Итак, в XV веке эти немытые, грубые, смелые и сильные рубаки отправились на всесветный грабеж. В индийском порту, где появилась первая эскадра Васко да Гамы, на встречавших ее богатых и наивных горожанах было навьючено больше шелков, больше отлично тонких тканей, больше золотых украшений и драгоценных камней, чем на всех оставшихся дома европейцах, взятых вместе. Ведь недаром же законы Западной Европы тех эпох навязывали бюргерам скромную униформу. Тут соль не в одной дворянской гордости: богатые бюргеры, дай им волю, вздуют цены на роскошь.
Грабили. И — чужим не разживешься, как объяснил мне один колхозник, мой друг, вернувшись осенью 1945 года прямо из Германии без всяких трофеев. О том, что есть исторический пример — Испания, — он не знал.
Времена изменились. Одна ли Мексика, подобно бойцу, готовящемуся к драке, укрепляется на ногах, топчется, пока подошвы не почувствуют твердую опору не наносного грунта, а первозданной скалы? Требуется: единство нации, обязательно нации исторической, извечно местной, от самой земли, от данных квадратных километров, точно определенных этими координатами и отраженных в меркаторовской проекции на этом именно бумажном листе.
26.XII.1960
*
Уважаемый Николай Онуфриевич![37]
Получил Ваше письмо и Ваш этюд «Об обрядах». Я полагаю, что Вы совершенно правы и фактически, и эмоционально. Последнее слово я употребляю не случайно.
Отвечаю Вам не с целью дать якобы научный разбор Вашего этюда, — я не дипломированный историк, — но чтобы поделиться с Вами некоторыми моими мнениями, добытыми путем многолетней работы.
Было, есть и будет не только ряд исторических школ, но внутри каждой — группировки, весьма и, зачастую, яростно спорящих. Это естественно, здесь нет ничего плохого: сражаются и математики, и физики, и прочие представители «точных» наук.
Кто же из сражающихся если не прав, то хоть более прав? Чтобы ответить на такой вопрос, нужно обратиться к методу диалектического материализма. Методу, а не цитатам. Попробую выразить то, что я называю моим мнением о подходе к историческим явлениям. Мне кажется, что нужно опираться на следующее:
А. Биологически человек за свой исторический период, — скажем, за последние десять тысяч лет, — ни в чем не изменился. Череп, костяк — те же. Следовательно, таково же и вмещаемое. И коль я действительно хочу быть материалистом, для которого сознание есть феномен всех физиологических функций, то человек прошлого для меня должен быть не только понятен, но и близок. На самом деле, мы привыкли к поэтически звонким словам — столетие, тысячелетие. Однако же столетие есть лишь смена трех поколений, а тысячелетие — тридцати. Не только за столетие, но и за тысячи лет человек физически измениться и не мог.
Б. Старый метод историков сводился к повторению и к толкованию источников. Каждый считал себя умеющим толковать критически. Сейчас в число источников все шире входят археологические находки. И, несмотря на небольшое число последних, уже опровергнуты такие данные, полученные из писаных источников, как отсутствие у древних славян своего железа, отсутствие ремесел и некоторое др. Иначе говоря, древние славяне уже давно успели выйти из эпохи собирательной, куда их не так давно относили. Дело в том также, что писаные источники не говорили о вещах общеизвестных, всем и без того понятных. Поэтому надобно помнить, что летописцы писали лишь о выдающихся событиях. Поэтому в некоторых наших летописях есть «пустые годы». Составитель отмечал: в таком-то году ничего не произошло. Это необходимо иметь в виду, как и то, что в летопись попадали эксцессы скорее, чем обычно-мирные дела. Так, например, репутация новгородских ушкуйников как разбойников создана не тем, что все они были скоры на руку и на добычу, но потому, что в писаное преданье попали те, кто ославился.
В. Помнить, что многие писаные памятники по нескольку раз редактировались. Римско-византийские источники исполнены агитации и проч., проч.
Арабские источники носят сказочный характер, и с примесью клубники, что обязательно. Поэтому отношение к арабским источникам, казалось, должно быть наиболее критичным.
Передо мной книжка: Бузург ибн Шахрияр «Чудеса Индии». В ней полно нелепостей и с клубничным и с прочими оттенками, однако же Институт востоковедения АН СССР рекомендует книгу, как «один из интереснейших памятников»… И что интересно. На суде однажды уличенный во лжи свидетель лишается доверия. Историки же поступают иначе: источник-де здесь ошибается, но далее он хорош. И сами историки тоже не отстают. В. О. Ключевский писал по поводу замены смертной казни денежными штрафами на Киевской Руси: «Значит, режь, бей, грабь, только князю плати». Так же несерьезно В. О. Ключевский писал по поводу проведения транссибирской дороги: «Теперь сибирские дети останутся без молока». Они же, историки, работая с источниками, отбирали часто то, что им нравилось, что подходило под схему.
Г. В XVIII веке с легкой руки Руссо создался миф о дикаре, блаженном, счастливом дитяте природы. Затем по так называемым дикарям начали реконструировать прошлое других народов. При всей внешней материалистичности — чистейший идеализм: начисто снят фактор времени и развития. На самом деле, между человеком и обезьяной, имеющими общего предка, эволюционное расстояние дважды больше, чем расстояние между этим предком и любым из двух его потомков. То же относится к современным народам, ибо и так называемые отсталые суть результат эволюционного развития. Предполагать, что «отсталые» находились в подобии холодильника, пока другие эволюционировали, есть идеализм. Само собой разумеется, что дружба народов является насущной необходимостью вне зависимости от степени развития. Я хочу сказать, что нельзя вносить политику нашего дня в постижение прошлого. Но метод диалектического материализма — обязательно.
Д. И вот с последней точки зрения необходимо постоянно помнить о причинности, об отсутствии случайного, внезапного, о невозможности вторжения в исторический процесс произвольного. Так, летописи и за ними историки изображали Русь до крещения дикой страной, а Владимира — кровожадным дикарем. Между тем общепризнано, что Киевская Русь времен Владимира была сильнейшим и культурнейшим государством в Европе. Для нас совершенно очевиден исторический процесс, начавшийся задолго. Да, постоянно игнорируется тот факт, что Приднепровье было очагом древнейшего земледелия. Афины времен Перикла подкармливались днепровским хлебом. Его с выгодой завозили милетские купцы, владельцы эллинских факторий на северном побережье Понта. И с выгодой не потому, что покупали зерно дешево. Иное: почва Эллады хуже приднепровской, и, что важнее, хлеб на Днепре выращивался свободными земледельцами, в Элладе — рабство. Отсюда конкурентоспособность северного зерна.
Е. Постоянно игнорируется тот факт, что Русь имела свое право, опиравшееся на исторически сложившиеся отношения. Пытались писать историю России, опираясь на западноевропейские образцы. Просмотрели, что у нас не было таких бедствий, как религиозные войны, таких страшных эпидемий, как демонизм. Демонизм стоил одной только Франции несколько миллионов костров, причем каждый, чаще каждая обвиненная была жертвой правильной судебной процедуры. Число жертв в Германии, в Италии и в других странах не поддается учету. Во всяком случае, многие и многие миллионы.
Я считаю, что большим недостатком является отсутствие у нас общего параллельного курса истории хотя бы Европы. Тогда многое бы заняло в нашем представлении иное место. Я лично постоянно работал над собой путем, так сказать, «горизонтальных» разрезов тех или иных эпох.
Ж. Большой помехой является язык. Для читающего источники невольно эти люди, пользовавшиеся языком, кое-как похожим на наш, кажутся недоразвитыми. Исторические писатели, стилизуя язык своих произведений, пусть с лучшими целями художественности, но создают образы настоящих дикарей, умственно и эмоционально ограниченных. Многие ученые и писатели, исполненные лучших намерений и любви к «простому народу», невольно чувствуют себя выше этого самого народа. Многие из них не знали физического труда, ничего не умели сделать своими руками. Познав лишь книги, такие люди никак не могут быть судьями настоящего, не говоря о прошлом. Однако один мой знакомый, ученый биолог и палеонтолог, человек большого жизненного опыта, убежден, что «и в пещере троглодита любовь мужчины и женщины играла решающую роль». Я могу добавить, что сказитель преданий или художник скальных изображений получали, при всей своей бесполезности для племени, самый сочный плод охоты.
