– Джастин, меня волнует еще кое-что. Вы упомянули, что эта планета очень далеко от моей родной Земли. Как я уже слышал от других – на расстоянии семи тысяч световых лет в пространстве и двадцати четырех веков во времени!

– Нет, цифр я вам не называл; я не астрофизик. Но это, однако, не противоречит моим представлениям, и я не возражаю.

– Но ведь сегодня здесь говорят на моем родном языке, на моем диалекте английского со всеми присущими ему идиомами! Более того – я безошибочно слышу в нем уродливый акцент американского северо-запада, грубый, как ржавая пила! Разрешите-ка мне эту загадку!

– О, хоть это и кажется странным, но никакой тайны здесь нет. Тут говорят по-английски, во-первых, из любезности по отношению к вам.

– Ко мне?

– Да, Афина могла бы обеспечить синхронный перевод в обе стороны, и все, кроме вас, говорили бы на «галакте». Но, во-вторых, Иштар много лет назад решила, что английский должен стать рабочим языком в клинике и госпитале. Это, возможно, было обусловлено обстоятельствами, сопровождавшими последнее омоложение Сеньора. Что же касается айовского колорита – акцент идет от самого Сеньора, а поговорки – от его матушки.

Поэтому и Афина заговорила точно так же и не желает слышать ни о каком другом варианте английского. То же относится и к Минерве: она также училась языку, будучи еще компьютером. Но так говорят не все. Вы ведь знакомы с Тамарой?

– Не так близко, как хотелось бы.

– Она, возможно, наиболее любимая и наиболее любящая душа на нашей планете. Но она, увы, не лингвист. Тамара начала изучать язык всего два столетия назад и с самого начала, полагаю, говорила на том же ломаном английском, что и теперь, несмотря на то что ей приходится прибегать к нему ежедневно… Ну так сумел ли я хотя бы объяснить, почему здесь говорят на давно уже отмершем диалекте английского, которым пользовались под солнцем старой доброй Айовы? А ведь наша планета вращается вокруг совсем другой звезды!

– Будем считать, что объяснили. Впрочем, меня и это не вполне удовлетворило. Джастин, сдается, что на любой вопрос у вас найдется ответ, и все же вы не убедили меня ни в чем.

– Естественно. Но почему бы вам не потерпеть немножко? Со временем все факты, вызывающие у вас сомнение, прояснятся сами по себе.

Мы переменили тему беседы.

– Милый, – сказала Хэйзел, – я еще не объяснила, почему задержалась и не успела предотвратить попытку Лазаруса. Джастин, вам доводилось пользоваться «телепортирующим потоком»?

– И частенько. Я надеюсь, со временем у нас все же соорудят конкурирующую с ним систему перемещения. Сам бы этим занялся, если бы не был лентяем-сибаритом.

– Сегодня с утра я отправилась за покупками для Ричарда. (Туфли, милый, но ты их наденешь не раньше, чем разрешит Галахад! Да еще замену одежде, которую я потеряла в потасовке в «Раффлзе». Тех цветов я не нашла, но выбрала светло-вишневый и желтовато-зеленый.) – Прекрасный выбор!

– Да, костюмы тебе подойдут, надеюсь. Я покончила с покупками и должна была оказаться дома еще до твоего пробуждения, но на «телепорте» выстроилась очередь, и ничего не оставалось, как, вздохнув, встать в нее.

Но тут какой-то вонючий прыгун-турист с Секундуса прошмыгнул вперед, опередив меня на шесть человек.

– Вот негодяй!

– Да уж, доброго слова не скажешь! Нахала убили.

Я посмотрел на нее:

– Хэйзел!

– Думаешь, я? Нет, нет, милый, не я! Согласна, у меня появилось такое искушение. Но, на мой взгляд, наказание за нарушение очереди не должно быть сильнее, чем перелом руки. Но мне и этого не пришлось делать. Сразу же собралась куча свидетелей, и меня заставили изобразить присяжную.

Единственным способом избежать большей потери времени (иначе меня терзали бы как свидетеля!) было согласиться. Судилище заняло около получаса.

– Они его вздернули? – поинтересовался Джастин.

– Нет. Вердикт гласил: «Достоин смертной казни в интересах общества», потом его отпустили, а я вернулась домой. К сожалению, опоздала: Лазарус, черт бы его взял, уже «достал» Ричарда, расстроил его вдрызг и поломал мои собственные планы. Поэтому я постаралась расстроить самого Лазаруса, как вы уже знаете.

– Как знаем мы все. А что, «умерщвленный» турист имел спутников?

– Не знаю. Но думаю, что приговор «о смертной казни» был слишком крут. Я всегда склонна проявлять терпимость, позволяя нарушителям отделываться небольшими увечьями. Тем не менее ловкачество в очередях никоим образом не должно игнорироваться, иначе это сильно вдохновит деревенщин-провинциалов… Ричард, я купила туфли, исходя из того, что правый ботинок, составная часть протеза, вряд ли подойдет к новой живой ноге.

– Ты права.

– Я купила туфли не в магазине, а на фабрике, где есть пантограф, зеркально скопировавший твой левый ботинок. Правильно я сделала?

– Наверное. Спасибо!

– Надеюсь, все будет в порядке. Если бы не пришлось самолично приговаривать того вонючего прыгуна, я бы не опоздала.

Я недоуменно уставился на нее.

– Скажи, что за порядки здесь царят? Анархия, что ли?

Хэйзел пожала плечами, а Джастин Фут задумчиво произнес:

– Нет, не думаю. Мы еще не настолько великолепно организованы!

Сразу же после ужина предстояло погрузиться в уже знакомый мне «четырехместный» космолет: Хэйзел и мне, молодому великану по имени Зеб, Хильде (красавице-крошке), Лазарусу, доктору Джекобу Бэрроузу, доктору Джубалу Хэршоу, еще одной рыжеголовой женщине (можно, пожалуй, было бы ее назвать «земляничной блондинкой») по имени Дийти и второй, похожей на нее, как близнец (но не являвшейся близнецом), прелестной девушке по имени Элизабет или Либби. Я всмотрелся в этих двух и шепотом спросил у Хэйзел:

– Они что, потомки Лазаруса? Или твои?

– Нет. Насчет Лазаруса не думаю, насчет себя – уверена. Иначе их рождение не прошло бы мимо меня. Одна из них – из другой вселенной, вторая более чем на тысячу лет старше меня. Так что переложим ответственность на Гильгамеша![51] Да… а за ужином ты не приметил маленькую девчушку, тоже с морковной головкой, ту, что плескалась в фонтане?

– Приметил. Очаровашечка.

– Она… – сказала Хэйзел, но перебила себя. – Спроси меня о ней попозже.

Началась погрузка, жена взошла на борт первой. Я было последовал за ней, но тут молодой великан, крепко взяв меня за локоть, задержал (весил он минимум на сорок килограммов больше).

– Мы еще не знакомы? Я – Зеб Картер.

– А я – Ричард Эймс Кэмпбелл. Рад познакомиться.

– А это моя мамулечка, Хильда Мэйе, – показал он на «китайскую куколку».

Некогда было осмысливать это утверждение. Хильда произнесла:

– Он еще именует меня «сводной мачехой», иногда тещей, иногда миссис.

Учтите, Ричард, Зебби никогда не бывает в точном фокусе, хотя очень мил. А вы принадлежите Хэйзел, что и дает вам ключи от нашего города. – Она положила руки мне на плечи, приподнялась на цыпочки и поцеловала быстро, но весьма тепло и уж вовсе не сухо. Это озадачивало. – Если вам что-нибудь понадобится, только скажите. Зебби все доставит.

Насколько я мог уразуметь, здесь собралось пять членов одной семьи (или ее ответвлений), все они принадлежали к клану Лонга, но их соотношений я еще не вычислил. Зеб и его жена Дийти («земляничная блондинка»), ее отец Джейк Бэрроуз, чьей женой состояла Хильда (которая, впрочем, не являлась матерью Дийти), а пятой была Гэй. Зеб объяснил:

– Конечно, и Гэй. Вы же знаете, кого я имею в виду?

– Но кто же это «Гэй»? Или Гея? – спросил я.

– Это не я придумал. Такая шутка. Наш кораблик и есть Гэй[52].

Его перебило знойное контральто:

– Я и есть Гэй. Привет, Ричард, ведь вы уже побывали во мне, но я не предполагала, что успели забыть об этом!

Я решил, что «Поля Леты» все же дают отрицательный побочный эффект.