– Подумал ли ты об опасности? Обдумал ли ты прежде все? – спрашивал Гассан. – Избранные женщины скрыты от всех, и никто не смеет их видеть!

– Мне и не надо видеть их, мне надо только возвратить и освободить мою Рецию!

– Едва ли будет возможно проникнуть во дворец Долма-бахче и войти в него, – заметил Зора-бей в раздумье.

– Ни раздумий, ни сомнений нет для меня! Сейчас же я отправлюсь в Долма-бахче.

– Ты взволнован! Не увлекайся безрассудным поступком, Сади. Он может стоить тебе жизни! – предостерегал его Зора.

– Я знаю опасность, – но знаю также свой долг! Мое решение непоколебимо, и никакая земная власть не может уничтожить его! Сейчас же отправляюсь я в мраморный императорский дворец!

– Если ты этого непременно хочешь, пусть будет так! И я тоже пойду с тобой! – объявил Зора-бей.

– И я также не оставлю тебя, как это повелевают долг и данное тебе обещание, – сказал Гассан и поднялся с места.

– Ни за что на свете! Я не принимаю этой жертвы! – воскликнул Сади. – Предоставьте все одному мне! Довольно будет одному из нас поплатиться жизнью в случае неудачи. Оставайтесь!

– Мы разделим твою участь! – решительно отвечал Зора-бей, протягивая Сади руку.

– Не отвергай нас! Мы остаемся с тобой, – сказал Гассан с решительным видом, так что Сади не мог вторично отказать, не оскорбив их.

– Прежде чем отправиться в Долма-бахче, позволь мне предложить еще один вопрос, – обратился Зора к Сади. – Ты хочешь вытребовать дочь Альманзора, но по какому праву?

– По праву, которое дает святая любовь! – воскликнул Сади восторженно. – Реция – моя!

– Ты называешь ее женой, ты, чтобы охранить ее, ввел в свой дом, и Реция, исполненная любви и доверия, охотно последовала за тобой, – продолжал Зора, – но брак еще не был совершен имамом и не подписан свидетелями!

– Ты ошибаешься, друг мой, брак наш заключен старым имамом в Скутари! – отвечал Сади.

– Конечно, подписи его будет достаточно, и ты мог бы с помощью этой бумаги еще раньше доказать свое право, но где же бумага имама?

Сади побледнел.

– Горе мне, она сгорела, – сказал он глухим голосом, – она сделалась добычей пламени!

– Какой несчастный случай!

– Довольно! Ничто не может удержать меня! – воскликнул Сади. – Достаточно моего слова и нашей любви!

– Юный мечтатель! – произнес Зора-бей с тихой и сострадательной улыбкой. – Что тебе вздумалось! Одно свидетельство о браке могло еще тебе пригодиться, твои же слова и слова Реции ничего не значат!

– Будь что будет, не то я для достижения цели употреблю силу! – объявил Сади отважно.

– Чтобы не сделать опрометчивого шага, прими нашу помощь и совет, – обратился Гассан к взволнованному Сади. – Освобождение Реции силой стоило бы тебе головы. Предоставь нам наперед удостовериться, действительно ли дочь Альманзора находится в числе предназначенных к Байраму женщин! В том случае, если бы нам удалось убедиться в этом и, может быть, даже увидеть Рецию, тогда могли бы мы на другое утро отправиться освободить и возвратить ее тебе. Об освобождении силой не может быть и речи; вспомни только, что избранные женщины и девушки охраняются многочисленными евнухами и рабынями, а внизу стоят на карауле капиджи!

– Гассан говорит правду, Сади, – поддержал друга Зора-бей. – Если эта попытка нам удастся сегодня, остальное сделаем завтра, но тихо и осмотрительно!

– Хотелось бы мне видеть, как были бы вы спокойны, потеряв любимую жену? А вы еще требуете спокойствия от меня. Несправедливые вы! – воскликнул Сади. – Требуйте от меня всего, только не холодной рассудительности в эту минуту! Моя Реция взята у меня, и я должен оставаться спокойным? Что все сокровища мира в сравнении с любящим сердцем! Реция любит меня! Если бы вы только знали ее и ее самоотверженную любовь! Скорей, друзья, в Долма-бахче!

Зора и Гассан уступили ему, хотя и не скрывали от себя той опасности, в руки которой безрассудно бросались сами! Они должны были сопровождать Сади, они не могли оставить его одного, не нарушив данной ему клятвы! Может быть, им еще удастся умерить беспредельную отвагу Сади.

Если он позволит себе увлечься безрассудными поступками, он погубит и себя, и их. Никогда еще не оставался безнаказанным тот, кто осмеливался проникнуть в покои, где приготовлялись и совершались тайны Байрама. Никогда еще ни один смельчак не мог сообщить, что происходило в этой строго оберегаемой части гарема Долма-бахче, ибо живым никто не оставлял его.

Однако дальнейшие возражения, не удержав Сади, походили бы на трусость и нерешительность, а потому оба друга уступили. Головам их угрожала опасность – тем не менее они не колебались ни минуты.

Три друга отправились по дороге в Долма-бахче.

Позади Перу, в Цыганском квартале на берегу Босфора находился дворец Долма-бахче.

Во дворце Долма-бахче ежегодно на празднике Байрама происходило представление вновь избранной императрицей-матерью жены султана, которая вступала в его гарем.

Воспользуемся случаем, чтобы кратко рассказать о традициях семейной жизни в Турции в те времена.

Турецкие женщины и их отношения с мужчинами не всегда понятны европейцу. Обычай многоженства – одно из существеннейших отличий турецкой жизни. Не менее странным кажется нам и то обстоятельство, что турецкая женщина могла являться публично только под покрывалом: непокрытая, не смела она говорить с посторонними лицами. Так, в статье «Турецкие женщины» следующим образом объясняют этот обычай: «Пророк Магомет принудил своего приемного сына и полководца Цейда прогнать от себя супругу Цейнебу и потом сам женился на ней; на свадьбе некоторые гости оставались очень долго. Тут было им открыто и предписано от Бога, чтобы жены пророка только “за завесой”, то есть закрытые покрывалом, говорили с другими, исключая близких родственников, и все жены правоверных должны были следовать этому обычаю».

В старину положение женщины у арабов было свободное, как это и теперь водится у бедуинов, и не национальный дух, а личное желание пророка ограничило эту женскую свободу и установило то гаремное заключение, которое так дурно повлияло на турецкие нравы.

Вообще, турок имеет только одну жену, кто же имеет средства, может завести и нескольких. Хотя настоящий невольничий рынок и запрещен законом, все же торг людьми производится, хотя и в иных формах, и едва ли можно найти хоть одного богатого турка, который не приобретал бы за деньги жену, рабов и рабынь.

Последние известны под именем одалисок, горничных, но принадлежат, как и все женщины в доме турка, к его гарему. Если обыкновенный турок хочет иметь жену, то есть первую, или если родители хотят женить его, посредницами в этом деле становятся матери жениха и невесты.

Непосредственное участие последних выражается иногда только в том, что матери потихоньку позволяют жениху сквозь решетку посмотреть на невесту без покрывала.

Начинаются взаимные переговоры. Наконец жених, в виде свадебного подарка, дарит невесте несколько тысяч пиастров и, следовательно, некоторым образом покупает ее.

Ко дню, назначенному для свадьбы, имам приготовляет брачный контракт, который затем скрепляется подписью свидетелей, и тогда невесту после разнообразных увеселений в карете подвозят к дому жениха.

У ворот дома ожидает жених, он вынимает ее из кареты и вносит, теперь уже свою супругу, в дом, где имеет право снять с нее покрывало.

Каждый турок обязан назначить жене своей особое помещение в своем доме, хотя бы только одну комнату. Если у него несколько жен и рабынь, он должен каждой из них отдать в распоряжение особый покой.

Если турок состоятельный, он, приведя имаму доказательства того, что может содержать гарем, может иметь до четырех законных жен и столько рабынь, сколько позволяют ему средства.

Обыкновенно первая жена выбирается из того же сословия, что и муж; остальных жен, равно и одалисок, выбирает он из привезенных на рынок грузинок, черкешенок и турчанок, которых сами родители продавали торговцу, имевшему невольничий девичий рынок в Стамбуле. Здесь совершался этот постыдный торг женщинами и девушками. Цена за каждую доходила от двух до пяти тысяч пиастров: черные невольницы ценились дешевле.