Поначалу бездымными зонами считались города и пригороды. Гарри жил в сельской местности в центре Коннектикута, где холмы округлы и покаты и много лесов. Затем древесина в качестве топлива попала под запрет – деревья требовалось сохранить для изготовления бумаги и строительства. Уголь же приберегали для электростанций, производства газа и синтетических материалов. Расход самого драгоценного продукта – бензина – резко ограничили. Разбросанные по стране бездымные зоны превратились в единую бездымную зону с севера до юга.

Люди еще отапливали жилища дровами, но все меньше и меньше. Развелось множество организаций защитников лесов, формирующих группы наблюдателей. И если нарушитель попадался, на него налагали колоссальные штрафы и лишали льгот и привилегий. Но, даже зная об этом, Гарри Бартоломью не бросал привычку – трясся, паниковал, не мог спокойно спать, однако разжигал печь.

Теперь туманы стояли не всю зиму, в отличие от последних лет перед тем, как дрова и уголь в домах и квартирах оказались вне закона. Но они появлялись, когда возникали подходящие атмосферные условия: электростанции, заводы и учреждения сжигали достаточно топлива и выбрасывали достаточно углекислоты. И когда туманы накрывали землю, это было Божьим даром для таких людей, как Гарри Бартоломью. Он разработал метод, как воровать древесину, и этот метод себя оправдывал.

От дома к восточной границе своих владений Гарри проложил тросик. Там невысокая каменная стена отделяла его участок от соседа Эдди Маркуса. У Эдди земли было гораздо больше, чем у него – шестнадцать акров, – и, поскольку Эдди не фермерствовал, на ней росли большие деревья. В то время, когда топить дровами было не так опасно, он потерял многие из них. Затем положение изменилось, а сам Эдди стал начальником группы наблюдателей (как и его отец, он состоял в организации «Зеленые борцы»); тогда многие грабители решили искать счастья в других местах. Но только не Гарри. Он протянул тросик к пограничной стене и прикрепил к катушке, которую спрятал в ямке. Катушку и тросик он замаскировал опавшей листвой.

Так они и лежали, пока все вокруг не погружалось во мглу. Тогда Гарри шел по тросику, перелезал через стену и тянул тросик за собой. Ради быстроты он решил пользоваться цепной пилой, а не ножовкой или топором, надеясь, что туман поглотит звуки. К тому же дом Эдди стоял далеко от границы, а окна были для тепла забиты досками. Но даже если бы сосед услышал шум и переполошился, Гарри сумел бы быстро убраться, вернувшись назад по тросику. Пилу он оборудовал дополнительным глушителем и во время работы заворачивал в одеяло. Хороший механик, он накопил в хозяйстве много запасных частей и усердно ремонтировал мотор, который перегревался и страдал от такой маскировки.

Пять лет ему сходило с рук воровство соседской древесины. Конечно, Эдди обнаруживал последствия его набегов, но винил в них человека, жившего с другой стороны, с которым враждовал больше двадцати лет. Гарри с ликованием наблюдал, как обострялись их отношения, и все увереннее валил у соседа деревья.

В конце января 2032 года сгустилась мгла необходимой консистенции, совпавшая с почти невиданной в середине зимы оттепелью, обещавшей редкую раннюю весну. А с весной придут частые туманы, радостно думал Гарри Бартоломью.

Он размотал тросик в новом направлении и, перебирая в руке навязанные на него узелки, уверенно отсчитывал расстояние до стены и дальше, в чащу соседского леса. Но на этот раз система Гарри не сработала – он слишком приблизился к дому Эдди Маркуса, и звук работающей цепной пилы проник в запечатанные окна.

Сдернув со стены над камином старый карабин «смит-энд-вессон», Эдди нырнул в туман. На суде он заявил, что хотел только попугать преступника. Приказал в туман невидимому вору оставаться на месте, пригрозив, что иначе будет стрелять. Ему показалось, что он услышал шорох слева, повернул ствол вправо и нажал на курок. Гарри умер мгновенно.

Это дело вызвало много споров в штате и получило огласку по всей стране. Двое защитников в суде прекрасно знали свое ремесло и были давнишними недругами. Судья славился остроумием. Присяжных набрали из «твердолобых» коннектикутских янки, отказывавшихся уезжать на зиму на юг. На скамьях для публики сидели люди, для которых этот процесс много значил. Коннектикутцы жили в своем штате круглый год, безропотно сносили холод, но не могли понять, почему правительство так упорно запрещает заготовку дров. И теперь в них непривычно шевельнулись старые, погребенные под спудом времени чувства.

– Собираюсь в Хартфорд поприсутствовать на суде над Магнусом, – объявил родным доктор Кристиан однажды вечером в конце февраля после ужина.

Джеймс, сразу все поняв, кивнул:

– Завидую. Это будет интересно.

– Джошуа, сейчас слишком холодно, и это место слишком далеко от нас, – заволновалась мать. Она не любила, когда сын покидал дом 1047 по Дубовой улице в Холломене. Ей не давали покоя воспоминания о судьбе Джо.

– Чепуха! – отмахнулся Кристиан, хотя знал, что именно ее так встревожило. Но он решил попасть в Хартфорд во что бы то ни стало. – Мне надо туда, мама. Холодно, это правда, но мы уже пережили одно серьезное потепление, и, по всем приметам, зима не затянется. Надеюсь, что не попаду в пургу.

– В Хартфорде обычно на десять градусов холоднее, чем в Холломене, – не сдавалась мать.

Джошуа вздохнул:

– Мне надо, мама. Ситуация там очень сильно накалилась. Когда еще представится возможность оценить, какая боль скрыта в душах людей? Процесс, связанный с убийством, когда бушуют страсти, – это всегда событие. А в этом соединилось все, что коренится в неврозах тысячелетия.

– Как бы я хотел поехать с тобой, – грустно протянул Джеймс.

– А почему бы и нет?

– В это время года не получится – в клинике много работы, двоим отлучаться нельзя. Кроме того, мы отдыхали позже, чем ты. Поезжай, потом нам все расскажешь.

– Хочешь попытаться поговорить с Маркусом? – спросил Эндрю.

– Конечно. Если разрешат и если пожелает он. Но думаю, что пожелает – сейчас он готов схватиться за любую соломинку.

– Ты думаешь, его осудят? – расстроилась Мириам.

– Скорее всего. Вопрос в том, насколько тяжелое он понесет наказание.

– Ты считаешь, он в самом деле намеревался убить?

– До того, как я с ним увижусь – если наша встреча состоится, – я бы предпочел не гадать. Все уверены, что совершено преднамеренное убийство, поскольку Маркус заявил, что метил в другого человека. Болтать-то каждый горазд. Но неизвестно, как он поведет себя в решающий момент. Я сомневаюсь, что тип вроде Маркуса пойдет на убийство, если только не ощущает моральную поддержку присутствующих рядом таких же, как он, наблюдателей. Выскочив в туман узнать, кто пилит его деревья, он был зол, это так. Но один, без поддержки. А туман – это такая субстанция, которая очень быстро охлаждает эмоции. Ничего не могу сказать, Мирри.

Мэри вздохнула и проворчала:

– Если не хочешь взять Джеймса, давай поеду я.

Джошуа энергично покачал головой:

– Поеду один.

Мэри сникла и еще больше насупилась. Никто из родных не догадывался, что ей безумно хотелось поехать – все равно куда! Что все ее мечты были связаны с тем, что она путешествует, перемещается в пространстве, и расстояния лечат ее от боли невостребованной любви и тирании этой удушающей, сплоченной семьи. Если бы она попросила получше, если бы запрыгала от радости и захлопала в ладоши, предвкушая поездку, Джошуа несомненно бы ее взял. Почему же она так себя повела? Не захотела поехать по-настоящему? Ни в коем случае. Просто окружающие оказались глупы, черствы, им было все равно, чем живет Мэри Кристиан, и никто не потрудился заглянуть за фасад и разобраться в том, что творится у нее внутри. Ну и черт с ними! С какой стати она будет им помогать? Но все же как было бы здорово освободиться! Стать свободной для любви и от этой ужасной циклопоподобной семьи…