Дана Сидерос Ученик дурака © Дана Сидерос, текст, 2015 © Дана Сидерос, иллюстрации, 2015 © Издательство «Лайвбук», 2015 * * * Пятьдесят Вот человека человек несёт в кроватку из машины и поясняет: умотался – весь день был поезд и щенок; но человека человек бьёт металлическим, аршинным: забудь про ребра, кости таза, колени рук и локти ног; но человека человек находит, держит, ждёт карету, сидит у койки – слушать сердце, поить, подушки поправлять; но человека человек на два часа берёт в аренду, вздыхает: не хватает перца – молчит, глаза отводит блядь; но человека человек в отчаяньи, в бессильном гневе – полночи гладит по затылку и шепчет: ты поплачь, пройдёт; но человека человек, всю жизнь и на земле, и в небе любить и ждать клянётся пылко – и забывает через год; но человека человек с размаху по спине портфелем, а после вдруг целует звонко и убегает, хохоча; но человека человек искал, выслеживал неделю, сейчас у них борьба и гонка, один погибнет через час; но человека человек послал к анчару властным взглядом, но это в прошлом веке, вроде – неясно, что тут обсуждать; но человека человек… я понял, понял, всё, не надо, здесь едем дальше, не заходим, есть и другие города. август 2014 «Как ладьи изрезали плоть реки…» Как ладьи изрезали плоть реки как бобров утягивает под киль как ползут по полю волков полки у степи на холке торчком штыки как дрожат зайчишки в кустах ракит велики им сабельки и портки и сердечки зайчикам велики бьются рыбой в ребра стучат в виски а напишут мчались за мать отца трубы скажут выли кимвал бряцал хуже зайки серого нет бойца кроме страха зайке никто не царь он лежит в атаку не двинется тьмой плюёт война каракатица смерть губами чмокает ца ца ца не вдохнуть не поднять из травы лица зайка трус и тряпка и бездарь но только он найдёт нас сойдёт на дно только зайчик маленький сунет нос в самый гиблый омут в гнилую ночь страшно страшно тошно темно темно он дрожит от ушек до ватных ног но плетётся жалкий больной смешной за тобой и потом за мной август 2014 Морская
Остров Яблок уйдёт на дно, стоит этой луне наполниться до краёв молоком и льдом, округлиться, отяжелеть. Через семь безмятежных снов в город хлынет морская конница: сто зелёных, один гнедой. Каждый сад и каждую клеть разорвут, разотрут в песок. Вероятно, ты не поверишь, но всех живых заберут во сне, всех, не глядя на статус, стиль и характер. Море в висок поцелует каждого бережно и сомкнёт объятья тесней, успокоит и приютит. Накануне, всё обыскав, возмущенно отвергнув и креп, и флис, проклиная пояс и лиф, всё по комнате раскидав, я наглаживаю рукав, я готовлюсь к так и не встретились, собираюсь на не смогли, наряжаюсь для никогда. Бесполезная суета, но счастливая. Засыпающий остров ждёт, что грядущий день, будет тёплым и неплохим. Я спешу. На пяти листах я пишу про остров тебе, ищи: будут наволочки в воде, рыбки, яблоки и стихи. Но пока, за неделю до, остров дышит, хохочет, пьянствует, свадьбы мчатся, зевают псы, где-то лихо скрипит матрас, и наследники делят дом, и супруги сервиз фаянсовый бьют с досады, и некий сын подворотен, он всех бы спас, чует смерть и твердит о ней, только кто же услышит вздор его. Он единственный не заснёт, он увидит, как тонет сквер, он узнает морских коней и успеет подумать: «Здорово, бедняку на старости лет подфартило занять партер». июнь 2014 «Тот, кто летал…» Тот, кто летал, лежит на спине на простыне в тишине. Это если смотреть с земли. Если с неба – лежит на дне. Смотрит со дна и видит огни, шепчет: «Спаси-сохрани». Тот, кто летал, понимает, что, кажется, это за ним. Тот, кто летал, был весел и смел, всё раздал, что имел, взял, что посмел, был любим и глуп, черен от гнева, от боли бел. Тот, кто стоял за его плечом, просто однажды стал ни при чём, может, устал, заболел, забыл. Тот, кто летал, обречен выть от фантомной боли в крыле, тщетно пытаться отмыть стекло и изрыгать только хрип и треск, кашлять обрывками слов. Тот, кто летал – на остром свету. Взмыл и набрал высоту. На этажерке. Чадящий хлам. Думал, что будет ТУ. Вот он садится на пустоту, спрыгивает в пустоту, курит и гладит чужой самолёт: всё, остаёмся тут. Вот он идёт, и идёт легко, тянется след неровной строкой, пусто – ни мальчика, ни змеи. Свет облака молоко. Край. А за ним – тишина без дна. В бездне четыре смешных слона. Надо же, думает, вот те на. Как ты? шепчет жена. Кажется, легче, летал во сне. Мёрзну. Иди ко мне. апрель 2014 |
