Кения упирается лбом в холодный пол, пережидая приступ мучительной боли. Дышать... даже дышать иногда бывает невозможно. Но он приходит каждый день и сжимает кнут. Он говорит, что в ее наказание нет ничего страшного. Она сможет все вытерпеть и станет лучше, она станет послушной. Он говорит, что ее необходимо сломать окончательно... для ее же блага. В ней не должно остаться ничего человеческого. Страх? Страх может быть человеческим? Потому что она панически боится его и ничего не может сделать с волной дикого ужаса, что заполняет ее при звуке его шагов в коридоре.

Она удачно спряталась от ищеек Грава, которых тот, несомненно, отправил на ее поиски. Сначала пережидала в маленьком курортном городе, потом решилась перебраться в мегаполис, рассудив, что спрятаться среди большого количества людей будет намного проще. Она не пользовалась документами, предпочитая устраиваться на работу туда, где мало платили, но за то никого не интересовал твой вид на жительство. Ее принимали за нелегального эмигранта, и она была рада этому. Кому бы еще подсказать умную мысль сдать ее миграционной службе для немедленной депортации? Кения была не против высылки в другую страну, потому что легально выехать за границу для нее было невозможно. Она жалела, что не обговорила с заказчиком подобное мероприятие. Хотя, мало ли, и заказчику стало бы выгоднее пристрелить ее на обочине заброшенной дороги, чем обременять себя заботой о жалком предателе. Поэтому она перебивалась случайными заработками, а полученные от заказчика деньги предусмотрительно оставила в камере хранения вокзала. Средства небольшие, но не хранить же их шкафу с одеждой.

Кения тяжело перевалилась на бок и резко выдохнула сквозь судорожно сжатые зубы. Похоже, такими темпами она не сможет добраться до брошенного на пол тюфяка. Еще хотелось пить, но это желание определенно было за гранью ее возможностей. Лучше думать о том, что ей повезет. Допустим, Грава сунет ее под душ, когда придет для продолжения пыток. Она очень хотела пить.

Чашка кофе на столе, блюдечко с кусочком яблочного пирога и взбитыми сливками. Кения сидит за барной стойкой нога на ногу и громко смеется сальной шутке бармена. В кафе нет посетителей, и официантки устраивают перерыв с кофе и обязательным пирогом. Кении кажется, что неприятности позади и Грава никогда не сможет ее найти. В самом деле, да ищет ли он ее до сих пор? В газетах ничего не пишут о разорении банка, значит все не так грустно, как она себе напридумывала. Грава женился три недели назад и выглядит жутко довольным своим выбором. Глянцевые издания пестрят фото с самой грандиозной свадьбы десятилетия. Кения чувствует непонятное облегчение, когда смотрит на Энтони в официальном фраке и с этой его неизменной усмешкой на лепных губах. Он удивительно красив на собственной свадьбе, во много раз красивее простушки - невесты. У Ненси Дантона определенно был стиль, но это не спасало общего впечатления от искусственности ее улыбки и заученных жестов для публики. Со стороны она казалась куклой. Не очень красивой, скорее даже некрасивой, но кто такая Кения чтобы ее обсуждать? За то девочки из кафе не были столь гуманны, и пренебрежительно потыкав пальчиками в ее фото, вынесли суровый вердикт о том, что такая мымра не может выходить замуж за мачо из лучшей женской мечты.

Кения попыталась упереться коленом в пол, дабы совершить дерзкий бросок в сторону вожделенного тюфяка, но единственное чего добилась это новой порции свежеприготовленной боли. Грава действительно был мечтой. Красивой, богатой, лишающей здравого смысла. Кто устоит перед таким совершенством? Она устояла, не стала одной из многих прошедших вереницей через его постель и стала единственной, которую он облагодетельствовал своим пристальным вниманием. Именно поэтому на ее губах теперь кровь, а тело напоминает распухший фиолетовый шарик. За внимание красивого и богатого мужчины нужно платить.

Она снимала комнату там же, в пристройке над кафе, дешево и без особого комфорта, но ей нравилось. Она чувствовала себя свободной, она была свободной и она почти перестала бояться того, что однажды в ее дверь войдет Энтони Грава во всем своем сногсшибательном великолепии.

Мечты имеют свойство меняться...

Когда - то это были большие деньги и положение в светском обществе...

Только бы попасть туда, протиснуться сквозь плотный строй других желающих...

Недостижимая мечта...

Глупая мечта...

Потом мечтать сбежать от Грава...

Теперь вот мечты скатились до уровня тощего тюфячка на бетонном полу подземелья.

Энтони вчера был в ударе. Недавно он перестал увлекаться размахиванием рук, ног и кнута. Позволил ей почувствовать себя смелой и сильной, даже подтянуться на подоконнике в бессмысленном желании увидеть что - то за пределами каменного мешка, куда собственноручно бросил ее сто лет назад. Ничего не увидела... за то увидели ее... это называется, не повезло...

Кения наслаждалась жизнью в мегаполисе. Работала официанткой в дешевом кафе, не брала выходных и не обращала внимания на комплименты мужчин по поводу своей внешности. Энтони Грава умеет убивать желание каких - либо отношений. Теперь она любит одиночество.

Холодно... больно... страшно...

И словно отблеск заветного кошмара... его шаги в коридоре...

Дверь открывается и Кения замирает. Бессмысленно умолять, бессмысленно закрываться от удара, бессмысленно ждать того, что он ее пожалеет, хотя бы в этот раз... Он никогда не жалел.

Вначале изнасиловал, потом немного попинал ногами, далее началось то для чего он собственно, и приготовил эту комнату. Ни к чему тащить сбежавшую шлюху в собственную спальню и портить антикварную мебель и ковры каплями ее крови.

- Ты же понимаешь, я не нахожу удовольствия в твоем унижении. Я всего лишь принимаю необходимые меры по твоей адаптации в моем доме. Ты должна понимать, что отныне никаких глупостей быть не должно.

Энтони приседает перед Кенией на корточки, протягивает руку... и ее глаза закрываются сами собой... от первобытного ужаса.

- Иначе я гарантирую твое постоянное пребывание в этом подвале, но ты же этого не хочешь? - в его голосе тает лед. - Нам этого не нужно.

Он поднимается, молча смотрит на сжавшуюся у его ног девушку, усмехается ее страхам. Не получается у них быть вместе ни по любви и по обоюдному согласию, не получается и за деньги, придется за страх и по принуждению. Он не поклонник насилия... но к чему лгать самому себе, ведь у него встало на ее страх и подчинение. Ему понравилось унижать. Ему нравится делать это с ней. Ему нравится видеть ее перепуганные глаза и дрожащие губы. Власть тает на губах мятной карамелью, когда она опускается перед ним на колени.

- Ты всего лишь высокомерная сука, Канта.

Кения презрительно смотрит на несостоявшийся объект по обогащению.

- Ты...

- Вот только не нужно высокопарных слов о моей морали, - голос Кении замораживает. - Я попросила тебя о помощи, избитая и поломанная...

- Но...

- Хватит лгать самой себе, Канта, твоему поступку нет оправдания. Ты видела, во что меня превратил твой драгоценный брат, - Кения пытается сдержать волну ненависти к этой утонченной дряни, поставившей себя выше любых законов. - Жаль, что ты не вернулась посмотреть на продолжение. Глубокоуважаемый и высокоморальный господин Грава умеет вспарывать кожу ударом хлыста.

Канта вздрагивает.

- Это не самое страшное, моя утонченная леди, - горько добавляет Кения. - Самое дикое это то, что я не сопротивлялась, кричала, умоляла, но даже не думала закрываться от ударов, потому что твой ублюдочный брат, разозлившись, мог запросто убить меня. От ударов лопалась кожа, а я просила прощения, визжала, умоляла, и снова просила у него прощения. Теперь пришла твой черед платить по счетам.