Впрочем, эти геологические образования характерны для ряда мест

вдоль океана и тянутся вплоть до могучих вулканов Эребус

и Террор.

Наконец мы добрались до лагеря, где друзья встретили нас

с ликованием. С того момента, как ледяной покров в бухте

затрещал, они стали сильно беспокоиться за нашу судьбу,

прекрасно представляя себе те трудности, с которыми связана

высадка на гористый берег. Когда же взломанный лед, неся на

себе сорванные с берега крупные тяжелые окатыши, устремился

в океан, тревога наших товарищей возросла еще более. Из

лагеря им были видны в бинокль камни на льду, но из-за

дальности расстояния они принимали их за нас. Вдобавок во время

шторма в открытое море была унесена еще часть собак. В

бинокль также можно было разглядеть, как они отчаянно

метались на небольших льдинах.

Поэтому в лагере решили, что нас унесло в океан, где мы,

несомненно, погибли.

Начальником лагеря во время моего отсутствия был Колбек.

Он пытался немедля пустить в ход последнюю китобойную

шлюпку, еще остававшуюся у экспедиции, чтобы прийти нам на помощь.

От этого плана пришлось отказаться, так как бухту забило

льдом, а в открытом море было сильное волнение.

Друзья считали нас безвозвратно погибшими, поэтому тем

сердечнее была наша встреча.

По своем возвращении я с грустью увидел, что здоровье

Гансона значительно ухудшилось. У него был плохой аппетит;

силы заметно покидали его; вдобавок он очень тосковал по

родине. Все мы, конечно, тосковали по ней, но Гансон и доктор

сильнее всего.

Изолированность на полярной земле давала себя уже и раньше

чувствовать, но работа и множество новых своеобразных

явлений, которые мы наблюдали, всецело занимали наше внимание

и способствовали поддержанию хорошего настроения. Лишь

6 К. Борхгревинк 81

в ночное время года, когда вся кая жизнь вокруг замирала, в наш

кружок закрадывалось уныние.

Уже 15 марта впервые мы увидели южное полярное сияние

(Aurora Australis).

Свет был очень ярок. Полосы его передвигались с юго-востока

на юго-запад, где свет как бы возникал все с новой и новой

силой. Длинные лучи двигались с большой быстротой.

Временами они, казалось, скользили вперед по дуге, чтобы затем

внезапно опуститься к земле. Цвет менялся от белого до

зеленого и желтого, временами как будто совсем терялся, а затем

снова вспыхивал на востоке. Это изумительное явление

природы наблюдалось с 9 ч. 30 м. до 10 ч.ЗО м. вечера. Вскоре вслед

за этим темное перисто-слоистое облако затмило звездный

небосклон и с юго-запада забушевал сильнейший шторм; скорость

ветра достигала 42 английских миль в час. Замечательно то, что

после сильного полярного сияния почти всегда наступала

штормовая погода.

17 марта в 9 часов вечера мы наблюдали полярное сияние

на севере. Свет распространялся кверху, изгибаясь к зениту в виде

огромной дуги и достигал прямо над головой наибольшей силы.

В 9 ч. 45 м. он исчез. 7 апреля снова видели великолепное

полярное сияние. Яркие лучи света поднялись за мысом Адэр

и протянулись в направлении созвездий Кентавра и Южного

Креста, пересекли меридиональную плоскость приблизительно

в 3 градусах к северу от зенита и снова опустились книзу, к

созвездиям Большого Пса и Ориона. Лучи сверкали и двигались

с большой быстротой. Самые яркие из них имели красноватый

отсвет. Наибольшей интенсивности достигло сияние в 8 час. 50 м.

вечера и исчезло в 9 ч. 10 м. Температура держалась на уровне

6 градусов; при наступившем затем ветре с востоко-юго-востока

она уменьшилась. 19 апреля чудный свет снова засверкал над

нашим лагерем. Мы увидели его в 7 часов вечера, а в 7 ч. 30 м.

он почти исчез. В зените была видна корона, граница сияния

лежала у созвездий Южного Креста и Кентавра, примерно в

десяти градусах к северу от Сириуса и в пяти градусах к северу

от Ориона. На следующий день дул опять сильный ветер с

востоко-юго-востока.

Как уже упоминалось в свое время, мы обнаружили следы

глубоководной фауны у самого берега южнополярного

континента. В истории экспедиции это составляло одну из

интереснейших страниц.

Как-то утром мы с Гансоном бродили по северо-западному

берегу нашего полуострова, присматриваясь к переменам,

происшедшим после предшествующих штормов. И внезапно оба,

как по уговору, »остановились: под нашими ногами лежали семь

изящных морских звезд.

Перед нами развернулась новая область исследований.

В научных кругах придерживались ранее того мнения, что у бе-

регов южно-полярного континента вообще не существует жизни.

Теперь же подтверждалось сообщение, которое я сделал на

Географическом конгрессе 1895 года.

Мы приступили к тщательному обследованию не только

побережья, но и морского дна у берега. Работа происходила не в

тепле; нашим насквозь закоченевшим рукам в перспективе

угрожал хороший ревматизм. Все это напоминало о тех днях, когда

мы занимались перевозкой снаряжения с судна на сушу, но зато

теперь мы всегда бывали вознаграждены, возвращаясь в лагерь

с богатым набором полипов, медуз и других беспозвоночных.

В дальнейшем мы сделали еще много открытий в этой области.

Праздником для всех был тот день, когда мы поймали рыбу.

И впрямь, у берега антарктического материка была богатая жизнь.

Первую рыбу поймал Гансон, который долгое время тщетно

пытался это сделать с помощью бечевы. Он безуспешно

применял все мыслимые приманки, пока я не посоветовал ему забросить

блесну (жестяную рыбу) с крючком. В результате у нас скоро

оказалось пять видов рыб длиною от 6 до 14 дюймов.

Окраска их была различной: от зеленой—до коричневой и

красновато-коричневой. У некоторых была широкая голова

и далеко отстоящие друг от друга жаберные щели; другие же

выделялись узкой и заостренной формой.

Я остановлюсь в дальнейшем более подробно на отдельных

видах и на их особенностях.

Открытие имело для нас не только научный интерес. Быть

может, рыба окажется съедобной и вкусной и обеспечит нас

столь желанной свежей пищей. Перспектива эта, после того как

мы так долго жили исключительно на консервах, была крайне

заманчивой. Мы заранее уже облизывались... А пока осторожно

погружали первые сверкающие рыбы как коллекционные образцы

в спирт и формалин.

После того как блесны у нас были изготовлены в достаточном

количестве и с их помощью наловлено много рыб—больше, чем

требовалось для коллекций,—в один прекрасный день мы решили

приготовить их для еды. Заботливо зажарили с дюжину рыб.

Все стояли вокруг, вдыхая приятный аромат свежего блюда.

Осторожности ради я предложил бросить жребий, кому первому

отведать рыбу.

Быть может, они ядовиты, и было бы неразумно всем

нам сразу подвергаться опасности хотя бы легкого отравления/

Стали бросать жребий, но аппетит уже так разыгрался, что

все одновременно начали пробовать ароматное блюдо. Слишком

уж соблазнителен был запах, слишком мы истосковались по

свежей пище!

Для ловли рыбы мы обычно использовали естественные

отверстия во льду, но иногда обращались также к продушинам—

отверстиям, которые проделывают тюлени для дыхания: обидно

было тратить время, чтобы пробить двухметровую толщу льда.

Однако в этих продушинах мы находили мало рыбы. Бесспорно,

рыба опасалась тюленей и уходила в сторону от подобного рода

мест.

Случалрсь по временам, что, когда мы сидели, дрожа от

холода и ожидая, пока клюнет (мысленно уносясь за многие тысячи

миль отсюда, в другое полушарие—между нами говоря, в