Теперь предстояло использовать короткое антарктическое лето,

для того чтобы внедриться в южнополярные льды.

Нам предстояло пробыть еще два месяца в плавании

прежде, чем достигнем южнополярного континента. Мы выбрали

не наиболее короткий путь к месту назначения, мысу Адэр,

который лежит на 170° восточной долготы. Кратчайший путь

был опасен в том отношении, что западный ветер мог бы нас

слишком сильно отогнать к востоку. В этих широтах стоит только

быть снесенным ветром в сторону от цели, как становится почти

невозможным снова лечь на правильный курс. Поэтому мы

двигались на встречу южнополярному льду приблизительно вдоль

150° восточной долготы, то есть значительно более западным

курсом.

У меня были еще и другие причины придерживаться более

западного курса. Я хотел получить возможность обследовать

район островов Баллени и, в частности, тот участок, где Уилкс

в 1823 году3 нашел землю, что сэром Джемсом Россом позднее

не было подтверждено. Как известно, между этими двумя

исследователями разгорелся жаркий спор по вопросу о наличии там

земли.

На пути сквозь зону западного ветра нас сопровождало

огромное количество птиц. Преобладали капские голуби, альбатросы

и маленький черный буревестник (Oceanites oceanicus).

Буревестник вместе с коричневым альбатросом следовал за нами до

самой полосы льдов.

24 декабря мы находились на 51°47' южной широты и 152°13'

восточной долготы. Был сочельник. По этому случаю мы,

положившись на почтаря Нептуна, опустили в море деревянный ящик

с письмами. Письма эти до сих пор не дошли по адресу. В 1895

году примерно на этом же месте мы отправили приблизительно

таким же способом почту с «Антарктика». Письма аккуратно

сложили в бычий пузырь, врученный нам для этой цели

норвежским консулом в Мельбурне, и «почтовый мешок» был брошен

за борт. Едва это произошло, как подлетел большой

альбатрос и все проглотил.

Вечером мы справляли Рождество.

26 декабря мы находились на 53°26' южной широты.

28 декабря поднялся юго-восточный шторм. Волны были так

высоки, что время от времени перекатывались через палубу.

Собаки сильно страдали от непогоды. Пришлось загнать их

на полубак, и они были набиты там, как сельди в бочке. Как-то

раз судно зарылось носом в воду и всех собак накрыла волна так,

что ни один волосок не остался сухим; насквозь промокшая

шерсть замерзла. Им нигде нельзя было найти сухого местечка

для сна. А между тем чего собака не переносит, так это

именно невозможности обсохнуть. Вечером 28 декабря мы видели

экземпляр гигантского буревестника (Ossifraga gigantea), а также

пару темных альбатросов.

29 декабря пересекли шестидесятый градус широты. На

следующий день, 30-го, в южном направлении сверкнул утром лед,

и вскоре вслед за этим мы увидели в воздухе первого снежного

буревестника (Pagodroma nivea).

Мы поняли, что плавучие льды уже недалеко. Скоро поплыли

мимо судна отдельные льдины. Спустился туман, и температура

понизилась. Мы достигли льдов раньше, чем я ожидал, хотя на

том градусе долготы, который я избрал для продвижения к югу,

и можно было рассчитывать на раннее появление плавучих

льдов.

Появление льдов вызвало на борту оживление. Туман,

однако, стал очень густым, и видимость ухудшилась до предела.

Барометр упал, и мы медлили вступать в полосу льдов. Имело

смысл дождаться благоприятного момента—тихой погоды и

отсутствия волнения на море.

Кромка льда имела приблизительно два фута в толщину;

в полыньях была видна масса рачков. Вода казалась от них

совсем красной. В ту ночь никто не спал. Перед лицом первых

истинных трудностей у всех пропал сон. Один из моих

спутников записал в своем дневнике: «Ей-ей, мы теперь попали в

новый мир».

31 декабря на 62° южной широты и 159р25' восточной долготы

мы благополучно вошли в паковый лед. Глухие удары ледяных

глыб о крепкий нос «Южного Креста» можно было слышать и

ощущать даже в машинном отделении.

Мы только начали углубляться в пак, как заметили белого

тюленя (Lobodon carcinopaga), но не успели взять в руки оружие,

как он исчез.

Позднее препаратор Гансон обнаружил на льду другого

тюленя. Выяснилось, что это тоже белый тюлень, который спокойно

разлегся и спал. Ход судна затормозили, Гансон спустился на

лед, чтобы застрелить тюленя.

Гансон следующим образом описывает это в дневнике:

«Я быстро вскинул ружье и спустил курок, но выстрела не

последовало. Поскольку тюлень задвигался, я отбросил ружье

и поспешил к животному с острогой. Тюлень хотел удрать, но

в этот момент я нанес ему удар острогой. Удар возымел слабое

действие. Тюлень, понявший, что имеет дело с врагом, в

следующее же мгновение обрушился на меня всей тяжестью; избежать

этого нападения мне не удалось, так как я увяз в рыхлом снегу

по колени. Тюлень пытался вцепиться в меня своими зубами,

но это ему не удавалось, так как острога засела своим зубцом

у него во лбу, и я не выпускал ее из рук. Тем временем подоспел

один из матросов и помог мне убить зверя».

В дальнейшем мы обнаружили в различных пунктах еще

много тюленей. Гансон, Берначчи и Колбек убили, между

прочим, одного морского леопарда 10 футов 6 дюймов в длину,

спавшего на ледяной глыбе на расстоянии полумили от судна.

Все антарктические тюлени были как ручные и не обнаруживали

страха, пока мы на них не нападали. Они были полны

доверчивости к нам—они ничего не знали до этих пор о кровожадности

цивилизации! Больно бывает на душе, когда убиваешь тюленя,

особенно, когда при этом приходится пользоваться ножом.

Если стреляешь из ружья и попадаешь прямо в голову или

в сердце, то они быстро умирают; если же ударяешь ножом и не

попадаешь сразу прямо в сердце, то тюлень приподнимается

на ластах и смотрит на тебя величественно и укоризненно своими

большими, темными и влажными глазами; кровь его брызжет

в это время на чистый белый снег, и картина создается

удручающая.

В канун Нового года, когда часы стали бить двенадцать, мы

палили из пушек, стараясь произвести как можно больше шуму.

В этом нам усердно помогали собаки. Затем мы распили в каюте

по стакану грога и вспомнили наших друзей и знакомых в

далекой Европе.

В эту ночь стояла исключительно ясная, чудесная погода.

Полуночное солнце освещало необозримые белые равнины, в его

лучах вблизи судна розовели два айсберга.

Первый день Нового года сулил много хорошего. Впереди

была незамерзшая вода, и на протяжении нескольких часов нам

удавалось продвигаться к югу. Однако к середине дня льдины

стали все больше сплачиваться. Прошло еще немного времени,

и судно застряло во льдах.

Во второй половине дня мы пустили всех наших собак

пробежаться для моциона по льду. Одновременно с этим

большинство научных сотрудников и членов команды сделало лыжную

вылазку. Я тоже стал на лыжи и, перепрыгивая через полынью,

устроил себе ненароком холодную ванну. Отчасти были в этом

повинны яркие солнечные блики на белом снегу, отчасти мое

неумение правильно рассчитать расстояние между двумя

льдинами.

Я разбежался и прыгнул, понадеявшись на свои длинные лыжи,

не обратив внимания на то, что край льдины на другой стороне

полыньи значительно выше льдины, с которой я прыгал. К тому же

за время долгого морского пути мои лыжи отсырели и частично

потеряли эластичность. В результате они уткнулись снаружи

в край льдины, и я оказался в воде. Своими остриями обе лыжи