– Милый, я довольна, что ты поцеловал Минерву без моей подсказки. Она ведь дивная девчонка! И физическое внимание для нее – наилучшая благодарность, ценимая дороже, чем любой, даже самый щедрый, материальный дар. Она так хочет стать полноценной женщиной после двух столетий пребывания компьютером.
– Так она и в самом деле была компьютером?
– Следовало бы побольше доверять тому, что тут говорят, чудище! – прозвучал вслед голос Тийны.
– Вы правы, Тийна, но позвольте мне это ему объяснить. Ричард, Минерва не была рождена женщиной. Ее тело вырастили в лабораторных условиях из яйцеклетки, в которую были введены гены двадцати трех родителей. У нее самое большое количество предков по сравнению с любым другим человеческим существом. В готовое тело пересадили личность компьютера вместе со всей системой памяти.
– Но не без остатка, – возразила Тийна. – Мы удвоили все, что она хотела взять с собой, и я сохранила копию, но остались еще текущие программы, доклады и отчеты. Мы должны были стать идентичными близнецами, но она кое-что от меня утаила, не поделилась, тварь эдакая! Разве это честно? Справедливо? Я вас спрашиваю!
– Не спрашивайте меня, Тийна. Я никогда не была компьютером. Вот что, Ричард, ты когда-нибудь играл в «падающую трубу»?
– Понятия не имею, что сие значит.
– Вот здесь, на лестнице, ты повиснешь на мне и приземлишься на следующей ступеньке на «старую» ногу. Тийна, вы не могли бы нам помочь?
– Конечно, подружка!
Эти «падающие трубы» оказались забавнее, чем прыжки щенка колли!
После первого «падения трубы» я настоял на том, чтобы прыгнуть еще четыре раза (для практики, вернее, забавы ради). Хэйзел мне потворствовала, как ребенку, а Тийна постаралась, чтобы я ненароком не повредил новую ногу при «приземлениях». Для бывшего ампутанта лестница – слишком рискованное и утомительное место, но подъемник еще утомительнее и к тому же мрачнее: следует влезть в ремень, похожий на пояс толстухи или упряжь телеги.
Придуманные Хэйзел «трубы» не только тренируют, но будоражат и веселят, напоминая то, что я испытывал в детстве, на ферме дяди, прыгая вниз со стогов соломы. Здесь только не было пыли и жары Айовы. У-у-ппи!
Хэйзел наконец остановила меня.
– Хватит, милый, пошли в бассейн. Пожалуйста!
– О'кей. И вы с нами, Тийна?
– А как же!
– Вы что, дорогая, собираетесь подсматривать? – спросила Хэйзел. – Или вас интересует только один из нас?
– Хэйзел, мы больше не вживляем передатчики в тела пациентов. Это чересчур грубо. Мы с Зебом разработали новую систему слежения с использованием четырехканальной дуплексной аудиовидеосвязи. Цвет пока что немного хромает, но мы его наладим.
– Так, выходит, вы будете за нами подглядывать?
– Я бы предпочла это назвать «лучом-разведчиком», так звучит элегантнее… Ну да, я буду подглядывать и подслушивать!
– Так я и думала. А что, нам нельзя и уединиться? У меня есть семейные проблемы, требующие обсуждения с супругом.
– Не сомневаюсь, подружка. Считайте, что это всего лишь госпитальный мониторинг при полном соблюдении тайны: как у трех маленьких обезьянок!
– Спасибо, дорогуша!
– Не за что. Обычное фирменное обслуживание. Но если понадобится выползти из-под упавшей на вас скалы, лишь упомяните мое имя. А своего подопечного, этого типа, поцелуйте разок за меня. Ну, давайте действуйте!
– У нас и в самом деле будет возможность уединиться, Ричард, если понадобится. Тийна слышит и видит нас в каждую долю секунды, но делает это безлично, как вольтметр, и все ее внимание занимают такие показатели, как пульс, частота дыхания, давление и прочее. Нечто подобное делалось для предохранения тебя от шока во время болезни.
Я откомментировал с присущим мне блеском:
– Неужто?
Мы вышли из центрального корпуса и оказались в маленьком садике-парке, огороженном с трех сторон П-образным зданием. В центре зеленого, полного цветов и растений дворика, был водоем, идеально дополнявший клумбы, дорожки, кусты и деревья.
Хэйзел остановилась у скамьи под деревом на берегу бассейна. Когда мы сели, скамья приняла форму, повторяющую очертания наших тел. Мы наблюдали за плавающими и забавляющимися людьми. Хэйзел спросила:
– Скажи, что ты помнишь о нашем прибытии сюда?
– Не так уж и много. Я же еле держался, ты сама знаешь… – (Теперь от раны остался шрам толщиной в волосок. Я едва разглядел его и даже почувствовал некоторое разочарование.) – Помню женщину. Тамару, Тамми. Она поглядела мне в глаза и казалась встревоженной. Сказала тебе что-то на совсем незнакомом языке.
– На галакте. Ты тоже научишься, это нетрудно.
– Да? Потом она еще что-то сказала, и это все, что я могу припомнить.
Ощущение, что все произошло вчера. Это почему-то тревожит. Хэйзел, сколько же прошло времени?
– Зависит от системы отсчета. Можешь считать, что месяц.
– И они держали меня «в нокауте» столько времени? Но такой долгий наркоз вреден!
(Тут я и в самом деле обеспокоился: если даже операцию провели сразу после драки и если я выйду из госпиталя физически восстановленным, то может остаться пагубная привычка к болеутоляющим или наркотикам: морфину, димедролу, «сан-суси», метадролу, чему-то еще…) – Мой дорогой, ты же вовсе не был в «нокауте»!
– Даешь обратный ход?
– Да нет, ты просто находился в так называемых «Полях Леты», то есть в мертвой зоне. Все время и без наркотиков. Пациент остается живым и поддается лечению. Исключена всякая боль. Или вредные побочные воздействия. Ты был ранен, милый, но боль от тебя «отвели», и ты о ней забыл. Поэтому причиняемое ею изнурение тоже исключено. В результате организму не понадобится долгое «вымывание» наркотиков, отвыкание от них и то, что называется «реабилитацией». – Она улыбнулась. – Ты был не слишком-то общителен, ибо совершенно не помнил, что произошло всего две секунды назад. Но тебе нравилось слушать музыку. И ел ты тоже совсем неплохо!
– Меня кормила ты?
– Нет. Я не вмешивалась в действия профессионалов. Моя палка выскользнула из руки, упала на траву. Хэйзел нагнулась, подняла ее и подала мне.
– Кстати, я ее перезарядила.
– Спасибо… Эй!.. она же была заряжена! И до отказа!
– Это было до того, как те подонки прыгнули на нас. И слава богу, что была заряжена! Иначе мы оба были бы мертвы. Я-то уж точно.
Следующие десять минут мы смущали друг друга, излагая встречные точки зрения на потасовку у входа в «Раффлз». Надо сказать, они совершенно не совпадали!
Она утверждала, что вовсе не использовала сумку в качестве орудия или оружия.
– Ну что ты, милый! Это было бы слишком медленно и неэффективно. Ты уложил двоих сразу, и это дало мне возможность выхватить мой маленький «мийако». А потом я использовала шарф!
По ее версии, я расстрелял в упор всего четверых, а она обрабатывала фланговых, тех, кого я не успел уложить. Но они все же повалили меня, пырнув в бедро. Ножом? Она сказала, что из раны были вынуты бамбуковые щепки. Одновременно меня обдали каким-то аэрозолем. Но она все же успела убить того, кто меня опрыскал.
– Я наступила на его рожу, схватила тебя и оттащила. Нет, я не ожидала увидеть Гретхен. Но, увидев, поняла, что вполне могу на нее положиться.
Ее версия чуть лучше объясняла нашу победу, хотя, на мой взгляд, была абсолютно неверной. Но препираться не имело смысла. Восстановить истинный ход событий было просто невозможно!
– Но как же там оказалась Гретхен? Ксия и Чоу-Му – еще куда ни шло.
Не так таинственно, учитывая наши послания им. Даже допускаю, что Хендрик Шульц мог погрузиться на шаттл сразу по получении моей весточки. Но Гретхен? Ты же говорила с ней перед ленчем. Она была дома, в «Иссохших костях»…
– А оттуда до ближайшего баллистического трубопровода ГКЛ слишком далеко! Так как же она смогла так скоро прибыть в Луна-Сити? Не на вездеходе же! За правильный ответ приз не выдается.
– На ракете, что ли?
– Ну конечно! У изыскателей есть небольшие ракеты-«блошки». Ты помнишь, Джинкс Гендерсон собирался вернуть феску через какого-то друга, который должен был «прыгнуть» в Луна-Сити на сборище шрайнеров?
