прежде чем ученый закончил предложение, с улицы раздался еще один, на этот раз более нетерпеливый призыв, кого-то в шуршащих юбках торопливо провели по коридору, открылась дверь, за которой показалась молодая девушка, прилично одетая, но несколько несобранная. Лицо девушки горело от спешки, светлые волосы растрепал морской ветер, но, если бы не шотландская угловатость скул и смуглость, ее можно было бы назвать настоящей красавицей. Извинения ее прозвучали отрывисто, почти как приказ.

– Простите, что прерываю, сэр, – сказала она, – мне необходимо немедленно поговорить с отцом Брауном. Вопрос жизни и смерти.

Отец Браун начал нескладно подниматься.

– Что-то случилось, Мэгги? – произнес он.

– Джеймс убит, это все, что мне пока известно, – ответила девушка, все еще тяжело дыша после спешки. – С ним снова был этот Ронил, я совершенно отчетливо слышала через дверь, как они разговаривали. Это были два разных голоса, Джеймс ведь разговаривает тихо и немного картавит, а у того второго голос был высоким и дрожащим.

– Этот Ронил? – недоуменно повторил священник.

– Да-да, Ронил. Я узнала, как его зовут, – второпях воскликнула девушка. – Я услышала, через дверь. Они ссорились… из-за денег, по-моему. Мне показалось, Джеймс несколько раз повторил: «Верно, мистер Ронил» или «Нет, мистер Ронил», и еще «Два, три, мистер Ронил». Но прошу вас, хватит разговаривать, пойдемте же скорее, мы еще можем успеть.

– Куда успеть? – поинтересовался доктор Гуд, который с большим любопытством наблюдал за девушкой. – Чем мистер Ронил и его деньги вызвали такую спешку?

– Я попыталась открыть дверь, однако она была заперта, – коротко ответила девушка. – Тогда я побежала на задний двор, куда выходит его окно, и забралась на подоконник. В его комнате было темно, но клянусь, я увидела Джеймса, он лежал в углу, весь съеженный, как будто его накачали наркотиком или задушили.

– Это очень серьезно, – мрачно произнес отец Браун, поднимая свои вечно выскальзывающие из рук шляпу и зонтик. – Кстати, я как раз рассказывал о вашем деле этому джентльмену, и его мнение…