Рисунок этот в достаточной мере даёт представление о неразумном способе застройки всего района, особенно вблизи реки Эрк. Берег реки здесь, на южной стороне, очень крут и достигает от 15 до 30 футов вышины; по этому крутому склону лепятся большей частью три ряда домов, причём нижний ряд поднимается из самой воды, тогда как фасад верхнего находится уже на уровне гребня холма и обращён на улицу Лонг-Миллгейт. Кроме того на берегу реки стоят ещё фабрики — одним словом, и здесь постройки расположены так же тесно и беспорядочно, как и в нижней части улицы Лонг-Миллгейт. Справа и слева множество крытых проходов ведут с главной улицы в многочисленные внутренние дворы; когда заходишь туда, сталкиваешься с такой грязью, с такой отвратительной неопрятностью, с которой ничто не сравнится; особенно это относится к дворам, спускающимся к Эрку; здесь находятся, бесспорно, самые ужасные жилища, которые мне когда-либо приходилось видеть. В одном из этих дворов у самого входа, там где кончается крытый ход, находится отхожее место, лишённое дверей и столь грязное, что обитатели двора могут попасть домой или выйти на улицу только через стоячую лужу гниющей мочи и испражнений. Это первый двор у реки Эрк выше моста Дюси-бридж, — сообщаю это на случай, если кому-нибудь захочется убедиться в справедливости моих слов; ниже, у самой реки, находится несколько кожевенных предприятий, заполняющих всю окрестность запахом разлагающихся животных отбросов. Во дворы, находящиеся ниже моста, спускаются большей частью по узким, грязным лестницам, и попасть в дома можно только через кучи мусора и грязи. Первый двор ниже моста называется Алленс-корт; во время холеры он был в таком состоянии, что санитарная полиция приказала его очистить и окурить хлором; доктор Кей даёт в одной брошюре^{75} вызывающее ужас описание тогдашнего состояния этого двора. С тех пор он, по-видимому, был частично снесён и заново отстроен; по крайней мере, если смотреть с моста, то и сейчас можно увидеть остатки развалившихся стен и высокие кучи мусора рядом с несколькими домами более новой постройки. Открывающийся с этого моста ландшафт — каменная стена в человеческий рост заботливо скрывает его от взоров не очень высоких прохожих — вообще характерен для всего района. Глубоко внизу течёт или, вернее, застаивается Эрк, узкая, чёрная, вонючая речка, полная грязи и отбросов, которые она откладывает на правый, низменный, берег. В сухую погоду на этом берегу остаётся целый ряд отвратительнейших, зеленовато-чёрных, гниющих луж, из глубины которых постоянно поднимаются пузыри гнилостных газов, распространяя запах, невыносимый даже наверху, на мосту, на высоте 40 или 50 футов над уровнем реки. Сама река к тому же на каждом шагу перегорожена высокими запрудами, у которых ил и отбросы скапливаются толстым слоем и гниют. Выше моста расположены кожевенные заводы; далее, ещё выше, расположены красильни, костомольни и газовые заводы, жидкие и твёрдые отходы которых сплавляются в ту же речку Эрк, которая кроме того принимает содержимое всех окрестных клоак и отхожих мест. Легко себе представить, какого рода осадки оставляет эта река. Ниже, за мостом, открывается вид на мусорные кучи, нечистоты, грязь и развалины во дворах на левом, высоком, берегу; дома высятся один над другим и вследствие крутизны склона видно по кусочку от каждого из них; все они закопчённые, ветхие, старые, с разбитыми стёклами и расшатанными оконными рамами; на заднем плане стоят старые казарменного вида фабричные здания. — На правом, низком, берегу виден длинный ряд домов и фабрик. Второй дом с краю — развалина без крыши — заполнен мусором, а третий построен так низко, что нижний этаж необитаем и поэтому не имеет ни окон, ни дверей. На заднем плане здесь находятся кладбище для бедных, вокзалы Ливерпульской и Лидсской железных дорог, а позади них работный дом, манчестерская «бастилия для бедных», которая, подобно цитадели, грозно смотрит с холма из-за высоких зубчатых стен на расположенные на другом берегу рабочие кварталы.

Вверх по реке за Дюси-бридж левый берег становится более отлогим, а правый, наоборот, более крутым, но состояние жилищ на обоих берегах ничуть не лучше, а скорее хуже. Свернуть здесь с главной улицы, всё той же Лонг-Миллгейт, влево — значит заблудиться; попадаешь из одного двора в другой, идёшь какими-то закоулками, узкими, грязными переулками и проходами, пока через несколько минут окончательно не запутаешься, уже не зная, куда повернуть. Везде наполовину или совсем разрушенные здания, в некоторых действительно никто уже не живёт, а здесь это очень много значит; в домах редко встретишь дощатый или каменный пол, но зато почти везде сломанные, плохо прилаженные окна и двери, и какая грязь! Везде кучи мусора, нечистот и отбросов, стоячие лужи вместо канав и запах, которого достаточно, чтобы сделать жизнь здесь невозможной для человека хоть сколько-нибудь культурного. Недавно, при продлении Лидсской железной дороги, пересекающей здесь Эрк, некоторые из этих дворов и переулков были снесены, но зато другие впервые открылись взору наблюдателя. Так, возле самого железнодорожного моста расположен двор, далеко превосходящий все другие своим грязным, отвратительным видом именно потому, что он раньше был так застроен со всех сторон, что с трудом можно было в него попасть; не будь бреши, пробитой постройкой железнодорожного моста, я сам никогда не нашёл бы этого двора, хотя мне и казалось, что я прекрасно знаю всю эту местность. По изрытому берегу, мимо кольев и протянутых на них верёвок для сушки белья, попадаешь в этот хаос маленьких одноэтажных домиков, большинство которых не имеет иного пола, кроме самой земли, и где одна-единственная комната является и кухней, и жилой комнатой, и спальней — решительно всем. В одной такой дыре, имевшей не более шести футов в длину и пяти в ширину, я видел две кровати — и что за кровати и постели! — которые, помещаясь между лестницей и очагом, как раз заполняли всю комнату. Во многих других лачугах я не увидел ровно ничего, хотя дверь была широко открыта и обитатели стояли у входа. У порога везде грязь и мусор; что под этой грязью есть нечто вроде мостовой, нельзя увидеть, она только ощущается то здесь, то там под ногами. Всё это нагромождение населённых людьми хлевов с двух сторон окружено домами и фабрикой, а с третьей — рекой. Кроме узкой тропинки вдоль берега оттуда ведёт наружу только один узкий крытый проход, выходящий в другой, почти так же скверно застроенный и такой же неопрятный лабиринт домов.

Но довольно! Так застроен весь берег реки Эрк. Это — нагромождённый без всякого плана хаос домов, более или менее близких к разрушению; запущенность внутри домов целиком соответствует окружающей грязи. Как могут живущие здесь люди быть чистоплотными? Ведь даже для удовлетворения самых естественных и повседневных потребностей нет необходимых условий. Отхожих мест здесь так мало, что они каждый день переполняются; или же они расположены слишком далеко, чтобы большинство обитателей могло ими пользоваться. Как этим людям мыться, когда поблизости имеется только грязная вода реки Эрк, а водопровод и колонки есть лишь в «приличных» частях города! Поистине нельзя винить этих илотов современного общества, если их жилища не чище свинарников, расположенных кое-где между их хижинами! Не стыдно же домовладельцам сдавать в наём такие жилища, как шесть или семь подвалов на набережной ниже Скотланд-бридж, пол которых находится по меньшей мере на два фута ниже уровня воды — при низкой воде — реки Эрк, протекающей в каких-нибудь шести футах отсюда, или как верхний этаж в стоящем на противоположном берегу, немного выше моста, угловом доме, нижний этаж которого необитаем и не имеет ни окон, ни дверей! А ведь подобные случаи нередки во всех этих местах, причём нужно заметить, что этот открытый нижний этаж за неимением лучшего постоянно служит отхожим местом для всего околотка!