кругом земля. К Берлину идет война.

НА БЕРЛИН ИДУТ МАШИНЫ

Он стоял на перекрестке — русский труженик-солдат. На Берлин идут машины.

У бойца в руках флажок. Взмах флажком:

— Сюда машины!

На Берлин идут машины, танки справа, пушки слева, пушки справа, танки

слева. Час идут, второй и третий. Не предвидится конца.

Он стоял на перекрестке. Он смотрел на эту силу. И былое шло на память. Год

за годом. Шаг за шагом.

Вот он первый — сорок первый. Год-страдалец. Год-герой. Сколько отдано

земель. Сколько отдано друзей. Сколько слез страной пролито. Но и в этот первый год

не терял боец надежды. Верил он тогда в победу — быть победе над фашизмом.

А сейчас стоит и смотрит: неужели под Берлином?!

Смотрит он, солдат Перфильев. Верит в это и не верит. Под Берлином! Под

Берлином! Мощь идет. Гудят машины. Сотрясается земля.

Год за годом. Шаг за шагом. Сколько горя позади. Гнули, гнули нас

фашисты. Все, казалось, шаг — и все. Но в минуты те крутые у Москвы, у

Сталинграда не терял солдат надежды. Верил он тогда в победу — быть победе над

фашизмом.

А сейчас стоит и смотрит. Неужели под Берлином?! Смотрит он, солдат

Перфильев. Верит в это и не верит. Под Берлином! Под Берлином! Шаг один, и ты

в Берлине!

Год за годом. Шаг за шагом. Устояли наши в битвах. Вся страна ковала силу.

Фронтом был и фронт и тыл. Вся страна ковала силу, и настал момент счастливый —

дрогнул враг. И перед силой затрещала, сникла сила.

Отшагало время сроки, отсчитало рубежи. И Перфильев под Берлином.

Вот стоит на перекрестке русский труженик-солдат. Взмах флажком:

— Сюда машины!

На Берлин идут машины. Пушки слева, танки справа. Слева танки, пушки

справа. День и ночь шагает сила. Мощь идет. Под весом этим содрогается планета.

Мощь идет. Под весом этим прогибается земля.

ХОФАКЕР

Городок их стоял на восток от Берлина. Был он маленький-маленький. Словно

игрушечный. Городок с ноготок. Городок-горошина.

Прожил старик Хофакер здесь семьдесят лет. Песчинку любую знает.

Наступают с востока русские. Понимает старик Хофакер, не устоит перед

русскими город. Если дунуть на этот город — кажется, он развалится.

И вдруг прибегают к Хофакеру внуки:

— Крепость! Крепость!

— Что такое? — не понял Хофакер.

— Наш город — крепость! — кричат мальчишки.

Пришли соседи и тоже про крепость ему сказали. Пришел бургомистр, то есть

старший над городом, и тоже сказал про крепость.

— Какая же крепость?! — моргает старик глазами. Прожил здесь Хофакер

семьдесят лет. Любую песчинку знает.

Развел бургомистр руками:

— Крепость, Хофакер, крепость! — Крикнул: — Хайль Гитлер! Фюреру лучше

знать.

Да, таков был приказ фашистов. Все города, которые находились на восток от

Берлина, объявили они крепостями. Был строгий приказ: советским войскам не

сдаваться. Сражаться всем до последнего, и старикам и детям.

Приказ есть приказ. Стали готовиться жители к защите родного города. Пришли

к Хофакеру. Забирают в солдаты внуков.

И вдруг Хофакер:

— Не дам я внуков.

— Да что ты, старый! Приказ же фюрера!

— Не дам! — уперся старик Хофакер.

Погибли все на войне у Хофакера. Было три сына. Было три зятя. Было, теперь

не стало. Весь род как метлой смело. Остались одни лишь внуки.

— Не дам! — прокричал Хофакер.

Оказался старик упрямым. Рядом с городом — русские. Вывесил белый флаг.

Посмотрели другие. Прав Хофакер. Зачем же всем погибать напрасно! Появились

белые флаги и на других домах.

Узнали фашисты. Примчались в город. Убили Хофакера. Худо пришлось бы

жителям. Да тут подошли советские части. Бежали фашисты.

В Анкламе, в Грейфсвальде, в Фрейбурге, в целом ряде других городов Германии

поднялись тогда горожане. Воспротивились приказам они фашистов. Спасли города

от гибели.

Погиб Хофакер, а внуки остались. Сохранился их давний род. Выросли внуки.

И ныне живут в Германии. В свободной, в демократической, в современной

Германии, в стране, которая называется ГДР.

НА ТРУБЕ

Армии маршала Конева продолжали идти на Берлин.

Артиллерия вела огонь по сосредоточению фашистов. Место южнее Берлина

ровное, лесистое. Ни холма здесь, ни высотки, ни бугорочка. Трудно артиллерийским

командирам управлять здесь боем. Наблюдать за тем, как точно ложатся снаряды

в цель, вносить поправки и уточнения.

Продвинулись артиллеристы еще чуть вперед и вдруг вышли к заводу. Заводик,

правда, маленький. Зато труба высоченная. Посмотрел на трубу генерал Корольков.

Взяло его озорство. Детство к тому же вспомнил. Забрался он на трубу. Сидит там,

как аист в гнезде. Хорошо на трубе. Далеко видно. Сидит он здесь с телефонной

трубкой. Подает вниз по телефону команды. Там, внизу у трубы, оборудован центр

управления огнем. Отсюда команды поступают на батареи.

Сидит генерал, увлечен артиллерийским боем.

В это время к артиллеристам приехал командующий фронтом маршал Конев.

Представились офицеры командующему.

— А где же генерал Корольков? — спрашивает маршал.

Смутились офицеры. Не знают, что и ответить. Понимают они, что как-то

несолидно генералу сидеть на трубе. Однако что же тут делать, не начнешь же

неправду докладывать маршалу.

— Товарищ маршал, на трубе генерал Корольков, — доложили офицеры.

— На трубе?!

— Так точно, товарищ маршал.

Поднял Конев голову — верно, как аист в гнезде, сидит на трубе Корольков.

Взглянул вниз генерал, увидел командующего фронтом. Стал поспешно

спускаться вниз. Спустился, представился.

Посмотрел на Королькова Конев, покачал головой:

— И это советский генерал. Верхом на трубе.

— Да я ведь...

Однако Конев прервал:

— По-лейтенантски действуете, товарищ генерал.

Насупился Корольков, обиделся. Хотел было сказать, что ни холма кругом, ни

бугра, ни высотки. И вдруг вместо этого:

— Так точно, товарищ маршал, поступаю, как предписано званием — действую

по-лейтенантски.

Смутился Конев, не понял, в чем дело. Поднял глаза на генерала. Взглянул

невольно и на погоны.

Взглянул. По две большие звезды на погонах у генерала. Был Корольков в

военном звании генерал-лейтенант.

Рассмеялся Конев.

— По генерал-лейтенантски, — поправил.

— Так точно, — соглашается Корольков.

Сказал генерал про звание и тут же тише:

— Товарищ маршал, обстановка заставит — петухом запоешь.

Вновь рассмеялся Конев.

Принял Конев доклад генерала, уехал.

Понравилась маршалу находчивость генерала.

Возвращался Конев на машине в штаб. Вспоминал Королькова. Сидел улыбался.

Приехал маршал к себе на командный пункт. Генерала Королькова другим даже

в пример поставил.

ИЗ АНГЛИИ? ИЗ АМЕРИКИ?

Движутся и движутся советские войска. Бесконечным потоком шагает техника.

С удивлением смотрят немецкие жители на это железное шествие.

Разные ложные слухи распускали о нас фашисты. Внушили они немецким

гражданам, что у Советской Армии нет хорошего вооружения. А если что и есть, то все

это либо из Америки, либо из Англии.

Идут и идут войска. Наиболее смелые и любопытные немцы подходят к советским

бойцам, задают им вопросы.

Как раз проходили танки.

Подходят жители, спрашивают:

— Из Америки?

— Что-что? — поразились танкисты.

— Из Америки? — переспросили жители.

— Нет, — отвечают танкисты.

— Из Англии?

Рассмеялись танкисты:

— Да нет же. Из Советского Союза. — И уточняют: — С Урала.

Поражаются жители. Косо, недоверчиво на советских солдат смотрят.

Прошли танки, движется артиллерия. Смотрят жители на грозные пушки,