Литмир - Электронная Библиотека

У стен Анакопии

ЛЕОН

СВАДЕБНОЕ ПОСОЛЬСТВО

МАРИНЭ

НАСЛЕДНИКИ СТЕФАНОЗА

ПОСЛЕДНЯЯ СТРЕЛА ГУДЫ

КЕЛЕВСИС[47]ИМПЕРАТОРА

НАШЕСТВИЕ

ЗАВЕЩАНИЕ ПОТОМКАМ

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

У стен Анакопии

ЛЕОН

Один завет тебе даю вперед: так правь страной, чтоб счастлив был народ... Алишер Навои

1

Ранней весной 731 года от рождества Христова вдоль берегов Абазгии шел ромейский корабль. Шел он неподалеку от берега — не далее двух полетов стрелы. Беспечен кормчий, или он впервые у этих берегов и не знает, какую они таят опасность?.. На корабле никого не видно: должно быть спят после многодневной борьбы с бурей, какие нередки в эту пору на Понте Эвксинском[1] одна мачта сломана, на другой — полощется весь изодранный единственный парус с изображением покровителя мореходов Николая Угодника. Корабль едва движется, хотя ветер и попутный. Но скоро конец далекому и трудному пути. Еще один мыс миновать — он уже виден в утренней дымке, низкий и плоский, — и за ним откроется Цхум. Слева по борту, позади, осталась столица Абазгии — Анакопия[2] С корабля видна высоко вознесенная цитадель ее, словно орлиное гнездо на вершине скалистой горы. Кормчий не рискнул бросить якорь у Анакопии. Кто знает, что у нового правителя Абазгии на уме? Хотя и к вечеру, а все ж лучше добраться до Цхума. Там неподалеку, в Келасури, за крепостными стенами, ромейский гарнизон.

С берега за кораблем наблюдают десятки людей, скрытых густыми зарослями. Они одеты в короткие мохнатые бурки и островерхие шапки; под грубым верхним одеянием у некоторых видны льняные рубахи. Люди вооружены луками со стрелами, узкими серповидными топорами, насаженными на длинные крепкие ясеневые черенки. Такими топорами-секирами и срубить, и стащить всадника с коня сподручно; почти у каждого короткий узкий меч. Люди с нетерпением поглядывают то на корабль, то на своего старшего. Но никто звука не проронит. Дадын знает, что делать — не впервые он водит молодых воинов на такие дела. Хотя у старшего есть христианское имя, данное ему при крещении — Симеон, все предпочитают называть его по-своему, древним именем Дадын, что означает гром. Он уже стар и сед, но крепко его сухое тело, зорки глаза под густыми нависшими бровями, мудр совет. Дадына слушаются беспрекословно.

— Заходить с моря! Камары[3] ставьте к кораблю боком, чтоб лучникам стрелять помехи не было, — распорядился старик. — На корабль — все разом, как знак подам. Ромеев в плен не брать. Наш правитель — вассал ромейского царя. Не будем ссорить их: они и так не в ладу. Возьмем только товары у купца. А теперь идите к камарам, ждите крика ворона. Ахра, я пойду в твоей камаре.

У воина сверкнули глаза — ему польстило внимание Дадына. Едва слышно зашелестели кусты, и люди словно сгинули в них. Потревоженная ящерица снова выползла из щели на обогретый солнцем камень.

Корабль медленно приближался. Все еще крутые волны устало били в его смоленые борта, на нем по-прежнему никого не было видно. Только рулевой всем телом налегал на кормовое весло, но и он, наверное, дремал, потому что не сразу увидел, как после вороньего карканья из прибрежного леса выбежали люди, неся на плечах перевернутые вверх днищем узкие камары и спустили их на воду. Выжженные и выдолбленные из цельных стволов огромных чинар камары вмещали по 20 — 30 воинов. На своих камарах абазги отваживались выходить далеко в море за добычей: охотились за ромейскими торговыми кораблями, ходившими в колонии вдоль северных берегов Понта Эвксинского.

Камары быстро мчались к кораблю. Рулевой заметил их, когда они были уже рядом. Он поднял крик:

— Камариты![4] Абазгская стрела впилась рулевому в бок, и он упал. На корабле всполошились. Люди хватались за мечи, прикрывались щитами, кое-кто пытался отбиваться, но стрелы, посылаемые неверной рукой, не находили цели, в то время как стрелы абазгов летели на корабль с трех сторон и то одна, то другая отыскивали жертву. Кормчий метался по кораблю, хлестал бичом направо и налево по спинам прикованных гребцов, но те никак не могли взять ритм гребли, а может быть, и не хотели — им терять нечего: смерть у весла или смерть от стрелы абазга — путь на небо один. А может быть, они надеялись, что камариты дадут им свободу. Весла беспорядочно шлепали по воде. С корабля кричали:

— Во имя Христа Спасителя, не убивайте нас!

Абазги не отвечали. Их камары ринулись на корабль, как ловчие соколы на дикого гуся. Крючья вцепились острыми концами в борта, на корабль полезли мохнатые люди — не люди, а исчадие ада. Ромеи побросали оружие и на коленях запросили пощады. Абазги не убивали безоружных — такой поступок, по их понятиям, недостоин воина, но с натянутыми луками зорко следили за ромеями, пока другие выволакивали товары. Отбирали и перегружали на камары оружие, железо, соль; не гнушались и парчой, шелками, амфорами с оливковым маслом и благовониями. Ромей-кормчий угадал в Дадыне предводителя камаритов.

— Как ты смеешь нас грабить? Архонт[5] Леон — вассал базилевса[6] Кровью заплатите за разбой!

— Леон абазгский за нас не в ответе, — гордо сказал старик по-ромейски. — Мы сами по себе.

— Бога не боишься! Крест на тебе и на мне один!

— Ромейская вера лукава, нам непонятна, — угрюмо отвечал Дадын.

— Это имущество базилевса, — пытался припугнуть ромей.

— Базилевс не обеднеет от потери такой малости.

Увидев в руках Ахры мешочек с золотыми статерами, кормчий взъярился. Хитрый ромей при виде камаритов сразу же решил воспользоваться их нападением и присвоить золото, которое ему поручили передать начальнику Келасурской крепости для выплаты солдатам жалованья. Можно было сказать, что его отняли камариты — сопровождавшие корабль воины видели. Золота хватило бы на покрытие убытков, причиненных камаритами, да еще и осталось бы — мешочек-то увесист. Кормчий хорошо спрятал золото, но проклятый камарит нашел его, и планы ромея, не успев возникнуть, рухнули. Он, как одержимый, кинулся отнимать мешочек, но Ахра отпихнул его ногой так, что ромей опрокинулся на спину.

— Замолчи! — Дадын сверкнул глазами и поднял меч. — Твоя жизнь висит на кончике моего меча.

Кормчий злобно заскрипел зубами.

— Варвар, ты взял то, чему не знаешь цены. Головой ответишь за это, — хрипел он, задыхаясь от ярости.

Дадын встретился со взглядом знакомого купца-апсила, находившегося на корабле, и отвернулся. Однако успел увидеть, как тот незаметно показал ему три пальца. Гребцы, вначале испуганно жавшиеся друг к другу, осмелели, стали рваться, но ромейские цепи были крепки. Один из них произнес по-абазгски:

— Братья, освободите меня!

Дадын, собиравшийся было вернуться на камару, обернулся. Изможденный гребец тянул к нему длинные костлявые руки.

— Я абазг!

— Отпустите его, — приказал Дадын.

Остальные рабы заволновались.

— Свободы! — Даруй нам свободу, воин!

Но старый камарит больше ни на кого не обращал внимания. Освобожденный абазг сказал:

— Этим людям осталось только умереть — цепи уже съели их тела и души. Но вот этот, — он показал на сидящего рядом с ним громадного роста со светло-рыжей бородой и голубыми глазами гребца, — мой побратим. Без него не нужна мне свобода.

1
{"b":"268557","o":1}