Литмир - Электронная Библиотека

Средь великокняжеских воев[2] в людской – молодой гудец, младший товарищ того, что развлекал-тешил великого князя и его гостей.

По говору сразу признали – рязанец. А коль скоро между Рязанью и Москвой давнее соперничество, принялись московские тому гудцу показывать доблесть, удаль и силу.

Проворный Вася Тупик – ростом невелик, сух и словно бес подвижен, в алой рубахе, алой шапке и таких же сапогах, огонь чистый! – приступился к гудцу с веревкой.

– Ты, парень, меня вяжи! Вяжи!

Отказывался гудец:

– Пошто я тя вязать буду? Без вины-то…

Третий мужик, что странствовал со стариком гудцом, именем-прозвищем Хряк, росту огромного, с рыжей головой и бородой, прикончивши шестую по счету посудину пенистого пива, рек густым басом:

– Чего суетишься, красивый! Будто страшнее кошки зверя нет. Дай-кася веревку мне!

Бориска, тринадцатилетний парень, верная Васина тень, дернул друга за алый подол:

– Отступись…

Вася шалыми глазами повел.

– У вас в Рязани, сказывают, пироги с глазами: их едят, а они глядят. Потрудись, сердешный. Мы тоже посмотрим!

У Дона Великого на берегу - i_008.jpg

Хряк веревку взял. Со вниманием обследовал, нет ли подвоха. Спросил:

– Спорим на что? Али так?

– Так!

Злорадной улыбкой расплылся Хряк.

– По мне, и так ладно! Дозволь только досмотр малый…

И без спросу привычными, должно, руками по одежке – шасть!

Лег на стол нож, что висел у пояса. И второй, о коем даже Бориска не ведал, Хряк выдернул из-за голенища Васиного сапога.

– Теперь, хороший, изволь назад рученьки!

Дивной выходила потеха! А для самого Васи лихая. Вместе с Бориской другие Васины приятели пожалели, что связался тот в веселом духе с чужаком.

– Али передумал?

– Я, милок, думаю однажды. Зато крепко! – ответствовал Вася Тупик, приметно, однако, изменившись в лице. – Ты повяжи меня, с остальными выйдешь потом из людской.

– Как прикажешь, родненький! – молвил чужак. И наложил на Васины руки веревку.

В безмолвии глядели великокняжеские вой на то, как рыжий рязанец вязал Васю Тупика. Сноровисто вязал. С великой силой. Свекольным цветом залились оба от натуги.

Андрюха, прозвищем Волосатый, не стерпел, сказал с угрозой:

– Ты бы, товарищ, по легче!..

Зыркнул на него свирепо Вася Тупик. Отступил Андрюха с видимой досадой.

Закончил дело рыжий. На Васю без улыбки поглядел:

– Надо бы рот заткнуть, да уж ладно. Едва ли тебе зубы помогут…

И, руки отряхнувши, первым вышел из людской. За ним гуртом и молча – остальные.

Бориска видел: губы прикусил от боли Вася. Славно потрудился Хряк! Запнулся Бориска было на пороге, но Вася прохрипел гневно:

– Иди! Чего стал?!

Покинул людскую последним Бориска. Бережно прикрыл дверь. Стоял теперь чужак промеж великокняжеских воев без прежней уверенности. Должно, хмель сходил. Чуял: далече зашла шутка. Да на попятную охота ли идти?

Тянулось время, ровно дряхлая кляча, медленно. Мрачнели на глазах мужики. И когда ожидание сделалось вовсе тягостным, открылась дверь, и из людской, разминая руки и кривясь от боли, вышел Вася Тупик.

Кажись, рыжий Хряк обрадовался более всех.

– Твоя взяла!

Руку протянул: мировая, мол!

Вася свою отвел назад. Сказал сумрачно:

– Счастье твое, парень, вроде как гость ты на великокняжеском подворье.

Андрюха Волосатый норовом был круче Васи. Чужака, кажись, легонько тронул по шее ниже затылка ребром ладони. Да, похоже, знал куда. Повалился навзничь свиной тушей Хряк. Глаза закатил.

Андрюха глумливо подал руку.

– Прости, веселый человек! Чужие шутки уважаем. Однако и свои держим про запас…

Вася на друга рявкнул цепным кобелем:

– Зачем? Уговор был!

– А человека калечить – тоже уговор?!

– То уж от совести…

– От дурости! – подал сердитый голос Родион Ржевский, начальник Васи Тупика и сотни воев. – А может, от чего похуже…

Пришлось бы рыжему Хряку давать ответ. Да грянули события поважнее.

Через Константино-Еленинские ворота* Кремля влетел всадник.

У Дона Великого на берегу - i_009.jpg

Без шапки – видать, потерял дорогой, – в распахнутом чекмене*. С лицом, серым от пыли. Исступленно охаживал он плетью загнанного храпящего коня. Шарахнулся люд в разные стороны. Великокняжеская стража кинулась было преградить путь. И тогда по стражникам загуляла витая ременная плеть. Иные схватились за сабли. Кто-то лук выхватил и, приложив стрелу, рывком натянул тетиву. Худо пришлось бы всаднику, да Родион Ржевский закричал во всю глотку:

– Стойте, ребята! Это ж свой! Андрюшка Попов из степной сторожи*.

А тот – прямо к великокняжеским палатам. На ходу скатился с коня и в пыльных сапогах, расхристанный, минуя оторопелых слуг, – в трапезную, где пировал великий князь.

Распахнул наотмашь дверь, перевел дух.

У Дона Великого на берегу - i_010.jpg

Князь Дмитрий поднялся в гневном изумлении:

– Ополоумел, чадо? Или хлев здесь?!

– Государь Дмитрий Иванович, беда! Идет на тебя и на Русскую землю хан Мамай со всеми силами ордынскими, а ныне он на реке Воронеже…

Великий князь, должно, всего ожидал, только не такой вести, – кубок, что в руке держал, о стол грохнул.

– Ну, окаянные! Мало им Бегича! Недостало Вожи! Ужо устроим пир вам – без медов и сладкого пива!

Повскакали гости и ближние князю люди. Шумно сделалось. Степного вестника – на разрыв: что да как? Верные ли сведения? Кто с Мамаем еще? Много ли собрал войска?

Ночью князь, как говорит автор древней повести, «став пред святою иконою Господня образа и упав на колени свои, стал молиться». А окончив долгую слезную молитву, сказал князь Дмитрий: «На Господа уповал – и не погибну». Едва рассвело, князь Дмитрий сам вышел к воинам и напутствие закончил так:

– Без «языка», други, не возвращайтесь. Бог в помощь вам! И надобно все устроить быстро, без промедления!

На следующее утро из Москвы по Коломенской дороге скакал отряд-сторожа во главе с Родионом Ржевским. Было в нем семьдесят девять крепких юношей. И среди них Василий Тупик с Бориской. Путь лежал к притоку Дона – реке Быстрой Сосне, а там надо выполнить наказ – разведать Мамаевы силы и обязательно добыть «языка». Важного. Кого-нибудь из Мамаевых придворных, досконально знающего военные планы Золотой Орды и тайные помыслы ее правителя.

Спорой рысью, вздымая пыль, двинулись всадники.

Кабы страшились одного княжьего гнева. Нет, разумели: судьба земли Русской, жизнь родных и близких зависят сейчас от них, от их смелости, умения и сноровки.

Ордынский вельможа, что был надобен, не курица. Ухватишь ли голыми руками? Держит подле себя надежную, крепкую охрану. Потому задача и для бывалых воинов была тяжеленька. Понимал всякий, – исключая, может, Бориску, – что голову тут куда легче сложить, чем сладить дело.

Глава 3.

Мамай

У Дона Великого на берегу - i_011.jpg

Благодатны южнорусские степи.

Два человека неторопливо беседуют о них, сидя на мягком персидском ковре за изысканной трапезой.

Царевич Бадык-оглан благодарит наклоном головы хозяина и продолжает прерванную речь:

– Во всем мире не может быть земли приятнее этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих…

Его собеседник – всесильный правитель Золотой Орды Мамай – напряженно морщит лоб, пытаясь вспомнить, кто ранее говорил это.

Царевич после небольшой, вполне приличной паузы заканчивает:

– Так сказал о них мой пращур, славный и благородный хан Джучи*, сын великого Чингисхана.

вернуться

2

Во́и – воины.

5
{"b":"268526","o":1}