власть твердая. Что намерится, то и сделает!.. - Преодолел серьезность,
снова заговорил с усмешечкой: - Я, если б не твердое задание, с радостью б
в колхоз!.. А то ж не примут - елемент классовый! Не посмотрят, что и
женка с трудящего елемента.
Встал, собрался идти. Задумался над чем-то. Неожиданно серьезно сказал:
- Таки и правда, пошел бы. Все равно жить - не живешь. А там - кто
знает. Может, и будет что... Только ж, - опять произнес с насмешкой, - не
просят! А лезть, когда бьют, не люблю!
- Наплел, - покрутил головой старик, когда Евхим звякнул щеколдой в
сенях
Старик был в этот вечер непривычно молчалив и угрюм.
Так и коротали остаток вечера: один возился с граблями, другой только
время от времени свирепо шевелил бровями да жевал черные космы усов.
Беспокойным, полным тяжелых раздумий был для куреневцев этот вечер.
4
До сумерек Зайчиха и Вольга подоили коров, стали раздавать молоко
колхозным женщинам. Под присмотром председателя, явившегося лично
проверить, как будут выполнять его указание, Вольга корцом отмеривала
молоко, наливала в кувшины, что принесли женщины.
- Строго по числу едоков, - напоминал важно и гордо Миканор Вольге,
черпавшей из ведра. - Чтоб по справедливости! ..
Он говорил не столько для Вольги, которая уже знала все и которая,
конечно, будет делать все как надо, - новый председатель говорил для тех,
что с интересом толпились вокруг, наблюдали.
- По справедливости чтоб. Поровну! А не так: кому густо, кому - пусто!
Миканор был доволен: замечал, что каждое слово его ловят, понесут по
дворам, будут обсуждать, думать над каждым словом. Доволен был, что все
видели: колхоз живет, - недаром добивался, - уже не словами, делом можно
было показать пример, как надо жить, - и тем, что стояли в стороне,
посматривали. Пусть смотрят, думают, - может, тоже за ум возьмутся!
Вблизи стояла мать, перехватил какой-то грустный и выжидающий взгляд
ее, но не подал виду, что заметил: не место для-семейных дел, не сын
здесь, а председатель. Сам, можно сказать, отец.
- Ну, дак как первый день работалось? - повернулся председатель к
Зайчиковой, которая, сложив руки на животе, смотрела, как Вольга делит
молоко Была, заметил Миканор, взволнована, счастлива, но радость
сдерживала. И словно чувствовала себя неловко на глазах у людей.
- Да чего ж Работать хорошо. - Она обрадовалась, продолговатое, худое
лицо засветилось, неловкость, исчезла - Работалось весело... Только
Алешина, - снова будто обрадовалась, - не дается! Не признает будто! Я и
так и сяк с ней - не хочет! Одну Арину подпустила!
- Она и дома одну меня признавала! - сказала Арина.
- Не привыкла. Старые привычки! - вставила какая-то из женщин.
- Привыкнет! - заявил Миканор спокойно и степенно.
С той же степенностью приказал Хведору, дояркам: - Дайте корму на ночь.
И можно - до дому. Завтра чтоб рано, как положено по режиму.
- Не бойся, не запозднимся, - пообещал Хведор.
- Ну, дак я пойду, - сказал Миканор озабоченно. - Надо еще поглядеть,
что там на конюшне!
Уверенно ступая, прошел мимо любопытных, подался улицей. По тому, как
шел, в сером, в полоску, пиджаке, в кортовых праздничных, в первый раз
надетых брюках, в хорошо намазанных дегтем сапогах, в кепке, надвинутой на
лоб, было видно, что идет человек озабоченный, человек, на которого
возложены нелегкие обязанности. Размеренно, деловито вышел со двора,
по-хозяйски степенно двинулся улицей. Остро замечал взгляды из-за плетней,
из окон.
На Хонином дворе, около сарая, тоже толпились люди. Как и днем, здесь
собралось больше всего мужиков, меж которыми вертелись дети; из баб
заметил одну Сороку.
- Пора уже, не секрет, и расходиться! - будто распорядился Миканор; не
останавливаясь, деловито подался в сарай.
- Не гони! Придет пора - сами пойдем со двора! - услышал вслед, но не
остановился, не ответил ничего.
В хлеву было уже темновато; в полутьме различая Хонин и Зайчиков
силуэты, бодро бросил:
- Как тут у вас, конюхи?
- А так что, - будто рапортуя, звонко отозвался Хоня, - можно сказать:
служба идет!..
- Все как надо, братко!
- Не братко, а председатель! - поправил Зайчика Хоня. - Отвечать не
знаешь как!
- Молодой еще! Не научился! - захихикал Зайчик.
Дали коням сена, Миканор прошел, проверил, как они
привязаны. Вместе с Хоней и Зайчиком вышли из сарая.
- Не очень, председатель, побогатели! - услышал Миканор из толпы
злорадное.
Остановился, резко ответил:
- Не радуйся, дядько! Будем богаче! Породистых скоро приведем из Юрович!
- Ждут вас там!
- Ждут! Привести должны скоро! С конного завода!
- Соскучились там, ожидаючи вас!
- Ето увидите, когда придут!
Миканор с Зайчиком пошли от сарай. Следом послушно тронулась и толпа.
Хоня закрыл ворота за всеми, направился к Зайчику и Миканору, курившим
перед крыльцом.
Миканор уже собирался податься домой, но Зайчик сказал:
- Такой день грех упускать сухим, братко, ей-бо!
- Не Микола святой сегодня, дядько Иван, - чтоб, конечно, пить, -
возразил Миканор.
Зайчик повел глазами в сторону приближающегося Хони, заговорил более
уверенно:
- Не говори, председатель! Праздник еще больший, дак и выпить больше
надо!
- Ето правда! - подхватил Хоня. - Дак давайте в хату! Может, найдем
слезу какую!
В хате было темно, в темный угол, туда, где лежала обычно Хонина мать,
сказали "добрый вечер". Хоня зажег лампу, и Миканор с Зайчиком увидели
добрые, внимательные глаза старой, детей, что стояли у стола, следили с
полатей, с печи. Хоня открыл сундук, достал бутылку самогона, поставил на
стол три чарочки, одну, с отбитой ножкой, положил. Под веселое кривлянье и
шуточки Зайчика выпили вместе с Хониной матерью. Хоня, прежде чем пить
самому, подал чарку старой - помог ей поднять голову. Только когда мать
выпила, когда дал закусить огурца с хлебом, вернулся снова к друзьям.
Сидели втроем за столом, чавкали, закусывали огурцами, прихлебывали
рассол, дружные, повеселевшие, как братья.
- Перегородки, не иначе, делать надо! - рассуждал удивительно
хозяйственно Зайчик. - Чтоб не покалечили один одного!
- Конюшню надо! Как положено! - Миканор чувствовал, как от выпитой
самогонки крепчает в нем задорное желание спорить, выдвигать свое. - На
тридцать коней! С кормуйлками и со станками! Как в Водрвичах!
- Не плохо бы! - засмеялся Хоня. - Только что молотить надо да пахать!
- Пахоту отложим пока! Землеустройство сначала проведем! Чтоб один
массив отрезали! Да чтоб земли, не секрет, как положено колхозу. Лучшей,
что у цагельни, я требую!
- Не погано! Высмотрел! - засмеялся Хоня.
- Выбрал! - похвалил и Зайчик. - Если б отрезали ту, ничего себе было
б, ей-бо!
- Отрежут! Я требую! Под колхоз - по закону положено - лучшую должны!
- Лепятся там уже, на лучшей! Гвалт подымется на все село! -
рассудительно сказал Хоня.
- Как в муравейнике забегают! Когда палкой разворошишь! - Зайчик мотнул
головой. - В самый муравейник.
воткнем палку, братки!
- Дятлик Василь выторговал там полоску у Лесуна, - вспомнил, будто
сочувствуя, Хоня.
- Будет крику, - радовался Зайчик.
- Есть такие, что и без того зубы точат! - хмуро сказал Миканор. - Если
б их взяла - съели б!
- Съели б, если б зубы такие имели! Ето правда, Миканорко! - весело
поддержал Зайчик.
- "Богатеи"! Смеются! "Голодранцы сошлись"! Пусть смеются! - Миканор