Таким образом возникла эта громадная, заполняющая теперь всю Великобританию масса рабочих, социальное положение которых с каждым днём всё более и более привлекает внимание цивилизованного мира.

Положение рабочего класса — это положение огромного большинства английского народа. Вопрос о том, какова должна быть участь этих миллионов обездоленных, которые проедают сегодня то, что заработали вчера, которые своей изобретательностью и своим трудом создали величие Англии, которые с каждым днём всё более сознают свою силу и всё настоятельнее требуют своей доли в общественных благах, — этот вопрос со времени билля о реформе^[96] стал вопросом общенациональным. Все мало-мальски важные парламентские дебаты можно свести к этому вопросу, и если английская буржуазия до настоящего времени этого признать не хочет, если она пытается замолчать этот великий вопрос и выставить свои собственные интересы как интересы истинно национальные, то ей это вовсе не удаётся сделать. С каждой парламентской сессией вопрос о рабочем классе приобретает всё большее значение, а интересы буржуазии отступают на задний план, и, хотя буржуазия и является главной и даже единственной силой в парламенте, всё же последняя сессия 1844 г. представляла собой сплошные прения по рабочему вопросу (билль о бедных, фабричный билль, билль об отношениях между господами и слугами)^[97]. Томас Данкомб, представитель рабочего класса в палате общин, был центральной фигурой сессии, между тем как либеральная буржуазия, с её требованием отмены хлебных законов, и радикальная буржуазия, с её предложением об отказе платить налоги, играли очень жалкую роль. Даже прения об Ирландии были по существу лишь прениями о положении ирландского пролетариата и о том, как ему помочь. Да и давно уже пора английской буржуазии сделать уступки рабочим, которые не просят, а угрожают и требуют; ведь очень скоро, быть может, будет уже поздно.

Однако английская буржуазия и в особенности фабриканты, которые непосредственно наживаются на нужде рабочих, игнорируют эту нужду. Считая себя самым могущественным классом — классом, представляющим нацию, буржуазия стыдится раскрыть перед всем миром эту язву Англии; она не хочет признать бедственное положение рабочих, потому что именно на неё, на имущий класс промышленников, ложится моральная ответственность за это бедственное положение. Отсюда та насмешливая улыбка, с которой образованные англичане — а ведь только их, т. е. буржуазию, и знают на континенте — отвечают обычно на все разговоры о положении рабочих; отсюда характерное для всей буржуазии полное невежество во всём, что касается рабочих; отсюда смехотворные промахи, которые она делает в парламенте и вне его, когда заходит речь о положении пролетариата; отсюда её весёлая беззаботность в то время как почва уходит у неё из-под ног и может каждый день провалиться — и эта скорая катастрофа так же неизбежна, как действие закона механики или математики; отсюда то поразительное обстоятельство, что англичане не имеют ещё ни одной полноценной книги, посвящённой положению их рабочих, несмотря на то, что они уже бог знает сколько лет «изучают» и «улучшают» это положение. Но отсюда также и то глубокое возмущение всего рабочего класса, от Глазго до Лондона, против богачей, которые систематически эксплуатируют рабочих, а затем безжалостно бросают их на произвол судьбы. Это возмущение через недолгий срок — этот срок можно почти вычислить — выльется в революцию, по сравнению с которой первая французская революция и 1794 год покажутся детской игрой.

ПРОМЫШЛЕННЫЙ ПРОЛЕТАРИАТ

Последовательность, в которой должны быть рассмотрены различные отряды пролетариата, вытекает сама собой из вышеизложенной истории его возникновения. Первые пролетарии появились в промышленности и были её прямым детищем; поэтому мы прежде всего обратимся к промышленным рабочим, т. е. тем, которые занимаются обработкой сырья. Добыча материала для промышленности, т. е. сырья и топлива, приобрела значение лишь вследствие промышленного переворота, и только тогда мог создаться новый вид пролетариата, а именно рабочие угольных копей и рудников. В третью очередь развитие промышленности повлияло на сельское хозяйство и в четвёртую — на Ирландию, чем и определяется последовательность, в которой мы будем изучать соответствующие категории пролетариата. Мы также увидим, что, за исключением разве ирландцев, уровень развития различных рабочих находится в прямой зависимости от их связи с промышленностью, что, следовательно, промышленные рабочие лучше всех сознают свои интересы, горнорабочие уже хуже, а сельскохозяйственные рабочие ещё почти совсем их не сознают. Мы обнаружим эту зависимость также и в рядах самого промышленного пролетариата: мы увидим, что фабричные рабочие — эти первенцы промышленной революции — с самого начала и до настоящего времени являлись ядром рабочего движения и что остальные рабочие примыкали к движению в той мере, в какой их ремесло захватывалось промышленным переворотом. Таким образом, на примере Англии, наблюдая это соответствие между рабочим движением и промышленным развитием, мы лучше поймём историческое значение промышленности.

Но так как в настоящий момент почти весь промышленный пролетариат уже охвачен движением и положение отдельных его отрядов, именно в силу того, что они все заняты в промышленности, имеет много общего, то мы сначала изложим эти общие черты, чтобы потом тем более подробно рассмотреть отдельные группы в их характерных особенностях.

*************

Выше мы уже показали, каким образом промышленность централизует собственность в руках немногих. Она требует крупных капиталов, при помощи которых создаёт колоссальные предприятия, разоряя этим ремесленную мелкую буржуазию, и подчиняет себе силы природы, вытесняя с рынка ремесленника-одиночку. Разделение труда, использование силы воды и в особенности силы пара, применение машин — вот те три великих рычага, при помощи которых промышленность с середины XVIII века расшатывает устои старого мира. Мелкая промышленность создала буржуазию, крупная создала рабочий класс и возвела немногих избранных из рядов буржуазии на трон, но только затем, чтобы тем вернее когда-нибудь их низвергнуть. Пока же остаётся неоспоримым и легко объяснимым тот факт, что многочисленная мелкая буржуазия «доброго старого времени» была уничтожена промышленностью и выделила из своей среды богатых капиталистов, с одной стороны, и бедных рабочих — с другой^{{63} [98]}.

Но централизующая тенденция промышленности этим не ограничивается. Население так же централизуется, как и капитал; и это вполне естественно, ведь в промышленности человек, рабочий, рассматривается лишь как своего рода капитал, который сам себя предоставляет в пользование фабриканту, за что тот платит ему проценты под названием заработное платы. Крупное промышленное предприятие требует совместного труда многих рабочих в одном помещении; эти рабочие должны жить поблизости: даже при небольшой фабрике они образуют целый посёлок. У них есть известные потребности, для удовлетворения которых нужны ещё люди: ремесленники, портные, сапожники, пекари, каменщики, столяры селятся тут же. Население посёлка, в особенности молодое поколение, приучается к работе на фабрике, свыкается с ней; когда первая фабрика уже не может, что вполне естественно, обеспечить работой всех желающих, заработная плата падает, и результатом является обоснование в данной местности новых фабрикантов. Так посёлок превращается в городок, а городок в большой город. Чем больше город, тем выгоднее в нём обосноваться: тут и железная дорога, и каналы, и шоссе; выбор обученных рабочих становится всё больше; благодаря конкуренции в строительном деле и в производстве машин организация новых предприятий тут, где всё под рукой, обходится дешевле, чем в более отдалённых местностях, куда нужно предварительно доставить не только строительный материал и машины, но и строительных и фабричных рабочих; тут рынок, биржа, где встречаются покупатели; тут есть непосредственная связь с рынками сырья и сбыта готовых товаров. Этим обусловливается поразительно быстрый рост больших фабричных городов. — Правда, деревня, в свою очередь, имеет перед городом то преимущество, что там обычно можно дешевле нанять рабочих. Таким образом, конкуренция между деревней и фабричным городом не прекращается, и если сегодня преимущество на стороне города, то завтра заработная плата в деревне упадёт настолько низко, что станет более выгодным строить новые фабрики в деревне. Но централизующая тенденция промышленности остаётся при атом в полной силе, и каждая новая фабрика, построенная в деревне, носит в себе зародыш фабричного города. Если бы эта бешеная гонка промышленности могла так продолжаться ещё сотню лет, каждый из промышленных округов Англии превратился бы в один громадный фабричный город, и Манчестер и Ливерпуль встретились бы где-нибудь возле Уоррингтона или Ньютона. Эта централизация населения идёт тем же путём и в торговле, и потому несколько больших гаваней, как Ливерпуль, Бристоль, Гулль и Лондон, монополизируют почти всю морскую торговлю Великобритании.