– Я? Женщина, вы не в своем уме! Я всего лишь стремился загнать ее в безвыходную ситуацию, когда смог бы столько шлепать ее по попке, чтобы та порозовела. Сильно. Грубо.

Я выпятил грудь, стремясь показать себя настоящим «мако», но, боюсь, это никого не убедило. Слишком еще я был слаб для такого вида, черт возьми!

– Я все поняла, Ричард! Очевидно, чаепитие окончено? Хэйзел, а что, если вы посетите мое жилище? Я так давно не виделась с вами! Я приглашу и Чоу-Му, он, наверное, еще не в курсе, что Ричард покинул «Поля Леты»!

– Неплохая идея, – согласился я. – А нельзя ли отыскать и папу Шульца? И еще – не принесет ли одна из вас, милые леди, мою палку? Я, наверное, мог бы и сам обойти бассейн, но не уверен, что стоит рисковать.

Хэйзел подтвердила:

– А я уверена: рисковать совершенно не стоит. Ты достаточно сегодня находился. Тийна!

– Где там бунтуют?

– Нельзя ли соорудить «ленивый стул»? Для Ричарда?

– А почему не на троих?

– Достаточно одного.

– Сейчас нарисуем. Ричард, вы бы сами поддержали ее, она же слабеет.

Нашу воительницу нокаутировали!

У Хэйзел дрогнул подбородок.

– А я и забыла, что мы тут не одни. Тийна!

– Не волнуйтесь. Я же ваша подружка, и вы это знаете.

– Спасибо, Тийна!

На выходе из бассейна Ксия остановила меня, обвила руками, посмотрела в глаза и негромко, но достаточно внятно, чтобы привлечь внимание Хэйзел, произнесла:

– Ричард, не так уж часто приходится видеть проявление благородства.

Я не в положении, да и муж мне не нужен. Но если Хэйзел вас отпустит, можете рассчитывать на медовый месяц со мной в любое время. Да вы оба можете на это рассчитывать! Вы оба настоящие рыцари. И Гретхен это знает.

И она торжественно меня поцеловала. Освободившись, я ответил:

– Это не благородство, Ксия! Я просто применяю нетривиальные методы совращения. Видите, как легко вы на них поддались? Хэйзел, подтверди!

– Ксия, он и вправду по-настоящему благороден!

– Ну что? – торжествующе воскликнула Ксия.

– Но он по-глупому боится, что кто-нибудь это поймет.

– О, чепуха! Позвольте, я расскажу о своей училке в четвертом классе…

– Сейчас не время, Ричард. Ты еще не отшлифовал эту байку. Ксия, он же мастак рассказывать великолепные постельные истории!

– Когда не занимаюсь шлепаньем. А ваша попка, Ксия, тоже от этого розовеет?

Как выяснилось, мой недавний «завтрак» имел место после полудня, так что в самую пору было ужинать. Вечер оказался весьма приятным, но в моей памяти он сохранился сугубо отрывочно. И вовсе не из-за алкоголя: я не пил. Но как узнал позднее, пребывание в «Полях Леты» имеет некое последействие, сравнимое с опьянением. «Лета» способна беспорядочно влиять на память даже тогда, когда пациент уже вышел из «мертвой зоны». Как долго? А, ладно, – «танстаафл»! Небольшие провалы памяти не так пагубны, как последствия наркотиков. Мне вспоминается, что общение было очень приятным. У Ксии собрались все удравшие из «Раффлза»: мы с Хэйзел, Чоу-Му, папа Хендрик, Гретхен (ее разыскала Тийна, а Хэйзел уломала прийти). Но еще были Кэс и Пол, Лэз и Лор. Чудные детишки. Куда старше меня, как я узнал потом, но такие юные!

Возраст на Тертиусе – понятие растяжимое.

Квартира Ксии вначале показалась мне совсем маленькой, но почему-то все прекрасно в ней уместились, и вечеринка удалась на славу. Потом красноголовые нас покинули, а я, сильно устав, прилег на кровать в спальне. В соседней комнате, помнится, шла какая-то убийственно-крутая игра со «штрафами». Кажется, Хэйзел выходила победительницей, а Ксия проигрывала, в результате чего и, наверное, в соответствии с правилами игры она удалилась оттуда и прилегла рядом со мной. Потом то же сделала и Гретхен, использовавшая мое левое плечо в качестве подушки, поскольку на правом уже расположилась Ксия. Из гостиной донесся голос Хэйзел:

– Берегитесь и спасайтесь на верхней галактике!

Папа Шульц хохотнул в ответ:

– Молокососка! Большой удар, милая девочка, и тройной штраф. Платите!

Это было последнее из того, что я запомнил.

Что-то щекотало мой подбородок. Я медленно проснулся и медленно разлепил веки, обнаружив, что вижу перед собой самые синие из всех виденных мною глаз. Они принадлежали котенку ярко-оранжевого цвета, имевшему, по-видимому, сиамских предков. Он, стоя на моей груди как раз под адамовым яблоком, блаженно произнес: «Мур-р-р!» – и лизнул мой подбородок. Его шершавый язычок и был источником щекотки, пробудившей меня.

Я ответил: «Мур-р-р!» – и попытался поднять руку, чтобы погладить котенка, но не смог, ибо на моих плечах все еще покоились две головы, а по обе стороны вытянулись два теплых туловища.

Я повернул голову вправо, чтобы окликнуть Ксию (мне требовалось встать и посетить освежитель), но обнаружил, что то была вовсе не Ксия, а Минерва. На моем правом плече.

Я лихорадочно прокрутил в голове ситуацию, но сдался, найдя, что информация недостаточна. Поэтому вместо почтительного приветствия я одарил Минерву легким чмоком в щеку. Расценив это как приглашение, она сама меня поцеловала. Сдавленный с обеих сторон, да еще с котенком на груди, я был почти столь же беспомощен, сколь Гулливер, связанный канатами, и вряд ли смог бы достойно ответить Минерве.

Однако, как выяснилось, ей вовсе не нужны были встречные усилия. Она вполне управилась сама. И, надо сказать, сделала это талантливо! Когда она оторвалась от меня, одарив напоследок поцелуем в губы, голос с левого борта произнес:

– А мне тоже можно?

У Гретхен было сопрано, но этот голос оказался тенором. Я повернул голову влево. Галахад…

Так, значит, я лежу на одной постели со своим доктором? Нет, с докторами!..

…Когда я был мальчиком, еще в Айове, то думал – окажись я в подобной ситуации, самым верным было бы с воплем ускакать в горы, чтобы спасти свою «честь» или нечто, подразумевающееся под этим названием у мужчин. Ведь что значит понятие «чести» для девушек, совершенно понятно, и они к воплощению этого понятия относятся как к святыне (многие из них!).

Впрочем, если девица достаточно ловка и осторожна, то, даже выйдя замуж на седьмом месяце, она вполне может прослыть «честной» и «невинной», а впоследствии, как водится, станет осуждать тех, кто согрешил. А вот что касается «чести» мальчика, то это вопрос деликатный. Если он ее теряет с другим мужчиной (вернее, если их за этим застанут!), то он должен, если сможет, смотаться из Штатов, если же нет – податься в Калифорнию. Но в Айове ему места не будет.

Это внезапно промелькнуло в моем мозгу и вызвало то, что я всегда старался забыть. Во время одного из бойскаутских походов, когда я был студентом-новичком, мне пришлось делить палатку с нашим вожатым. И тогда, в темноте ночи и в безмолвии, нарушаемом лишь уханьем сов… Спустя несколько недель этот «скаутский наставник» перевелся в Гарвард, и такое больше никогда в моей жизни не повторялось. О времена, о нравы, как давно и как далеко отсюда это было! Почти через три года после этого я был призван в армию и вскоре дослужился до офицера, но никогда мне и в голову не приходило, что… «такие» офицеры не могут отвечать за дисциплину в своем полку… Что касается меня, то я никогда, вплоть до дела с «Уокером Эвансом», не подавал никому и повода для шантажа.

Я немного напряг левую руку.

– Конечно. Но будьте осторожны. На мне кто-то поселился.

Галахад последовал совету и не потревожил котика. Он это делал так же, как Минерва, не лучше, но и не хуже. Так же умело. И уж если я решился на неожиданное удовольствие, то я его вкусил! Тертиус – не Айова, а Бундок – не Гриннелл. Тут не принято заковывать в наручники за попрание давно отживших дикарских предрассудков…

– Благодарю вас, – сказал я, – и доброе утро! Не могли бы вы меня «обескошатить»? Если он останется там, где находится, я могу его затопить.

Галахад обхватил животное левой рукой.