Голосуйте поэтому за друзей октроированной конституции!
Но Монтескьё LVI принимает октроированную конституцию только для того, чтобы ее можно было вслед за тем пересмотреть и присягнуть ей.
Милейший Монтескьё! Раз ты принял конституцию, ты будешь ее пересматривать, лишь исходя из ее собственных основ, т. е. ты будешь ее пересматривать лишь постольку, поскольку это будет угодно королю и второй палате, состоящей из захолустных юнкеров, финансовых баронов, высших чиновников и попов. Этот единственно возможный пересмотр предусмотрительно указан уже в самой октроированной конституции. Он заключается в отказе от конституционной системы и в восстановлении старого христианско-германского сословного строя.
Это единственно возможный и единственно дозволенный пересмотр после принятия октроированной конституции, с чем не может не согласиться проницательный Монтескьё.
Практическая часть petites oeuvres Монтескьё LVI сводится, таким образом, к следующему: Голосуйте за Ганземана — Кампгаузена! Голосуйте за Дюмона — Штуппа! Голосуйте за Бранденбурга — Мантёйфеля! Примите октроированную конституцию! Выбирайте выборщиков, которые принимают октроированную конституцию! И все это под предлогом решения «социального вопроса».
Да и на кой черт нам предлог, раз речь идет об октроированной конституции.
Однако наш Монтескьё, разумеется, предпослал своему практическому наставлению, как разрешить «социальный вопрос», т. е. основной сути своего гигантского труда, также и теоретическую часть. Рассмотрим же эту теоретическую часть.
Глубокомысленный философ сперва объясняет, что такое «социальные вопросы».
«Итак, что же такое, в сущности, социальный вопрос?
Человек должен и хочет жить.
Чтобы жить, человеку нужны жилище, одежда, пища.
Жилище и одежду природа совершенно не производит, пища в диком состоянии растет весьма редко и далеко не в достаточном количестве.
Поэтому человек сам должен заботиться об удовлетворении этих потребностей.
Это достигается трудом.
Поэтому труд есть первое условие нашей жизни — без труда мы не можем жить.
У первобытных народов каждый сам строил себе хижину, сам изготовлял себе одежду из звериных шкур, сам собирал себе плоды для еды. Таково было первобытное состояние.
Но если человеку ничего не нужно, кроме жилища, одежды, пищи, если он, следовательно, удовлетворяет только свои физические потребности, он стоит на одной ступени с животными. Ибо то же самое делает и животное.
Но человек — существо высшее по сравнению с животным, ему нужно больше для жизни: ему нужны радости, он должен подняться до моральной ценности. А этого он может достигнуть лишь в том случае если он живет в обществе.
Но как только люди стали жить в обществе, условия их жизни совершенно изменились. Они скоро заметили, что работать гораздо легче, когда каждый отдельный человек исполняет только одну определенную работу. И тогда одни стали шить одежду, другие строили дома, третьи заботились о пище, и первые давали вторым то, чего у них не было. Так сами собой образовались различные профессии людей; одни стали охотниками, другие ремесленниками, третьи земледельцами. Но люди и на этом не остановились, ибо человечество должно идти вперед. Люди начали изобретать. Было изобретено прядение и ткачество, научились копать железо, выделывать кожи. Чем больше появлялось изобретений, тем разнообразнее становились ремесла, тем легче становилось земледелие, которому ремесло дало плуг и заступ. Одни области труда помогали другим, все были тесно связаны между собой. Потом стали вступать в общение с соседними народами. У одного народа было то, в чем нуждался другой, — последний же имел то, чего не было у первого. Начался обмен. Так возникла торговля, а с нею новая отрасль человеческой деятельности. Так поднималась культура — с одной ступени на другую. От первых элементарных изобретений через столетия дошли, наконец, до изобретений нашего времени.
Так возникли у людей науки и искусства, и жизнь становилась все богаче, все разнообразнее. Врач лечил больных, священник проповедовал, купец торговал, земледелец обрабатывал поле, садовник разводил цветы, каменщик строил дома, которые столяр снабжал домашней утварью, мельник молол муку, из которой булочник выпекал хлеб. Одно было тесно связано с другим; никто не мог стоять особняком, никто не мог самостоятельно удовлетворять свои потребности.
Таковы общественные отношения.
Они совершенно естественно возникли сами собой. И если вы сегодня произведете революцию, которая разрушит все эти отношения до основания, а завтра вы опять начнете жить сначала, то снова создадутся точно такие мое отношения, какие существуют теперь. В течение тысячелетий так было у всех народов земного шара. И если теперь кто-нибудь проводит различие между рабочими и буржуазией, то это наглая ложь. Мы все работаем, каждый по-своему, каждый по своим силам и способностям. Врач работает, когда посещает больного, музыкант — когда он играет танцующим, купец — когда пишет свои письма. Все работают, каждый на своем месте».
Здесь мудрость! Имеющий уши да слышит!
Итак, что же такое, в сущности, физиологический вопрос?
Каждое физическое тело предполагает известную тяжесть, плотность и т. п. Каждое органическое тело состоит из разного рода составных частей; каждая из них выполняет свою особую функцию, и взаимодействующие органы тесно связаны друг с другом.
«Таковы физиологические отношения».
Монтескьё LVI, этого нельзя отрицать, обладает оригинальным талантом упрощать науку. Пожалуйте патент (без гарантии правительства) для Монтескьё LVI!
Продукты труда производятся только трудом. Без посева нет жатвы, без прядения нет пряжи и т. д.
Европа с восхищением склонится перед великим гением, который здесь, в Кёльне, сам, без всякой помощи «Neue Preusische Zeitung», открыл эти истины.
В процессе труда люди вступают в определенные отношения друг с другом. Происходит разделение труда, более или менее разнообразное. Один печет, другой кует, один мутит [wuhlt], другой ноет [heult][172], Монтескьё LVI пишет и Дюмон печатает. Адам Смит, вот у кого тебе надо учиться!
И эти открытия, что труд и разделение труда являются условиями существования всякого человеческого общества, позволяют Монтескьё LVI заключить, что «различие сословий» соответствует природе, что разница между «буржуазией и пролетариатом» — «наглая ложь», что если бы даже «революция» сегодня разрушила до основания существующие «общественные отношения», то «снова создадутся точно такие же отношения, какие существуют теперь», что, наконец, безусловно необходимо избрать выборщиков в духе Мантёйфеля и октроированной конституции, если от всего сердца «сочувствуешь страданиям своих бедных братьев» и хочешь заслужить уважение Монтескьё LVI.
«В течение тысячелетий так было у всех народов земного шара»!!! В Египте был труд и разделение труда — и касты; в Греции и Риме труд и разделение труда — и свободные и рабы; в средние века труд и разделение труда — и феодалы и крепостные, цехи, сословия и т. п. В наше время есть труд к разделение труда — и классы, из которых один владеет всеми орудиями производства и жизненными средствами, между тем как другой живет лишь до тех пор, пока он продает свой труд, а продает он свой труд лишь до тех пор, пока покупка этого труда обогащает класс работодателей.
И разве после этого не ясно, как день, что «в течение тысячелетий у всех народов земного шара было то же самое», что в настоящее время происходит в Пруссии, ибо труд и разделение труда всегда существовали в той или другой форме? Или в действительности оказывается нечто обратное, а именно, что общественные отношения, отношения собственности, всегда ниспровергались как раз постоянными изменениями в способе труда и разделении труда?