Среди выживших была моя мама. Бабушка, ее мать не выжила после той эпидемии. Самое плохое, то, что самки после этого стали очень редко рождаться, зато самцы появлялись за раз по пять шесть драконят за один выводок. Конечно, самцы могли пользоваться людьми, но человеческие женщины не рожали драконов, и кроме того их красота быстро увядала, каких-то десять, пятнадцать лет и все. А драконица живет вечно и вечно оставалась цветущей красавицей.

«Тогда старейшины драконов начали издавать свои дурацкие законы» – со злостью рассказывала мне мама. Одним из первых законов был о том, что одна семья драконов может иметь право только на одну драконицу, и драконица обязана быть женой для всего выводка. Кроме того родителям запрещено воспитывать свою дочь драконицу более ста лет, они обязаны отдать ее свободному выводку. Конечно, родители имеют право требовать от любого выводка высокую цену за свою дочь. Таким образом, все самки превратились в живой товар. Но для самок эпидемия так и не закончилась. Любая драконица спокойно жила пятьдесят лет и когда она перевоплощалась, на следующий же день начинала болеть. Болезнь длилась целый месяц, именно в этот месяц и решалась ее судьба. Если она выживала, то больше уже никогда не болела, если же нет, то тут и говорить не о чем. Когда старейшины это поняли, то придумали еще один закон, сто лет у родителей они превратили всего в тридцать. И меня по закону должны были выдать замуж буквально на днях. Мама знала об этом, она знала, что скоро состоится бал знакомств, на котором я должна была выбрать себе одну из семей. Да, как ни странно, но драконицам все же позволяли выбирать самим, пожалуй, это было единственным, что им разрешалось. Потому что когда первые сто лет после установления законов, драконицы просто кончали жизнь самоубийством, старейшины поняли, что погорячились и тогда они и придумали этот бал знакомств, который каждый год они устраивают.

Мама отчаянно не желала для меня этой участи. Она говорила, что сама прошла через ад, живя одновременно с четырьмя мужчинами более шести сотен лет. Только лишь благодаря тому, что папа был рядом, она не сошла с ума. Она твердила мне об этом постоянно. Я не очень-то стремилась знать об этой стороне их жизни. Но мой возраст постепенно приближался к этой отметке, и поэтому мама начинала мне рассказывать. Ей приходилось терпеть в своей постели папиных братьев, но она соглашалась только в том случае, если папа был рядом с ней.

От маминых рассказов мне хотелось выть в голос. Я не представляла, как можно было терпеть садиста Прата, злого шутника Кейси или надменного Соуна. Нет, они все были очень красивыми внешне, ведь не существует не красивых драконов в любой их форме. Но их чудовищные поступки, перечеркивали любую симпатию к ним.

Чем ближе приближался мой первый бал, тем больше я нервничала. Мама спасла меня от этой участи, и я ей очень благодарна за это. К сожалению, ей пришлось пожертвовать своей жизнью.

Уже лежа в своей постели после открытия нашего предприятия, я поклялась маме, что сделаю все, чтобы ее жертва, не была напрасной. И возможно смогу найти себе мужчину среди людей, хотя бы на некоторый период времени.

Наблюдать за жизнью обыкновенных людей было очень интересно. Наши слуги в замке все были какими-то затюканными, что ли, как мужчины, так и женщины. Тех же, что наняла Нана, вели себя очень спокойно и уверенно. Они прямо смотрели в глаза при разговорах, давали свои советы безо всякого стеснения, а еще без проблем задавали различные вопросы. Хорошо, что мы с мамой и Наной продумывали нашу историю для людей. И я рассказывала служанкам и помощницам – швеям, откуда мы с бабушкой приехали, о том, что мои родители умерли, когда я еще была ребенком, о том, что дедушка, муж бабушки умер, оставив бабушке наследство, вот она и решила открыть своё небольшое дело, переехав из маленького поселка в город.

Для меня разговоры с людьми, были словно глотком чистового воздуха. Так как в замке все боялись со мной разговаривать. Я ведь была великой драконицей для них, а не обычным ребенком. Да еще и дяди отрицательно к этому относились.

И получалось, что кроме мамы с папой и Наной, а так же моим караксом мне и общаться было не с кем.

А здесь моя душа словно оттаивала, при обычном обсуждении с нашей кухаркой о ее внуках, или со служанками об их женихах или детях. Простые разговоры о быте людей, об их планах на жизнь, об их чаяниях и мелких радостях, мечтах и надеждах. Мне было интересно буквально все, каждая мелочь их жизни. И я с удовольствием за завтраком сидя в столовой, слушала их болтовню.

Нана даже на всякий случай спросила меня, нравится ли мне сидеть за одним столом со слугами, быть может, пусть они едят отдельно от нас, ведь в нашем доме это было не принято. Даже Нана никогда не сидела за столом в столовой, и всегда обедала со слугами на кухне. Хотя она была практически членом семьи. Но я тут же успокоила кормилицу, сказав, что с радостью общаюсь с людьми. Тем более что здесь мы не аристократы и уличить нас в попрании норм и этикета никто не сможет.

Мама могла бы без проблем создать для нас историю о том, что мы являемся кем-то из высшей знати, и мы могли бы вообще не работать, те драгоценности и деньги, что она забрала из сейфа отца, могли обеспечить нам безбедное существование в течение лет ста как минимум. Но у мамы была мечта, которая постепенно стала и моей, хоть я конечно в организации самого дела мало что понимала.

В первый же день открытия к нам пришло очень много посетителей, причем с заказами. Нана важно расположилась с книгой заказов у стойки для администратора, показывала буклеты заказчикам, предлагала ткани, затем уже отправляла заказчиков ко мне с выбранным фасоном одежды, помощницы споро снимали мерки, а я уже должна была дорисовывать фантазии клиентов. Делала кое-какие предложения и сама, показывая, как это будет выглядеть на рисунках.

Рисунки мои всем нравились, ведь я могла изобразить не только фигуру заказчика за одну минуту, но и его лицо. Конечно, многие дамы округлых размеров недовольно поджимали губы, видя себя со стороны. Но когда я начинала добавлять мелкие штрихи к фасонам, которые они выбрали, к примеру, на талию темные клинья вышивки или красивой тесьмы, что выгодно создавала иллюзию наличия, этой самой талии. Лицо толстушек сразу же озарялось улыбкой, а пухлые щечки начинали краснеть, когда я показывала, как лучше приподнять грудь, что бы декольте выгодно подчеркивал ее округлости, отвлекая от слишком округлых бедер, при этом.

В итоге мы набрали работы на целый месяц всего за один день.

Работа поглощала все мое свободное время, и не только мое, но и Наны и наших помощниц.

Вечером в первый рабочий день, мы собрали всех, в том числе и слуг, что бы отметить успех нашего дела. И это для меня было так не обычно. Я впервые чувствовала себя свободно и не принужденно, и мне было весело. Действительно по-настоящему весело. Люди беззастенчиво ставили локти на стол, они использовали только два столовых предмета, вилку и ложку. За салатами они тянулись через весь стол, и даже в место того что бы взять чашку, и поднести к тарелке, они зачерпывали их ложкой и несли через весь стол ложку обратно. Наверное, Соун, жуткий поборник этикета, убил бы на месте за подобное неуважение. А мне было весело.

Я с интересом наблюдала, как наши охранники два здоровенных молодых деревенских парня, с добродушными улыбчивыми взглядами неуклюже ухаживали за девочками швеями. И как кухарка, которая приготовила великолепный ужин, все время шутила и заговорщицки постоянно подмигивала им. А они тем временем мило краснели.

Эти простые незамысловатые легкие разговоры и шутки, изумительный ужин и не менее изумительный десерт, и я поймала себя на мысли о том, что все время улыбаюсь, чувствую себя хорошо и легко, особенно за последние полгода жизни после смерти папы. И это, только еще больше заряжало меня уверенностью в своем будущем среди людей, я сейчас смотрела на свою жизнь со стороны и понимала, что мама была права во всем. Жить, так как живут драконы это настоящая утопия. И я даже не представляю, сколько еще им осталось? Да, на человеческую жизнь много, очень много, но вот на драконью… мне кажется, что если драконы не изменят свое мировоззрение на собственную жизнь и межличностные отношения, закат нашей расы приблизится к той самой точке невозврата, после которой уже действительно изменить что либо, будет невозможно.