покрыта лишайниками (оленьим мхом). В многочисленных

пещерах скалы нашли также перья и яичную скорлупу. Это явно

говорило о том, что мы весною будем здесь иметь прекрасный

материал для дальнейших исследований.

В последующие дни мы с трудом пробирались по огромным

ледникам, оставляя позади себя многочисленные расселины,

взбираясь по крутым подъемам. Могучие горные вершины по

мере приближения к ним буквально нависали над нами. Все

дальше и дальше, все выше и выше, а ослепительные шапки горы

Сабин, казалось, оставались все на том же расстоянии.

Однажды пробираясь через один очень большой ледник, мы

внезапно обнаружили отсутствие лапландца Муста, который

обычно шел на лыжах за последними санями. Глетчерный лед был

ровным и особенно больших трещин не имел, в связи с чем мы на

этот раз не связали себя канатом, сильно мешавшим движению.

Заметив исчезновение нашего дорогого помощника, мы

сделали остановку, и я послал лапландца Савио назад искать Муста.

Можно было предположить, что Муст потерял одного из молодых

псов, всегда во множестве следовавших за нашим караваном,

и без дальних разговоров бросился его искать. Далеко позади,

в нижней части ледника, на котором мы находились, я обнаружил

в бинокль несколько собак, стоявших рядом; следов же Муста не

было видно. Участок, на котором находились собаки, был

изборожден синевшими трещинами вдоль и поперек. Поэтому-то я и

беспокоился за судьбу Муста. Беспокойство возросло еще более,

когда я увидел, что лапландец Савио внезапно тоже исчез посреди

синевших на льду трещин.

Я послала туда двух людей на лыжах, чтобы они оказали

возможную помощь и разобрались в том, что произошло. Люди

поспешно умчались вниз по леднику с такой быстротой, что их не

останавливали и трещины, пересекавшие путь. Лыжники

становились все меньше и меньше, пока не обратились в две маленькие

черные точки, едва выделявшиеся среди стоявших на льду собак.

Час спустя, оба лапландца и люди, посланные им на помощь,

запыхавшись, вернулись на свои места возле саней. Лапландцы

сбросили верхнюю одежду, и на холоде от их разгоряченных тел

валил пар.

Произошло следующее.

Муст долгое время понапрасну искал молодого, особенно

ему полюбившегося пса, как вдруг услышал снизу, из глубины,

слабое тявканье.

С помощью других незапряженных собак, которые были при

нем, Муст разыскал, наконец, щель, из которой доносились

жалобные призывы животного. Однако видеть попавшую в беду

собаку он не мог. Мусту удалось обнаружить ее, лишь после того

как он сам влез в отверстие щели. Собака стояла на маленьком

выступе на глубине примерно 25 футов. Все попытки извелечь ее

не удавались.

Как только туда подоспел Савио, оба лапландца стали

совместно размышлять и придумали хороший план, к

осуществлению которого и приступили. Они стянули куртки и связали свои

прочные пояса. Один конец этого двойного пояса Савио

прикрепил к ремешку, продетому в штаны Муста, расставил свои

короткие ноги над бездонной щелью и велел Мусту спускаться туда,

где стояла и выла собака. После этого он вытянул Муста с

собакой наверх.

Оба лапландца выглядели гордыми и счастливыми, когда

присоединились к нам с молодым псом на руках. Трогательно было

вообще наблюдать, с каким самопожертвованием заботились

лапландцы о собаках. Описанный случай был не первым. Для

спасения собак они не раз рисковали своей жизнью.

9 А. Борхгревинк 129

Обычно молодым псам, когда они еще только бегали за

санями, мы давали что-нибудь тащить. Это делалось для того, чтобы

пораньше приучить их к работе. Такие псы, в противоположность

другим молодым собакам, будучи запряжены в сани сейчас же

начинали тянуть. Когда молодому псу исполнялось хотя бы

несколько месяцев, мы укрепляли вокруг его шеи упряжной

ремень и привязывали к нему пару лыж. И пес спокойно бежал

за санями, волоча за собой лыжи.

Я запретил спутникам двигаться по опасным ледникам

врассыпную. Канат так часто спасал нас от гибели, что постепенно

мы привыкли к ограничению движений. В конце концов каждый

освоился со своей ролью подчиненного звена в этой

извивающейся меж синевшими расселинами цепи людей, собак и саней.

Труднее всего было привыкнуть к канату лапландцам. Савио

однажды чуть не поплатился жизнью за свою неосторожность.

Как-то воскресным утром, когда мы все отдыхали после

совершенного накануне тяжелого перехода, он отправился один из

каменной хижины на остров Йорк к глетчеру Дугдейля. При

нем был пес Ларе. На беду под вечер выпало много снегу, который

сделал дорогу на глетчер вдвойне опасной. Савио ушел из

хижины рано утром и до полуночи не вернулся. В ожидании его

возвращения я все не ложился, так как отсутствие Савио меня

беспокоило.

Как только Савио появился в хижине и на его лицо упал свет

от жаровни, топившейся тюленьим салом, мне сразу стало ясно,

что с ним случилось что-то необычное. Однако я по опыту знал,

как неохотно делятся лапландцы своими переживаниями;

попытки выведать у них что-нибудь дают обычно противоположный

результат. Поэтому я был скуп на слова и не спрашивал его.

Савио мне показался чрезвычайно бледным, он кашлял и время от

времени хватался за грудь, по-видимому, испытывая боли. Мало-

помалу я выведал у него, что произошло.

Пробираясь утром по необозримым просторам ледника,

осторожно обходя синевшие щели, Савио внезапно потерял почву

под ногами. Белый снег, по которому он скользил, провалился

и Савио кубарем полетел в глубокую расселину.

— Рухнув на 60 футов вглубь,—рассказывал Савио,—я

посчитал, что все уже кончено и надеяться не на что. Я оказался

вверх ногами.Плечи были плотно, как клин, загнаны меж

ледяных стенок щели, так близко отстоявших друг от друга, что пока

удерживали меня от дальнейшего падения. Толстая меховая

куртка отчасти предохраняла меня; не будь ее, у меня была бы

сломана рука или нога.

Справа от меня ледяные стенки раздавались опять на ширину

4 футов, а глубже книзу разверзалась мрачная пропасть,

падение в которую было равносильно тому, что называется дорогой

в «вечную ночь». Уклонись я при падении хоть на один фут

вправо, я бы летел во мрак бог знает как далеко.

Голову я себе не ударил, но при нажимании на грудь ощущал

боли.

Медленно и осторожно я пытался перевернуться. Слева от

того места, где я находился, щель на протяжении 2—3 футов

была еще достаточно узка, чтобы предоставить мне возможность

держаться. Однако дальше влево также открывался синеющий

широкий провал, ведущий в бездонную пропасть. Понемногу

мне удалось освободить плечи и выпрямить голову. Упираясь

ногами в одну стенку и спиной в противоположную, я оказался

на корточках.

Со всех сторон окружал голубой лед. Дневного света я не

видел, так как футах в десяти над моей головой стенка щели

поворачивала под углом, и поэтому выходное отверстие было

скрыто от моих глаз. До меня доходило лишь туманное голубое

мерцание. Я не знал, как глубоко сорвался, но слышал над головой

слабо доносившийся до меня отчаянный вой Ларса. Из этого я

заключил, что упал на большую глубину.

Когда способность рассуждать вернулась ко мне полностью,

я понял, что о спасении думать нечего. Ледяные стены были

гладкими, как шлифованное стекло. Мне оставалось только одно—

звать на помощь. И я кричал часами не переставая. Звук,

однако, оставался как будто внутри расселины и тут же замирал.

Ларе некоторое время отзывался на мои крики, потом все